МАТЕРИАЛЬНО-БЫТОВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ ТАГИЛЬЧАН В ПЕРВЫЕ ДЕСЯТИЛЕТИЯ СОВЕТСКОЙ ВЛАСТИ

ВЕСИ 2012 №6 \82\ ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ, ИСТОРИКО-КРАЕВЕДЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ

Александр Владиславович Ермаков Кандидат исторических наук доцент кафедры Отечественной истории Нижнетагильского государственного педагогического института

Фото Посёлок Нижнетагильского коксохимзавода. 1930-е гг.

Период с 1917 до начала Великой Отечественной войны – один из самых драматичных в истории Нижнего Тагила. За неполные четверть века тагильчане прошли через потрясения революции 1917 г. и гражданской войны, зигзаги нэпа, испытания первых пятилеток. Это был этап, когда историческое время спрессовалось, вместив в короткий промежуток столько трагических и драматических событий, на которые в более спокойные эпохи потребовались бы целые века.

В это время изменился статус Нижнего Тагила: заводской посёлок стал городом. Согласно утвердившейся в уральской литературе точке зрения, Нижний Тагил был преобразован в город только в 1919 г. При этом ссылаются на постановление Екатеринбургского губернского военно-революционного комитета от 20 августа 1919 г.1

Однако существуют и другие свидетельства о том, что статус города был получен Нижнетагильским заводом до 1919 г.

Во вводной статье энциклопедии «Города России» упоминается распоряжение Временного правительства, согласно которому Нижний Тагил вместе с Черемхово, Орехово-Зуево, Кимрами и рядом других населённых пунктов получил статус города ещё в 1917 г.2

Ещё одна точка зрения на этот вопрос содержится в монографии челябинского историка И.В. Нарского. Упомянув, что в январе 1918 г. была образована новая Екатеринбургская губерния, историк далее замечает: «В конце 1917 – начале 1918 г. только что пришедшие к власти уральские большевики энергично принялись за переименование и повышение статуса населённых пунктов, сделав таким образом символическую заявку на будущее переустройство мира.

Так в Вятской губернии Воткинский и Ижевский заводы были переименованы в города Воткинск и Ижевск, что позднее было признано и Комучем, а слобода Кукарка была переименована в город с семью волостями и программным названием Советск.

В уездные центры новой Екатеринбургской губернии превратились бывшие горнозаводские посёлки – Алапаевский, Каменский, Надеждинский, Нижне-Тагильский»3.

К сожалению, И.В.Нарский не указывает источника этой информации. Судя по контексту, придание Нижнему Тагилу статуса города произошло в конце 1917– начале 1918 г.

Белая администрация Нижнего Тагила официально именовала его Нижнетагильским заводом (т.е. заводским посёлком). Однако в текстах приказов и распоряжений белых комендантов наряду с упоминаниями Нижнетагильского завода встречается определение Нижнего Тагила как города.

Так, объявление о мобилизации, датированное 26 октября 1918 г., сделано от имени коменданта города и района Нижнего Тагила. В приказе «коменданта Нижне-Тагильского завода и его окрестностей» от 2 декабря 1918 г. содержатся примечательные оговорки: «Все граждане, имеющие сёдла должны сдать таковые в Управление коменданта города», «обыски и аресты в городе…»4.

В официальных областных справочниках советского периода годом признания Нижнего Тагила городом также указан 1917 г.5 Вопрос этот требует дополнительного исследования.

Период 1917 – конца 30-х гг. – это время резких колебаний численности населения Нижнего Тагила. Первая общероссийская перепись 1897г. зафиксировала наличие в Нижнем Тагиле 31 449 человек. Согласно данным земской статистики, население заводского посёлка в 1907 г. составляло 33 939 человек, а в 1909 выросло до 34 709 человек. К началу Первой мировой войны численность населения города практически не изменилась6.

В годы Первой мировой войны темпы роста городского населения Урала выросли. Если в 1897–1913 гг. городское население Пермской губернии росло в среднем на 5,1 % в год, то в 1913–1916 – уже на 6,1 %7.Увеличивалось и население Нижнего Тагила. В 1916 г. в нём проживало 44,0 тыс., а в 1917 г.– 47,0 тыс. жителей8.

Причиной быстрого роста населения стал приток беженцев из центральных районов России. Среди них были выходцы из Польши и Галиции9.

После начала гражданской войны вынужденная миграция продолжалась. В Тагиле оседало немало беженцев из Центральной России, спасающихся от преследований большевиков10.

В марте 1919 г. число жителей Нижнего Тагила приближалось к 50 тыс. человек. Этот процесс, который И.В. Нарский метко окрестил «вынужденной урбанизацией», хорошо просматривается на данных о численности населения различных частей посёлка (см. табл. 1).

Таблица 1
Изменение численности населения Нижнего Тагила по районам в 1907–1919 гг.11

Основная масса прибывающего населения концентрировалась в центральных частях города, где имелись крупные дома. Окраинные Гальянка и Ключи, в которых проживала преимущественно бедная часть населения и отсутствовали многоквартирные строения, росли гораздо медленнее.

Уход Белой армии из Нижнего Тагила в июле 1919 г. привёл к значительному сокращению численности населения. В марте 1920 г. в городе оставалось 40,9 тыс. жителей (83,5 %), а в августе 1920 г. первая советская перепись населения зафиксировала наличие в Нижнем Тагиле всего 37 799 человек.

Если в 1909 г. в Нижнем Тагиле на каждые 100 женщин приходилось 90 мужчин, то в 1920 г. на 100 женщин оставался всего 81 мужчина. Особенно удручающим было соотношение полов в возрасте 20–29 лет, на которые пришлась основная тяжесть военных потерь. В Нижнем Тагиле на каждые 100 женщин соответствующего возраста насчитывалось всего 63 мужчины12.

Окончательный удар по населению города нанёс ужасный голод 1921–1922 гг.

По данным всесоюзной городской переписи 1923 г., в Нижнем Тагиле оставалось всего 26 682 жителя. Со второй половины 1922 г., после хорошего урожая и по мере развёртывания преимуществ новой экономической политики и улучшения условий жизни людей, численность населения вновь стала увеличиваться.

По переписи 1926 г., численность населения города, которую он имел в 1920 г., была восстановлена и составила 38 820 человек.Среди городов Уральской области Нижний Тагил в 1926 г. занимал пятое место, уступая лишь Свердловску, Перми, Челябинску и Златоусту13.

Тридцатые годы стали периодом стремительного роста населения города. В январе 1929 г. население Нижнего Тагила равнялось 42 705, в июне 1930 г. – 54 100 человекам.

С первых месяцев 1931 г., когда началось строительство Новотагильского и Уральского вагоностроительного заводов, численность населения начинает быстро увеличиваться.

На 1 января 1931 г. в городе проживало 59 483 человека, на 16 апреля – 61 300, на 1 июня – 85 900 и на 1 января 1932 г. – 117 700 человек14.

По статистическим сводкам ЦУНХУ, на 1 января 1933 г. в городе проживало 126 тыс. человек, на 1 января 1935 г. – 150 тыс. Всесоюзная перепись 1937 г. показала наличие в городе 147 136 человек (некоторое сокращение численности населения можно объяснить уменьшением объёмов строительных работ и снижением размеров коллективов строителей). Последняя в 1930-е гг. перепись населения страны, проведённая в 1939 г., зафиксировала проживание в нашем городе 159 867 человек15

Годы предвоенных пятилеток были периодом самого быстрого увеличения численности населения Нижнего Тагила за всю его историю. Эта стремительность становится особенно наглядной при сопоставлении темпов прироста населения Нижнего Тагила. В 1850–1914 гг. среднегодовой темп прироста населения города составлял всего 0,79 %, в 1914–1920 вырос до 1,10 % (хотя за этими цифрами скрывается резкий рост в 1914–1919 гг. и последующее резкое сокращение численности населения).

В 1920–1926 гг. среднегодовой прирост составил 0,38 %. Зато с конца 20х гг. темпы прироста совершили стремительный скачок: 1926–1929 – 4,88 %; 1929–1932 – 40,21 %; 1932–1937 – 4,57 % и 1937–1939 – 4,25 %. В целом за 1926–1939 гг. среднегодовой прирост составил 12,5 %. Это был наивысший показатель за всю историю Нижнего Тагила. Вековая тенденция крайне замедленного увеличения численности тагильчан, действовавшая с 20-х гг. XIX в., была сломана.

Если отвлечься от утомительных цифр, то произошедшее можно охарактеризовать так: за век со второй четверти XIX до начала второй четверти XX в. к существовавшему Тагилу прибавился ещё один, а за три предвоенных пятилетия к уже имеющемуся городу добавилось ещё три!

Причины этой метаморфозы – начало строительства гигантов тагильской индустрии – металлургического, коксохимического, огнеупорного и вагоностроительного заводов.

Население Урала было достаточно редким, и найти рабочие руки на месте или привлечь их на новое место какими-то ощутимыми материальными благами из более населённых районов власть не могла. И она пошла по давно опробованному русской историей пути применения принудительного труда (вспомним времена Петра I).

С начала 30-х гг. это были раскулаченные-спецпоселенцы, а затем и всё растущее число заключённых колоний ГУЛАГа. Многие крестьяне самостоятельно приезжали в Нижний Тагил, стремясь спастись в городе от ужасов «социалистического преобразования деревни», затеряться от безжалостных властей на его многочисленных строительных площадках.

В спецпосёлках Уралвагонстроя (строительной организации, возводившей УВЗ) число раскулаченных возросло с января 1933 по март 1935 г. с 3,5 до 10 тыс. человек, составив весной 1935 г. треть населения Вагонки. Общее же число спецпоселенцев и заключённых колоний и тюрем в городе, по данным В.М.Кириллова, колебалось в 1932–1940 гг. от 10 до 21 тыс. человек. И в отдельные годы (например, в 1934-м) доходило до 14 % населения16.

Иными словами, примерно каждый десятый тагильчанин в годы первых пятилеток попал в наш город не по своей воле. Такие перепады в численности населения существенно влияли на быт тагильчан. Важнейшим элементом быта являются жилищные условия.

По данным переписи 1920 г., в Нижнем Тагиле насчитывалось 7,5 тыс. жилых домов и 6,2 тыс. нежилых построек. Из них 12,7 тыс. составляли одноэтажные строения, 992 – двухэтажные и 14 – в три и более этажей. Военные действия, про катившиеся через Нижний Тагил, не нанесли особого ущерба городу. Было уничтожено всего 17 строений.

В городе преобладали деревянные строения. Из 7791 городской квартиры 92,6 % располагались в деревянных домах, и только 5,1 % – в каменных (прочие – в домах из смешанных материалов). 29 квартир было расположено в подвальном этаже, 33 – в полуподвале, 6960 квартир – на первом этаже, 665 – на втором, 100 – на первом и втором этажах одновременно, и 4 – на третьем этаже. На каждую квартиру в среднем приходилось 1,4 комнаты.

Населённость жилого фонда была следующей: на одну квартиру приходилось 4,7 жителя (по городам Екатеринбургской губернии – 4,9), на одну комнату – 3,4 (по губернии – 3,1). 66 % всех квартир Тагила имели кухню. Благоустройство жилого фонда было минимальным. 39,5 % квартир имели электрическое освещение, остальные обходились керосиновыми лампами, свечами и лучинами. 4,9 % квартир имели ватерклозет, 59,4 % – отхожее место простого устройства.Ни водопровода, ни канализации в городе не было. 99 владений в городе имели колодцы с питьевой водой, прочие 6090 владений пользовались общественными колодцами и брали воду из прудов и речек.

Из коммунальных предприятий специальное обследование зафиксировало три пожарных части, ассенизационный обоз, лесопилку и похоронное бюро. В этом отношении Нижний Тагил значительно уступал другим городам Екатеринбургской губернии18.

Жилищные условия тагильчан в годы нэпа можно назвать относительно благоприятными, особенно если их сравнивать с периодом форсированной индустриализации конца 1920-х – 30-х гг. Обеспеченность жилой площадью в Нижнем Тагиле была весьма высокой, ни один крупный город или завод Урала не мог сравниться в этом плане с ним.

На жилищную ситуацию в городе в 20-е гг. влиял целый ряд факторов.
Во-первых, в Нижнем Тагиле, подобно другим городам и посёлкам страны, происходило перераспределение жилого фонда. Добротные дома, принадлежавшие местным предпринимателям, крупным служащим, духовенству, в течение 20-х гг. были муниципализированы и использованы частично под учреждения, а частично – под жильё для рабочих.

Во-вторых, военные действия в период гражданской войны, голод 1921–1922 гг. и другие социальные катаклизмы привели к сокращению жилого фонда.

В 1923 г. по сравнению с 1920 г. число квартир в городе уменьшилось на 7 %, с 7791 до 7277. В 1923 г. 1303 квартиры (18 %) пустовали. Сократилось число жилых домов, причём лишь небольшая часть из них была разрушена, а большинство перешло в разряд нежилых построек19.

К середине 20-х гг., по мере нормализации социально-экономической ситуации и восстановления численности населения, жилищный фонд был вновь плотно заселён.

По данным Всесоюзной переписи населения 1926 г., в Нижнем Тагиле 75 % рабочих и членов их семей проживали в собственных домах (по Уральской области этот показатель равнялся 59,7 %). Средний размер жилой площади, приходящейся на одного человека, составил в Нижнем Тагиле в 1926 г. около 6,4 кв. м, в том числе в семьях рабочих 5,8 кв. м (по Уральской области последний показатель равнялся всего 4,7 кв. м).

Хотя по сравнению с другими городами Урала положение Нижнего Тагила было наиболее благоприятным, следует учесть, что и в нашем городе отставание от санитарных норм было велико. Предельно допустимая санитарно-гигиеническая норма жилищной обеспеченности в 20-е гг. составляла 8 кв. м на человека. В Нижнем Тагиле в 1926 г. такую обеспеченность имели всего 18,9 % рабочих города и членов их семей (по Уральской области – 12,7 %), 43,6 % располагали от 4 до 8 кв. м на человека (по Уральской области – 37,4 %), прочие 37,3 % – до 4 кв. м (по области – 49,9 %)20.

Число новых зданий, построенных в городе в 20-е гг., было относительно невелико. В 1926–1927 гг. у горы Лисьей был воздвигнут трёхэтажный набивной шлакоцементный дом. Это был, пожалуй, первый многоквартирный дом Нижнего Тагила.

Позднее появились четырёхэтажное шлакоблочное здание школы ФЗО (позднее – здание индустриального техникума трудовых резервов), четырёхэтажный дом на Вые, городской банк, гостиница. В 1928 г. вошёл в эксплуатацию первый в городе Дом культуры железнодорожников и стадион.

Первое десятилетие советского Тагила, посвящённое в основном восстановлению и реконструкции существующих предприятий, не внесло заметных изменений в облик самого города. Те же «три конца» – кержацкие ключи, где жили рудокопы и углежоги; Выя, где с давних пор обосновались туляки-металлурги, завезённые первыми Демидовыми; да Гальянка, заселённая потомками бывших черниговских крепостных, занятых на золото-платиновых приисках.

В центре, в четвёртой части города, – булыжная мостовая, узкие деревянные тротуары и несколько двухэтажных зданий бывших купеческих особняков. В основном же в городе преобладали грязные не мощёные ухабистые улицы, обрамлённые покосившимися от времени, вросшими в землю и закопчёнными деревянными избами21.

Таблица 2 Численность населения Нижнего Тагила (человек)17

Революция 1917 г. и гражданская война отрицательно сказались на быте населения России в целом и Нижнего Тагила в частности. Постоянным спутником тагильчанина вплоть до начала 20-х гг. была галопирующая инфляция, которая значительно обесценивала заработную плату.

Стандартный месячный потребительский набор из 24 предметов (используемый статистиками 20-х гг. для расчёта стоимости жизни) включал в себя следующие продукты (в фунтах): мука ржаная –40, мука пшеничная – 20, крупа – 7,5; картофель – 40, капуста – 9, свёкла – 4,5; лук – 1, мясо (говядина) – 7,5; коровье масло – 1, масло растительное –1, рыба (сельдь) – 1,8; сахар-рафинад– 2, соль – 2, молоко – 12 бутылок и яйца – 6 штук. Кроме того, в него входили 2 аршина ситца, 6 фунтов керосина, 3 коробки спичек и некоторые другие промышленные товары.

Стоимость такого набора в Нижнем Тагиле в 1913–1914 гг. (среднемесячная) составила 6 руб. 35 коп., в сентябре 1916 г.– 18 руб. 50 коп., в феврале 1917 г. –29 руб. 30 коп., в мае 1918 г. – 115 руб. и в августе 1919 г. – свыше 340 руб. В июне 1921 г. стоимость бюджетного потребительского набора достигла астрономической суммы в 543 тыс. руб., а в декабре 1922 г. – 138 млн руб.22

Данные за 1918–1922 гг. относятся к Тагилу под властью красных. Ситуация в Тагиле под властью белых была аналогичной. Цены на рынке в конце 1918 – первой половине 1919 г. также постоянно росли. Так, в декабре 1918 г. пуд пшеничной муки стоил 25 рублей, в феврале 1919 г. – 68–70 рублей, весной 1919 г. – уже 130 рублей.

Между тем, месячный заработок рабочего на приисках составлял зимой 1919 г. около 450 рублей, учителя тагильских школ осенью 1918 г. имели оклад 400 рублей. Пианистка А.И.Шорина из кинотеатра «Иллюзия» получила за ноябрь 1918 г. 347 рублей, кассирша С.Ф. Дунаева – 173 рубля, контролёрши Калинина, Караваева, Лезова и Борисова – от 25 до 120 рублей (в зависимости от проработанных дней, исходя из месячного оклада 150 рублей).

Оклад механика в этом кинотеатре составил 400 руб., скрипача – 300, афишёра – 200 и поломойки-истопницы – 150. В январе 1919 г. оклад смотрителя заводского театра В.А.Цыкина составил 400 рублей, сторожа А.Ф.Усова – 250 рублей.

Следует учитывать, что безработица в «белом» Тагиле имела широчайшее распространение и твёрдый заработок имели далеко не все23.

Уже в 1917 г. в городе начались трудности с обеспечением продовольствием и промышленными товарами.

Летом 1917 г., как вспоминал позднее рабочий И.Г.Баранов, «выписки жалования затягивались. Промтовары неизвестно куда девались. Продовольственные управы работали никуда не годно».

В конце 1917 г., по воспоминаниям другого тагильчанина И.М. Пылаева, «…продовольствием дело шло всё хуже и хуже… В декабре создалось тяжёлое положение: ни денег, ни хлеба и ни овса»24.

В январе 1918 г. новый большевистский совет послал в Шадринск уполномоченных для закупки хлеба для населения. Однако продовольственные агенты во главе с рабочим Звонарёвым не выполнили задание, растратив народные деньги. Над городом нависла угроза голода.

16 января 1918 г. возмущённые тагильчане собрались на главной площади Нижнего Тагила перед памятником Свободы (переделанным из памятника Александру II), требуя выдачи им виновных. Митинг продолжался с обеда до ночи. Председатель совета Д.Н.Добрынин, выступая перед толпой, заявил, что не допустит самосуда, и незадачливые продагенты будут наказаны «законным порядком». Среди митингующих возникли слухи о намерении большевиков укрыть своих ставленников от ответственности.

Часть толпы двинулась к зданию совета. Раздавались требования к большевикам, расписавшимся в собственной беспомощности, отдать власть другим. Красногвардейцы, охранявшие совет, начали стрелять залпами в воздух. Но несколько пуль попали в толпу. Пролилась кровь.

Эти первые плоды большевистского правления оказались столь горькими, что ночью, не выдержав угрызений совести, Д.Н.Добрынин застрелился.

Из Екатеринбурга в помощь тагильским большевикам был прислан вооружённый до зубов отряд матросов во главе с П.Д.Хохряковым. Несколько недель эти «агитаторы» вместе с местными вооружёнными большевиками «убеждали» тагильчан в правильности новой власти25.

Председатель Нижнетагильского совета Д.Н.Добрынин.

Постепенно власти удалось наладить хлебозаготовки. Сначала хлеб поставлялся из Шадринского уезда. С мая 1918 г., когда чехословацкое восстание привело к захвату белыми Зауралья, хлеб для Тагила стали заготавливать в Прикамье. За лето и начало осени 1918 г. там было заготовлено для Тагила 50 тыс. пудов муки.

С начала октября 1918 г. по середину июля 1919 г. Нижний Тагил находился под контролем белогвардейской администрации. Несмотря на смену властей, продовольственный вопрос по-прежнему оставался острым. Данные о питании населения за вторую половину 1919–1920 гг. свидетельствуют, что хотя массового голода не было, питание большинства тагильчан было скудным. Недоедание наиболее сильно проявлялось в весенне-летние месяцы, когда заканчивались запасы предыдущего урожая.

Во второй половине 1921 – первой половине 1922 г. разразился настоящий голод, который унёс жизни нескольких тысяч горожан. Ситуация со снабжением рабочих Нижнего Тагила в это время была очень тяжёлой.

Десятник Высокогорского рудника Иван Михайлович Пылаев вспоминал: «Горняки, на своей спине испытавши власть белых, очень дружно берутся за работу, хотя и голодны, разуты, раздеты…

Горностаев Ефим Егорыч [председатель объединённого рудничного комитета – А.Е.] добыл немного муки и картофеля. Он добыл также лаптей и ниток. Рабочие радуются, получают муку и тут же в замере начинают печь лепёшки. Некоторые товарищи, надевая лапти, говорят: «Обуты!».

Фёдор Данилович Козьмин делит нитки для починки одёжи. Он даёт конец нитки одному из товарищей, велит бежать до определённого места. Добежал–стоп, нитка обрывается, и товарищ получает её. Берётся следующий… Организуем свою столовую, варим суп. Если в суп ложат немного крупы и картофеля – считаем хорошим, а если в котёл попадает иной раз конина – очень хорошим»26.

Только хороший урожай 1922 г. положил конец жатве смерти. По мере развёртывания новой экономической политики снабжение тагильчан улучшалось.

На 1 апреля 1924 г. в городе действовало 221 торговое предприятие, в том числе 199 частных, 14 кооперативных и 8 государственных. По размерам товарооборота частные предприятия уступали и кооперативным, и государственным (соответственно 5,2 %, 44,9 % и 49,9 % за полугодие октябрь 1923–март 1924 г)

Следует особо отметить роль кооперации. Члены потребительской кооперации получали при покупке значительную (до 10 % и выше) скидку.

На 1 июля 1924 г. Нижнетагильское потребительское общество располагало в городе десятью лавками, а число активных пайщиков составляло 3922 человека (то есть каждый восьмой житель).

Существенную роль играло и заводское снабжение. В 1928 г. в городе работали 157 частных лавок, 51 кооперативный и 15 государственных магазинов. Питание населения значительно улучшилось.

Таблица 3 Торговые заведения Нижнего Тагила в 1928 г.27

Данные по Екатеринбургской губернии свидетельствуют, что если в сентябре 1921 г. калорийность дневного рациона горожанина не превышала 2500 килокалорий, в период голода в феврале 1922 г. опустилась до 2200–2300 килокалорий, то с ноября 1922 г. она не опускалась ниже 3000–3100 килокалорий. Выбор продуктов и промышленных товаров в торговых лавках и магазинах был достаточно широким и доступным значительным слоям тагильчан.

Так, при заработной плате рабочего Средне-Уральского металлургического треста (куда входил и Нижнетагильский завод) в 1923/24 хозяйственном году в 291,96 золотых рубля (24,33 золотых руб. в месяц) средние базарные цены в этом году в Нижнем Тагиле были следующими: мука ржаная – 111 коп. за пуд, мука пшеничная – 187 коп. за пуд, картофель – 39 коп. за пуд, яйца – 49 коп. за десяток, масло топлёное – 68 коп. за фунт, сахар-рафинад – 49 коп. за фунт, корова дойная – 86 руб., лошадь средняя крестьянская – 121 руб., соль– 3 коп. за фунт, керосин – 7 коп. за фунт, ситец – 45 коп. за аршин, сапоги– 14 руб. 90 коп. за пару28.

Сравнивая начало и середину 20-х гг., штабельщица Высокогорского железного рудника Авдотья Максимовна Андрейцева вспоминала: «В голодуху мы робили хорошо… Вот, бывало, в лавке навесят тебе фунт муки да щепотку соли. Голодному трудно робить, а робили…Уж очень мы трудно двадцать первый год пережили. Потом стало налаживаться. По мешку ржаной дали, мясо давали, материю давали. Проса по пол-пуда отпускали. Жисть-то и пошла веселее…»29.

Конечно, и в 20-е гг. были сложности.В сводках ОГПУ летом 1924 г. отмечалось, что зарплату на Нижнетагильском заводе выдали с задержкой в 4 месяца (в июле – только за апрель).

В феврале 1926 г. в Тагиле произошли волнения завербованных на лесозаготовки рабочих из Белоруссии.Поводом для них послужило грубое нарушение руководством Нижнетагильского металлотреста своих обязательств (несвоевременно выдавались продукты, к тому же недоброкачественные, не выдана спецодежда, не оказывалась медицинская помощь больным и т.п.).

В октябре 1926 г. в Тагиле, как и в других районах Урала, имели место очередные продовольственные затруднения. Как отмечалось в сводке ОГПУ за сентябрь 1926 г., рабочие «снабжались мукой с большими перебоями» и «в крайне недостаточном количестве». Это привело к росту прогулов, поскольку многие рабочие пытались решить продовольственную проблему самостоятельно, а также к «распространению всякого рода панических слухов и усилению антисоветской пропаганды»30.

Тяжелейшие испытания революции и гражданской войны сказались на качестве одежды населения. В 1917 – начале 20-х гг. оно вынуждено было пользоваться старыми запасами. При нехватке промышленных товаров в качестве материала женщины использовали мешковину, которая шла на юбки. Кофточки шили из марли. Значительная часть одежды была обменена на продукты питания на рынке.

Ещё хуже было положение с обувью. Её плели из полос ткани и верёвок, шили из парусины. Выручали и лапти, которые в особо торжественных случаях (например, к свадьбе) окрашивали ваксой в чёрный цвет.

По мере развития нэпа положение с промышленными товарами заметно улучшилось. Появились добротные шерстяные и хлопчатобумажные ткани, обувь. Оживилась деятельность частных портных, которые изготовляли верхнюю одежду и платье по журналам мод. Происходили изменения во внешнем облике и костюме молодёжи. Косоворотка стала принадлежностью лишь будничной, рабочей одежды, в праздники под костюм надевали сорочку с манжетами и носили её с галстуком или надевали манишку.

Основным видом обуви попрежнему оставались сапоги – хромовые, шевровые и, подешевле, – яловые, брюки чаще продолжали носить заправленными в сапоги и реже – навыпуск.

Новшеством в 20-е гг. стало значительное распространение одежды военного покроя. Её носили не только бывшие военнослужащие и работники тех учреждений, где она была обязательной, но и значительно более широкие слои населения. Особой популярностью пользовались френчи и галифе. Иногда их специально шили из подходящего материала. Кожаная одежда – куртки и брюки – стала отличительным признаком руководящих партийных и советских работников31.

Как справедливо заметила Е.А.Осокина, «…не стоит идеализировать нэп. Он не стал золотым веком ни для города, ни для деревни.Не изобилие, а относительное благополучие– островок между разрухой гражданской войны и голодной жизнью первой пятилетки – вот чем был нэп»32.

С началом так называемой «сталинской модернизации», с переходом к форсированной индустриализации и сплошной коллективизации, материально-бытовое положение тагильчан резко ухудшилось.

Сооружение гигантов тагильской промышленности началось в 1931 г. Первые строители Новотагильского металлургического завода располагались в палаточном городке.

Только в марте 1931 г. (спустя три месяца после начала строительства) был сооружён первый барак для строителей НТМЗ, а затем началась застройка двух новых барачных посёлков.

Работавшая на строительстве огнеупорного завода Н.Я.Новосёлова вспоминала: «В конце лета 1931 г. нас перевели на Огнеупорстрой. Вначале жили в палатках, рубили лес, пеньки динамитом рвали. Ямы потом водой заполнялись, мы её использовали для питья, стирки белья. Осенью, когда наступили холода, нас перевели из палаток в бараки…В общем, очень неустроенной была тогда наша жизнь. Рабочие со стройки уходили и уезжали туда, где получше».

Барачный городок был перенаселён. Дощатые стены, между которыми были засыпаны опилки, плохо спасали от холодной уральской зимы.

Инженер Н.С.Боташев так описывал изменения в облике города, произошедшие после начала сооружения НТМЗ: «Появились посёлки: Первая площадка, Вторая площадка, Центральный, Технический. Посёлки были разбросаны по контуру будущего завода, часть из них была прямо в лесу. На Второй площадке начали строить одновременно 102 барака, примерно столько же было и на Первой площадке, по речке Вязовке… За железной дорогой вырос палаточный городок»33.

Жилой фонд Новотагильского завода и его спутников – коксохимического и огнеупорного заводов – постепенно рос, но и в начале 1940 г. жильё на Техпосёлке (где проживала основная масса строителей и эксплуатационников) состояло из нескольких брусковых домов и множества бараков. При входе в барачный коридор обычно располагалась большая печка, на которой сушили одежду и обувь.

Вплоть до самого конца 30-х гг. бараки не делились на комнаты, а представляли собой сплошные ряды нар по обе стороны коридора или железных коек, застеленных соломенными матрацами. Семьи, проживающие в таких жилищах, в лучшем случае отгораживались кусками ткани, но часто и этого не было34.

Внутренний вид барака первых «тагилстроевцев».Март 1931 год. 

Аналогичными оказались и жилищные проблемы первостроителей Уралвагонзавода. Нижний Тагил был перенаселён, разместить их всех в старой части города не удалось. Поэтому было занято много пустых домов, имевшихся в соседней Салке. Туда два раза в день курсировал трудовой поезд.

На самой площадке и технический персонал, и рабочие жили сначала в шалашах. Затем появился палаточный городок. Наконец перешли к сооружению бараков. К началу 1932 г. было сдано 2690 кв. м жилой площади. Этого было явно недостаточно, и жилищный вопрос резко обострился.

Зиму 1931–1932 гг. вагоностроители провели в тяжёлых условиях. Большая часть работавших жила в Салке и Нижнем Тагиле, и поэтому ежедневно люди тратили по 6–7 часов на переезды, мёрзли в дороге. А те, кто жил в холодных бараках на площадке, простывали ночью.

Временный водопровод от Малой Кушвы несколько раз за зиму замерзал, часто оставляя площадку вовсе без воды. В этот период строительные работы также заключались, главным образом, в постройке бараков и 8-квартирных стандартных домов.

На 1 января 1933 г. весь жилой фонд площадки Уралвагонстроя составлял 48 тыс. кв. м. В центральном посёлке было заселено 35 каркасных бараков, 23 фанерных, 33 щитовых, 4 брусковых дома и 9 так называемых домов «РД» – одного из типов стандартного дома. В посёлке № 3 были 21 каркасный и 24 фанерных барака и на Красном бору – 9 каркасных бараков и один дом «РД».

Качество строительства было низким. «Утепление было сделано не везде и кое-как, – оценивал ситуацию Д.Н.Лоренцо. – Между тем зима выдалась очень суровой – морозы достигали сорока градусов. На площадке не было квартиры, где бы ночью не замерзала в вёдрах вода. Однажды главный инженер строительства задремал за чаем, а проснувшись, с разочарованием увидел в стакане лёд. По утрам часто воды не было даже чтобы умыться, а если и была, то её надо было разогревать. В бараках-общежитиях печки-времянки топились круглые сутки, для чего были выделены специальные истопники. Чтобы согреться, люди в бараках, часто недостроенных, ложились на нары прямо в одежде и тесно прижимались друг к другу, чтобы согреться. С наступлением вечера площадка погружалась в темноту. Электрическое освещение имелось в очень немногих домах»36.

Прирост жилого фонда УВЗ составил (в тыс. кв. м): за 1934 г. – 60,8, за 1935 – 42,5. Однако это не означало систематического улучшения жилищных условий работников Уралвагонстроя и Уральского вагоностроительного завода.

Хотя с 1936 по 1938 гг. жилая площадь УВЗ выросла более чем в 6 раз, обеспеченность жильём снизилась соответственно с 4,5 до 3,9 кв. м на каждого члена семьи рабочих.

Три четверти домов завода были брускового и барачного типа, без водопровода, канализации и отопления. Тем не менее Вагонка росла, превращаясь в новый крупный район города. В начале 1937 г. её население достигло 60 тыс. человек (около 41 % жителей Нижнего Тагила). На 23 новых улицах посёлка вагоностроителей располагалось 600 домов.

К началу 1941 г. жилой фонд УВЗ достиг 164 тыс. кв. м., около 58 % его состояло из постоянного жилья и 42 % – из бараков37.

Таблица 4
Жилой фонд некоторых строительных и металлургических предприятий Нижнего Тагила на 1 января 1940 г.35

На архитектуре и пространственном расположении жилых районов города крайне отрицательно сказалась ведомственность первых пятилеток.

Заводы Нижнего Тагила проектировались различными проектными организациями Москвы, Харькова и Ленинграда. Новые заводские посёлки также разрабатывались архитекторами первой и второй столиц страны. Рассогласованность действий проектировщиков сказалась на не совсем удачном расположении жилых кварталов (например, Вагонка, попала в зону господствующих ветров со стороны Новотагильского металлургического и коксохимического заводов). Попытки привлечь к проектированию города силы лучших архитекторов страны дали лишь частичные результаты.

Проекты жилых районов Красного Камня, «Ключики» и Вагонстроя, в разработке которых принимали участие известные советские архитекторы 30-х гг. М.Я.Гинзбург и И.И.Леонидов, так и не были реализованы. Дело ограничилось сооружением отдельных домов на Красном Камне и в Дзержинском районе.

Реализации грандиозных проектов 30-х гг. помешала не только война. Работа архитекторов велась разрозненно, координация деятельности различных архитектурных коллективов длительное время отсутствовала. Только в 1936 г. был утверждён окончательный вариант генплана Нижнего Тагила, а ещё спустя три года в городе организована первая проектная мастерская под руководством И.А.Комшилова для согласования проектов столичных архитектурных мэтров. Однако сколько-нибудь крупного вклада в развитие городской архитектуры это учреждение не внесло, а в годы войны его деятельность прекратилась.

В том же 1939 г. после длительных обсуждений правительство страны окончательно утвердило схему планировки Нижнего Тагила. В ней печально констатировалось фактическое наличие двух раздельных городов («существующего Тагила и посёлка Вагонстроя»)38.

Хотя к концу 30-х гг. в городе возникло уже немало новых жилых районов – на Уралвагонзаводе, руднике имени III Интернационала, техпосёлок металлургов, посёлки ТЭЦ, Красный бор, Валегин бор, Смычка, Красный Камень, Лебяжка и другие, они не удовлетворяли нужд города.

При росте населения Нижнего Тагила за три первые пятилетки в четыре раза жилой фонд города вырос только в 2,6 раза. Поэтому уровень обеспеченности жилой площадью, характерный для Нижнего Тагила первой четверти XX в., в годы первой пятилетки упал в 2,6 раза.Хотя с начала второй пятилетки он вновь стал увеличиваться, прежних размеров ему суждено было достичь только в первой половине 1960-х гг.

Общий уровень благоустройства тагильского жилья был минимальным. Только электрическим освещением пользовался почти каждый тагильчанин. Водопроводом, канализацией и центральным отоплением было оснащено всего 6–8 % жилой площади (см. табл. 5, 6).

Таблица 5 Рост населения и застройки Нижнего Тагила39

Таблица 6 Благоустройство жилищного фонда Нижнего Тагила (по состоянию на 1 января 1941 г.)40

Несмотря на ограниченность денежных средств, выделяемых на социальное развитие, происходят некоторые сдвиги в транспортной инфраструктуре города.

В 1934 г. начинается строительство городского трамвая, и в 1937 г. он был пущен в эксплуатацию. Движение первоначально происходило по трём линиям, протяжённостью 5,1 км, которые обслуживались 16 вагонами.

Всего за 1937 г. было перевезено 3,2 млн пассажиров, иными словами, каждый тагильчанин совершил за год всего 21 поездку.

В 1940 г. протяжённость трамвайных путей увеличилась до 17,5 км. Был открыт новый протяжённый маршрут Уралвагонзавод – центр города. Число перевезённых трамваем пассажиров возросло до 15 млн, а число поездок на одного жителя – до 83. Новый вид городского транспорта постепенно становился важнейшим средством передвижения, вытесняя традиционных извозчиков.

В 1933 г. на средства промышленных предприятий Нижнего Тагила было организовано автобусное сообщение по маршруту: Уралвагонстрой – Металлургический завод имени Куйбышева– Рудник имени III Интернационала.

В 1938 г. автобусный парк города состоял из 29 машин. Однако, в отличие от трамвайного, автобусное сообщение было крайне нерегулярным, кроме того, автобусы обслуживали лишь работников «своих» предприятий. В крайнем случае можно было воспользоваться услугами попутной грузовой машины (легковых было очень мало и ездило в них главным образом начальство)41.

Значительный рост населения, приток на стройки и предприятия города десятков тысяч новых людей в годы «сталинской модернизации» резко обострили бытовые проблемы в Тагиле. Главным для партии было производство, люди же всегда оставались на втором плане.

В конце 20-х гг. Нижний Тагил, подобно всем городам страны, вновь переходит на карточную систему.Торговля (впервые в мирное время)заменяется распределением.

Карточная система, действовавшая до 1935 г., не позволяла обеспечить все потребности тагильчан. Горожане были прикреплены к строго определённым распределителям, где они отоваривались. Как правило, полностью государство отоваривало только хлебную пайку.

Например, бурильщику Высокогорского железного рудника, снабжавшемуся по первому списку, полагался на месяц пуд муки. Прочие продукты (не говоря уже о промышленных товарах) люди порой не видели месяцами.

Для начальства и для иностранных специалистов, работавших по контрактам зарубежных фирм, были особые магазины-распределители и столовые, располагавшие широким выбором товаров и продуктов.

Снабжение основной массы тагильчан было скудным. В наиболее тяжёлом положении оказались спецпереселенцы, которые нередко ходили по помойным ямам и собирали отбросы.

На эти общие трудности накладывались проблемы новых жилых посёлков стремительно растущего города. Материально-бытовое обеспечение населения новых посёлков приходилось организовывать практически с нуля.

Так, отдел рабочего снабжения Уралвагонстроя (ОРС УВС) имел в первой половине 30-х гг. крайне скудную собственную продуктовую базу. Он был не в состоянии даже наладить снабжение продуктами, поступавшими на строительство в счёт выделявшихся фондов.

Не лучшим было положение и на Тагилстрое. Например, зимой в магазинах-распределителях хлеб приходилось не резать ножом, отмеряя очередную пайку, а подчас пилить пилой. Лишь после увеличения оборотных средств ОРСов Тагилстроя и Уралвагонстроя после второго приезда Г.К.Орджоникидзе удалось завершить постройку ряда магазинов, овощехранилищ и баз.

Вообще нарком обожал выступать в роли доброго Деда Мороза. Директор Высокогорского железного рудника А.А.Давыдов вспоминал, что при посещении предприятия в 1933 г. нарком узнал, что ВЖР сработал с большой прибылью. Обрадованный Орджоникидзе разрешил 50 процентов сэкономленных средств израсходовать на рудничные надобности.

Благодаря этому гора Высокая смогла израсходовать 350 тысяч рублей на собственную продовольственную базу, на благоустройство рабочих квартир, на ясли и детсады. Это сильно помогло улучшению бытовых условий рабочих и ИТР42.

На Уралвагонзаводе уже в июне 1931 г. приступили к постройке столовой, которую сдавали в эксплуатацию частями: сначала отделение для приготовления пищи, затем не обшитый с боков вплоть до поздней осени навес–«обеденный зал».

К годовщине революции на площадке был введён барак, в котором располагался закрытый рабочий кооператив – первый магазин Вагонки.

Другим новшеством стала первая коммунальная баня, пропускавшая в смену 30–50 человек, в зависимости от подачи воды, которую первоначально доставляли лошадьми в бочках.

Очень плохо работала сеть Нарпита на Уралвагонстрое. Даже в «литерной» столовой на второе блюдо обычно давали кашу из сечки, которая так готовилась, что имела крайне неприглядный вид.

Положение в начале 1933 г. стало столь напряжённым, что потребовалось специальное постановление Уралобкома ВКП(б) об улучшении бытовых условий вагоностроителей. Часть строителей были вынуждены снять с промышленных объектов и перебросить на культурно-бытовое строительство43.

Ситуация на других городских новостройках была не лучше вагонской.

В 1932–1933 гг. Нижний Тагил оказался во власти голода, охватившего всю страну. Распространение неизбежной спутницы голода – цинги –было столь значительным, что в июне 1932 г. городские власти запросили у областных экстренные поставки щавеля, картофеля, квашеной капусты, свёклы, моркови, ревеня, гороха.

Помимо карточек людей выручали свои огороды, скот и птица, но их держали в основном те, кто жил в собственных домах. Преимущественно это были жители старой части города, работавшие на возникших ещё до революции предприятиях.

Так, например, в апреле-мае 1929 г., по данным переписи рабочих промышленности, около 21 % рабочих Высокогорского рудника имели посевы, около 52 % – покосы, 56 % – огород, около 52 % – коров и около 43 % – рабочий скот.

В 1934 г. на Нижнетагильском металлургическом заводе из 8954 семей работающих 2500 (27,9 %) располагали собственными огородами. Число рабочих, имеющих личное подсобное хозяйство на новых предприятиях города (УВЗ, Новотагильском металлургическом заводе и других), было значительно меньшим44.

Другим подспорьем был рынок. Но географическое положение Нижнего Тагила, меньшая развитость сельского хозяйства в северных районах Свердловской области обусловили относительно небольшие объёмы продаж на рынках города. Руководство областной торговли совершенно справедливо включало Тагил «в города с ослабленным базарным привозом»45.

В расчёте на душу населения в Нижнем Тагиле продавалось в несколько раз меньше хлебных продуктов, мяса, животного масла, яиц, чем в большинстве других городов Урала.

Рыночные цены на продовольственную продукцию были более высокими, чем на продукты в сети нормированного снабжения.

В голодном 1933 г. при среднемесячной заработной плате тагильских рабочих в 100–200 руб. рыночные цены в городе колебались в следующих пределах (за 1 кг): ржаная мука (появлялась в продаже только эпизодически) – 7,5–14 руб., говядина – 13–20 руб., картофель – 1,8–3 руб. Литр молока стоил от 3 до 5 руб., а десяток яиц – 9–15 руб. К тому же нужно добавить, что открытая продажа муки на рынках города была чрезвычайно редкой.

Как отмечал информатор Тагильского городского финансового отдела Бурдаков, «…мучной подвоз совершенно отсутствует, бывает мука, которую до рынка не доносят и продают таковую где нибудь за углом или в стороне. Спрос на муку и другие продукты очень огромный, так как имеются перебои в плановом снабжении рабочих и служащих».

Спрос в огромной мере превышал предложение, поэтому «какие бы продукты питания на рынок не вывозились, всё покупается быстро», «реализуются так быстро, что всегда наблюдаются очереди у продуктов»47.

По мере постепенного улучшения экономической ситуации во второй и третьей пятилетках происходил рост продаж на рынках Нижнего Тагила, и рыночные продукты становились более доступными тагильчанам.

В 1940 г. среднемесячная заработная плата рабочего на Нижнетагильском коксохимическом, Новотагильском металлургическом и Уральском вагоностроительном заводах составляла соответственно 408, 407 и 442 рубля. Средние же цены на рынках города на 25 января 1940 и 1941 гг. были следующими (руб. за кг): мука ржаная–3,1; картофель–1,2; говядина–16 и 23; свинина 25 и 27. Литр молока стоил 4 руб., а десяток яиц соответственно 12 и 16 руб.48

Особенно тяжёлым в 30-е гг. было положение с промышленными товарами. Одежда, обувь, мебель и домашняя утварь стали настолько дефицитными, что ими часто награждали передовиков производства в качестве высшей награды.

Большинство тагильчан в 30-е гг. одевалось очень скромно. Так, например, известный тагильский журналист Ю.П.Злыгостев, составитель и литобработчик книги «Были горы Высокой», в 1930 г. предстал перед рабкором Григорием Быковым в таком виде: «Я взглянул на его ботинки и засмеялся: большие были, стоптанные и носки кверху загнуты, ровно елевый сук в погоду хорошую. Ну, и брючишки на нём не прыткие».

Как показало одно из ретроспективных исследований уральских социологов, факт приобретения первого выходного костюма в жизни людей 30-х гг. был одним из самых важных событий в жизни. Ветераны (спустя 40 лет) без особых усилий вспоминали год и месяц его появления, цвет, материал и даже те чувства, которые они при этом испытали50.

В 1935 г. карточная система в снабжении была отменена. Постепенно росло количество торговых заведений города.

В 1940 г. в Нижнем Тагиле работало 223 розничных магазина, 83 ларька, более 80 столовых и буфетов. Розничный товарооборот торговли в этом году составил 277 млн руб., а общественного питания – 46 млн руб.

К концу 30-х гг. материально-бытовое положение горожан немного улучшилось. В продаже стали появляться новые товары – электроплитки,электроутюги, патефоны, радиоприёмники, электрочайники. Правда, количество их было крайне невелико, и для большинства горожан они оставались экзотикой.

Но и во второй половине 30-х гг. нередко возникали перебои со снабжением населения отдельными товарами.

Один из таких кризисов разразился в конце 1936 – начале 1937 г. Перебои в снабжении населения хлебом привели к огромным очередям.

Специально посланный в Свердловскую область с проверкой работник Наркомата внутренней торговли СССР Хохлов в феврале 1937 г. констатировал: «Надо отметить, что не только в Свердловске имеют место очереди за хлебом, таковые ещё в большем размере мне пришлось наблюдать в Тагиле, там идя с вокзала в город в 4 часа ночи на улицах около хлебных магазинов были очереди от 200 до 250 человек»51.

Ещё более чудовищный кризис разразился в начале 1940 г.

Тагильчанка Прасковья Степановна Клементьева, мать двух детей 9 месяцев и 3,5 лет в отчаянии писала И.В.Сталину: «Кормить ребёнка совершенно нечем. Раньше хотя при консультации работала молочная кухня. Теперь она закрыта. Готовить не из чего. Все магазины пустые, за исключением в небольшом количестве селёдка, изредка если появится колбаса, то в драку. Иногда до того давка в магазине, что выносят людей в бессознательности. Иосиф Виссарионович, что-то прямо страшное началось. Хлеба, и то, надо идти в 2 часа ночи стоять до 6 утра и получишь 2 кг ржаного хлеба, белого достать очень трудно. Я уже не говорю за людей, но скажу за себя, я настолько уже истощала, что не знаю, что будет дальше со мной. Очень стала слабая, целый день соль с хлебом и водой, а ребёнок только на одной груди, молока нигде не достанешь. Если кто вынесет, очередь – не подступиться. Мясо самое нехорошее – 15 руб., получше – 24 руб. у колхозников. Вот как хочешь– так и живи».

Почти одновременно с письмом П.С. Клементьевой в ЦК ВКП(б) поступили письма тагильских коммунистов – учителя школы № 29 И.Н. Фролова и журналиста «Тагильского рабочего» С. Мелентьева. Более информированный Мелентьев приводил убийственные факты диких очередей, гибели скота в личных подсобных хозяйствах тагильчан52.

Результатом таких кризисов стало стихийное введение распределительной системы вновь, хотя она и не признавалась официально властями.

Таким образом, материально-бытовое положение тагильчан в 1917 –начале 1941 г. сильно зависело от политических процессов в стране. Дважды – в годы гражданской войны и голода 1921–1922 гг. и в период «сталинской модернизации» 30-х гг. – жизненные условия горожан ухудшались настолько, что часто ставили их на грань выживания

Примечания:

1 См., например: Нижний Тагил. 2-е изд. Свердловск, 1964. С. 277; 4-е изд. Свердловск, 1977. С. 150–151; Крупянская В.Ю. и др. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917–1970). М., 1974. С. 13; и др.
2 Города России: Энциклопедия. М.,1994. С. 8. Кстати, во всех этих городах, кроме Нижнего Тагила, годом получения статуса города назван 1917 г.
3 См.: Нарский И.В. Жизнь в катастрофе: Будни населения Урала в 1917–1922 гг. М., 2001. С. 48. Некоторые сомнения вызывает упоминание Алапаевского завода. Алапаевск получил статус города ещё в 1781 г. В начале XX в. имел статус заштатного города.
4 Нижнетагильский городской исторический архив (НТГИА). Ф. 404. Оп. 1. Д. 4. Л. 12, 133.
5 См.: Свердловская область: Административнотерриториальное деление на 1 января 1987 года.Свердловск,1987. С. 4.
6 Рождественская К. Краткая летопись Нижнего Тагила // Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 226; Россия: Полное географическое описание нашего отечества.Настольная и дорожная книга для русских людей.Т.5.СПб.,1914.С. 405.
7 Рассчитано по данным: Нарский И.В. Указ. соч. С. 125, 141.
8 Труды государственной комиссии по электрификации России ГОЭЛРО. Материалы по электрификации отдельных районов. М., 1964. С. 139; Нижний Тагил – из прошлого в будущее: История, перспектива застройки. Нижний Тагил, 1999. С. 26. Близкие данные приводит в своих воспоминаниях и известный тагильский краевед И.А.Орлов. По его утверждениям население Нижнего Тагила перед событиями 1917 г. насчитывало более 45 тыс. человек. См.: Орлов И.А. Вспоминая торговлю в Нижнем Тагиле // Уральская старина. Вып. 1. Екатеринбург, 1994. С. 85.
9 НТГИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1. Л. 160, 205. Уже к лету 1917 г. в Нижнем Тагиле проживала довольно многочисленная польская диаспора, которой не было до 1914 г. См.: Великая Октябрьская социалистическая революция: Энциклопедия. М., 1987. С. 410.
10 Так, в одном из типичных объявлений, данных Нижнетагильской волостной управой, сообщалось, что 34 рабочих-беженца из Ижевского завода «ищут себе нанятия». Перечислялись их имена и фамилии, указывались специальности (НТГИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 1. Л. 127).
11 Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С.226; НТГИА. Ф. 404. Оп. 1. Д. 13. Л. 302. Вместе с окрестными деревнями Горбуново и Фатеево население Нижнего Тагила в марте 1919 г. составляло 50 592 человека.
12 Статистический сборник Екатеринбургской губернии за 1922 год. Екатеринбург, 1923. С. 20, 32; НТГИА. Ф. 323. Оп. 1. Д. 7. Л. 1 об.–2.
13 Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 18–19.
14 НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 35. Л. 82; Уральское хозяйство в цифрах. 1931–1932 гг. Свердловск, 1933. С. 286–287, 295; Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 18–19, 26–27.
15 Свердловская область в цифрах. Краткий стат. справочник. Свердловск, 1936. С. 155; Всесоюзная перепись населения СССР 1939 года: Уральский регион. Сборник материалов. Екатеринбург, 2002. С. 327.
16 Дзержинский район: годы и люди. Екатеринбург, 2003. С. 16; Кириллов В.М. История репрессий в Нижнетагильском
регионе Урала 1920-е – начало 50-х гг. Ч. II. Нижний Тагил, 1996. С. 233–235.
17 Составлено по данным: Анимица Е.Г. Города Среднего Урала. Свердловск, 1983. С. 104; Крупянская В.Ю., Полищук Н.С.,Юхнева Н.В. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917–1970). М., 1974. С. 21; Нижний Тагил. Свердловск, 1945. С. 222, 226, 231–232; Нижний Тагил. Изд. 3-е. Свердловск, 1971. С. 23, 190; Уральское хозяйство в цифрах. 1931–1932 гг. Свердловск, 1933. С. 286–287, 295; НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 26. Л. 79; Свердловская область в цифрах. Краткий стат. справочник. Свердловск, 1936. С. 155; Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 18–19, 26–27.
18 Статистический сборник Екатеринбургской губернии за 1922 год. Екатеринбург, 1923. С. 36.
19 Уральский статистический ежегодник. 1923–24 г. Свердловск, 1925. С. 135.
20 Гаврилов Д.В. О жилищных условиях уральских рабочих в конце XIX – начале XX в. // Социальноэкономическое и правовое положение рабочих Урала в период капитализма (1861–1917 гг.). Свердловск, 1990. С. 52–56.
21 Нижний Тагил. 2-е изд. Свердловск, 1964. С. 179.
22 Статистический сборник Екатеринбургской губернии за 1922 год. Екатеринбург, 1923. С. 56.
23 Ермаков А.В. Социальноэкономические процессы в Нижнем Тагиле под властью белых // Учёные записки НТГПИ. Т. 2. Ч. 2. Нижний Тагил, 2002. С. 73.
24 Были горы Высокой. 3-изд. Свердловск, 1960. С. 178, 181.
25 Были горы Высокой. С. 184–185; Плотников Н.Ф. Большевики горнозаводского Урала в трёх революциях. Свердловск, 1990. С. 96–97.
26 Ермаков А.В. Указ. соч. С. 73; Были горы Высокой. С. 243.
27 Статистический справочник Тагильского округа Уральской области. Нижний Тагил, 1929. С. 62–63.
28 Уральский статистический ежегодник. 1923–24 г. Свердловск, 1925. С. 74.
29 Были горы Высокой. С. 233–234.
30 «Совершенно секретно»: Лубянка – Сталину о положении в стране (1922–1934). Т. 2. М., 2001. С. 129; Т. 4. Ч.1. М., 2001. С.129; Т. 4. Ч. 2. М., 2001. С. 626.
31 Крупянская В.Ю., Полищук Н.С., Юхнева Н.В. Культура и быт горняков и металлургов Нижнего Тагила (1917–1970). М., 1974. С. 235–237.
32 Осокина Е.А. За фасадом «сталинского изобилия»: Распределение и рынок в снабжении населения в годы индустриализации. 1927–1941. М., 1997. С. 37.
33 Цит. по: Васютинский В.Ф. Хранители «старого соболя». История трудового коллектива Нижнетагильского металлургического комбината.Свердловск,1990.С.111
34 Там же. С. 124.
35 НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 31. Л. 9.
36 Лоренцо Д.Н. Уральский вагоностроительный завод. М.; Свердловск, 1961. С. 49, 51, 57–58.
37 Лоренцо Д.Н. Указ. соч. С. 106; НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 214. Л. 43.
38 Журавлёва В.А., Ковалёва А.А. О генеральных планах строительства уральских городов в 1930-е годы // Урал в прошлом и настоящем. Ч. I. Екатеринбург, 1998. С. 415–416; Нижний Тагил. Екатеринбург, 1997. С. 76, 123; Нижний Тагил – из прошлого в будущее: История, перспектива застройки. Нижний Тагил, 1999. С.17.
39 Нижний Тагил – из прошлого в будущее: История развития, перспектива застройки. С. 26; Бакунин А.В., Цибульникова В.А. Градостроительство на Урале в период индустриализации. Свердловск, 1989. С. 34.
40 НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 31. Л. 15–15 об.; Д. 55. Л. 16.
41 Там же. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 12, 146; Маслов С. Самый народный и… бесплатный// Горный край. 2002. 28 февраля.
42 Были горы Высокой. С. 364.
43 Лоренцо Д.Н. Указ. соч. С. 51, 58.
44 История индустриализации Урала (1926–1932 гг.). Свердловск, 1967. С. 359; Денисевич М.Н. Индивидуальные хозяйства на Урале (1930–1985 гг.). Екатеринбург, 1991. С. 59, 71.
45 Продовольственная безопасность Урала в XX веке. Документы и материалы. Т. 2. Екатеринбург, 2000. С. 175.
46 Подсчитано по данным: Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 4372. Оп. 35. Д. 167в. Л. 25–26; Всесоюзная перепись населения 1937 года. Краткие итоги. М., 1991. С. 63–65.
47 НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 13. Л. 18–18 об., 19 об., 37 об., 40–40 об., 46 об., 63–63 об., 76–76 об., 81–82, 94–94 об., 119–119 об., 127– 127 об., 140–140 об.
48 Денисевич М.Н. Указ. соч. С. 179, 180; Антуфьев А.А. Материальное состояние рабочего класса Урала в годы Великой Отечественной войны // Материально-бытовое положение трудящихся Урала в условиях социализма 1937–1975. Свердловск, 1981. С. 85.
49 Рассчитано по: РГАЭ. Ф. 4372. Оп. 35. Д. 167в. Л. 26; НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 13. Л. 19, 37, 46, 62, 64 об., 82 об., 95 об., 100 об., 117 об., 120 об., 124 об., 134 об., 141 об.
50 Были горы Высокой. С. 393; Коган Л.Н., Павлов Б.С. Молодой рабочий: вчера, сегодня. Опыт социологического исследования образа жизни молодых рабочих 30-х и 70-х годов. На материалах Урала. Свердловск, 1976. С. 73.
51 Продовольственная безопасность Урала в XX веке. Документы и материалы. Т. 2. С. 169.
52 Кризис снабжения 1939–1941 гг. в письмах советских людей // Вопросы истории. 1996. № 1. С. 8–9, 11–13.