ИСТОРИЯ ОДНОЙ КОЛЛЕКЦИИ. ПАВЕЛ ГОЛУБЯТНИКОВ – СУДЬБА ПРИЗНАНИЯ
МУЗЕЙ И ВОЙНА: СУДЬБЫ ЛЮДЕЙ, КОЛЛЕКЦИЙ ЗДАНИЙ
Сборник докладов всероссийской научно-практической конференции 4—6 апреля 2016 года
ИЛЬИНА ЕЛЕНА ВАСИЛЬЕВНА, СМИРНЫХ ЛАРИСА ЛЕОНИДОВНА
Нижнетагильский музей изобразительных искусств
В собрании Нижнетагильского музея изобразительных искусств хранится единственная, и уже этим уникальная, коллекция произведений живописи и графики художника Павла Константиновича Голубятникова – ученика К.С. Петрова-Водкина. Сегодня его имя известно, но менее двадцати лет назад оно ничего не говорило даже специалистам. Более чем полувековое забвение художника является следствием не меры его таланта, а хода самой нашей истории.
Фото Автопортрет. 1910-е гг. Картон, цветная бумага, аппликация. Выполнен во время учебы у Н.К. Рериха.
Посмертное возвращение в отечественное искусство творческого наследия Павла Константиновича Голубятникова есть факт справедливой оценки всего того, что сделано автором за его короткую, но яркую жизнь.
Павел Голубятников – один из участников того сложного художественного процесса 1910 – 1930-х годов, который в последние три десятилетия вновь привлек к себе пристальное внимание целым рядом вновь открытых русских художников. Не являясь фигурами первой величины, они были той неотъемлемой частью, без которой невозможно создание целостного представления об общей картине развития искусства тех лет.
В 1990-х годах в научный оборот были введены имена таких учеников К.С. Петрова-Водкина, как А. Порет, Л. Чупятов,А. Лаппо-Данилевский, и дана адекватная оценка их творчеству. Сегодня имя П.К. Голубятникова – друга и верного последователя К.С. Петрова-Водкина в творческих исканиях и педагогической практике – заняло достойное место среди ведущих художников того периода.
Судьбы произведений искусства сродни судьбам человеческим – не всегда благополучны, часто драматичны. И осознание этого факта позволяет обострить проблему роли личности в сохранении художественного наследия. Произведения сами ничего не могут изменить в своей судьбе: они зависят от обстоятельств, в которые попадают, от своих владельцев, от веры членов семьи в талант художника и ценность его наследия, а также от знаний и убежденности музейных сотрудников.
В периоды лихолетий перемещение культурных ценностей всегда становится фактом исторического процесса. Годы Великой Отечественной войны отмечены беспрецедентным опытом спасения коллекций ведущих и провинциальных музеев, многие из которых были эвакуированы на Урал и в Сибирь: из 41 художественного музея страны, находящегося в ведении Комитета по делам искусств при Совете народных комиссаров, был вывезен в тыл 21 музей.
Но никто не считал количество произведений, спасенных родственниками и частными лицами. И если фонды музеев впоследствии возвращались назад, то судьбы произведений и целых коллекций, находившихся в руках частных владельцев, менялись кардинальным образом. Они нередко оседали в местах эвакуации, не раз гибли и безвестно пропадали, в идеальном случае – становились частью музейных собраний.
Среди эвакуированных на Урал художественных ценностей частных собраний и авторских коллекций были и работы Павла Константиновича Голубятникова, вывезенные из окруженного фашистами Ленинграда семьей1 погибшего от дистрофии художника.
Он умер в возрасте 50 лет в своей мастерской-квартире на Васильевском острове в первую, самую тяжелую блокадную зиму – 29 января 1942 года2. В день смерти художника зацвел его любимый алый цветок, ставший последней «краской» в жизни Павла Голубятникова. Символично… Слабое утешение для родственников, но, быть может, это знак будущего «возвращения» его имени?
Весной 1942 года дочь Вера, дежурившая на крыше дома, была контужена. Потом в дом попала бомба: многие работы пострадали, часть погибла, как и ценный труд по цветоведению. Вскоре приходит очередь эвакуации на Большую землю семьи Голубятниковых. Жена художника Ольга Петровна, думается, совершила настоящий подвиг – вывезла3, а затем сохранила творческое наследие мужа: все уцелевшие картины, снятые с подрамников и свернутые в рулон, все рисунки, архивные документы, тетради стихов… В Ленинград семья больше не вернулась, оставшись на Урале навсегда.
ЖИЗНЬ И ТВОРЧЕСТВО
Сын краснодеревщика, оформлявшего лучшие магазины Петербурга, в том числе и знаменитый Елисеевский, Павел Голубятников получил хорошее образование и, по всей вероятности, увлекался искусством с детства. Выросший в набожной семье, он был хорошо знаком с иконописью, что позволило ему в дальнейшем сделать точное замечание об истоках своего творчества – «я расту из древнерусской живописи»4.
Но лишь встреча на выставке «Мира искусства» в 1912 году с символическим для своего времени произведением К.С. Петрова-Водкина «Купание красного коня» предопределила его судьбу как художника.
В 1913 году Голубятников поступил в Академию художеств в класс Н.К. Рериха, который два года спустя из-за болезни покинул столицу, и давно увлекающийся математикой и астрономией Павел стал студентом физико-математического факультета Петроградского университета. Но тяга к художественному творчеству была сильна, и осенью 1918 года5 Голубятников круто меняет свою судьбу, поступив во ВХУТЕМАС в мастерскую К.С. Петрова-Водкина, где учится вместе с А. Самохваловым, А. Лаппо-Данилевским, Л. Чупятовым, А. Порет и др.
Ускоренный выпуск первого набора мастерской К.С. Петрова-Водкина состоялся в 1921 году, но Голубятников, оставленный ассистентом в мастерской Петрова-Водкина, защитил дипломную работу лишь спустя три года. Вскоре ректор Киевского художественного института И. Врона приглашает его и Л. Чупятова к сотрудничеству в качестве педагогов для ведения спецдисциплин6.
В тот момент Киевский художественный институт, рожденный в 1917 году «в вихре революции», был по-настоящему прогрессивным, творческим учебным заведением, нес свежие идеи и мысли, продвигал новые методы преподавания, отвечающие идее создания советского национального искусства.
Жизнь Голубятникова в Киеве была успешной как в творческо-выставочной, так и преподавательской деятельности. Художник создает ряд ярких произведений, вступает в ряды Ассоциации революционного искусства Украины (АРМУ, 1925-1927) и Объединения современных художников Украины (ОСМУ, с 1927), становится неиз-менным участником всех крупнейших выставок в республике. Именно в киевский период он получает два престижных приглашения на участие в международных смотрах.
В 1926 году по предложению Д. Бурлюка Голубятников экспонируется на выставке «Интимное искусство» в Нью-Йорке, с которой его произведения приобретаются в коллекции. Одно из них куплено знаменитой Катрин Драйер, входящей в число основателей Нью-Йоркского музея Современного искусства, второе – не менее знаменитым в среде художников русского авангарда коллекционером Кристианом Бринтоном.
В 1928 году Голубятникова приглашают на Венецианскую биеннале, где его картина «Голова женщины» (1926) вошла в экспозицию среди 266 других произведений русских художников.
Голубятников известен, успешен, но к началу 1930-х годов государственная идеология в области искусства ограничивает творческую свободу художников, меняется атмосфера и в Киевском институте.
В 1930 году Голубятников, оставив Киев, начинает преподавать в Харьковском художественном институте, где продолжает заниматься исследованиями по цветоведению, ставшими едва не самым важным делом его жизни. Наступление «эры идеологического диктата» в области искусства заставляет его в 1932 году принять предложение К.С. Петрова-Водкинао возвращении в родной город на Неве: он становится преподавателем Ленинградского института живописи,скульптуры и архитектуры7.
Спустя два года Голубятников, уволенный в числе других коллег как «формалист»8, попадает в ряды «опальных художников» – его картины больше не будут приняты ни на одну выставку и единственным способом их экспонирования станет квартира его друга, литератора и главного редактора журнала «Звезда» И.А. Груздева9, на которой собиралась интеллигенция города.
Примерно в это же время Голубятников организует при Доме учителя (бывший дворец Юсуповых) художественную студию, ставшую весьма популярной, а уже перед войной создает еще две – в Гатчине и в Красногвардейске, обеспечивающие существование его семьи. Художник разрабатывает для студий города учебные программы по композиции и цвету, которые были высоко оценены специалистами и рекомендованы к использованию. Голубятникова ценят как педагога, и многие студенты10 Академии художеств начинают дополнительно посещать его яркие, неординарные занятия.
Народный художник России, действительный член Академии художеств П.Т. Фомин вспоминал, что Голубятников «…принадлежал к тем фанатически преданным искусству людям, которые не щадя ни своих сил, ни времени, бескорыстно отдают свои знания молодежи…»11.
Несомненно, для учащихся привлекательной была строгая последовательная система обучения Голубятникова, оставляющая в то же время простор творчеству.
Душевное напряжение преследует художника, в связи со смертью К.С. Петрова-Водкина в 1939 году12 усугубляется нервная болезнь.
Диапазон взаимоотношений Павла Голубятникова и Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина весьма многослоен: они были не просто учитель и ученик, но товарищи, друзья, взаимно испытывающие почти родственные чувства. Плодотворная связь Голубятникова с мастером не прекращалась многие годы, и он нередко поверял собственные мысли и идеи мнением Петрова-Водкина, который в свою очередь очень высоко оценивал Голубятникова как художника.
В бережно хранимых семьей Голубятниковых письмах Кузьмы Сергеевича и Марии Федоровны Петровых-Водкиных, помимо разговоров об искусстве и событиях художественной жизни, присутствуют и чисто бытовые подробности, свидетельствующие об искренней теплоте, доверии и душевной близости учителя и ученика.
Петров-Водкин и Голубятников подружились еще в 1918 году, затем в близких отношениях были жены и дети художников, эта искренняя привязанность продолжалась до конца их дней.
В конце 1930-х годов Голубятников активно занимается теоретической работой. Вместе с давним знакомым и коллегой по Киевскому художественному институту В.Е. Татлиным он разрабатывает проект Центральной лаборатории по проектированию новых вещей быта13. Но все остается лишь в задумках, как и фундаментальный аналитический труд – трехтомный «Атлас цвета», рукопись которого погибла в годы войны.
Занимаясь всю жизнь цветоведением как наукой, П.К. Голубятников в предвоенные годы стремится создать нечто «новое и неповторимое в цвете». Судить об атласе сегодня можно лишь по кратким дневниковым записям художника.
Размышляя о методах преподавания в Академии художеств, Голубятников пишет в 1939 году: «…курсы цветоведения в Академии часто являются физико-оптическими или физиологическими курсами… поэтому встает вопрос о работе над цветом в разрезе живописи», и далее: «…атлас мой пригодится… изменится техника устаревшая и мало выразительная…». Предложив свой труд к изданию, Голубятников, судя по записи в дневнике, получает очень высокую оценку: «…атлас превосходит все, что до сих пор сделано. Если бы мне удалось это выполнить, живопись выехала бы на новые рельсы». Художник воодушевлен, однако публикация его труда так и не состоялась.
Для Голубятникова живопись была способом мышления, философией, о чем свидетельствуют зрелая законченность его последних произведений и высокий уровень мастерства.
С конца 1920-х годов художника все больше заботило не просто живописно-пластическое осознание современности, а духовное, являющееся, по его мнению, единственной основой мироздания. Поэтому многие его произведения звучат как проповедь христианских заповедей, а образы словно существуют в двух ипостасях: современный мотив – лишь непосредственный жизненный миг, главное – философское осмысление, в основе которого лежат вечные истины. Он конструирует иную реальность, где все изображенное становится символом, а персонажи пребывают в идеальном мире.
В конце жизни художник приходит к созданию картины сугубо религиозного содержания, желая воплотить ее разработанным им уникальным методом. Отвергая масляную живопись, для него «устаревшую и маловыразительную», Голубятников обращается к созданию новой формы изобразительного искусства – светоживописи, работу над которой он вел в последние годы жизни.
К экспериментам в области цвета Голубятникова привела двадцатилетняя профессиональная деятельность в области цветоведения. Картина «Архангел Салафиил – молящий за людей» должна была стать новым словом в живописи. Художник стремится к созданию цвета непостоянного и динамического, который «…организует форму, пространство и движение, иначе говоря, новую живописную жизнь».
Архангел Салафаил. 1940 г. Бумага, цветной карандаш.
Материалом будущей живописи должны были стать отражатели из миллиметровых призм, в которых луч света, преломляясь, создает динамичную игру чистого цвета. Расположенные рядом друг с другом, они должны были создать «движение.., мелькание малонасыщенных цветов среди больших насыщенных плоскостей, контрасты, сверкающие и образующие россыпи … качание и замыкание линий в движущемся формате».
Создание своего рода свето-цветоживописи было делом достаточно смелым в конце 1930-х годов. А потом началась война…
СЛОВО О ХУДОЖНИКЕ
Образно-пластический язык и предметно-пространственная среда в ранних полотнах Голубятникова позволяют говорить о нем как о прямом последователе учения Петрова-Водкина. Во время учебы он добросовестно усваивает эстетические и формально-творческие принципы мастера. Голубятников, так полно принявший стилистику и идеологию Петрова-Водкина, во многом «шел» за ним в сюжетах и использовании сферической перспективы, в сложных ракурсах и почти иконописном способе изображения лиц-ликов, в характерных локальных цветах, несущих символическую нагрузку. Неоспорима близость ряда сюжетов, цвета и композиций его ранних картин с работами учителя.
Петров-Водкин научил Голубятникова монументально видеть и мир, и человека, ноне последнюю роль сыграло в этом и его собственное ощущение окружающего. Так же, как в творчестве учителя, основой голубятниковских произведений стала особая монументальность образов, идущая от традиций древне-русского искусства и эпохи Возрождения и подчеркивающая в человеке огромные потенции и духовную красоту.
Но в оценке творчества художника важно замечание А. Боровского о том, что «…функционирование школы [Петрова-Водкина. – И., С.] как таковой ложилось в разное время на плечи трех учеников: Чупятова, Приселкова и Голубятникова. Делу петрово-водкинской педагогической системы они в целом были верны»14.
В дальнейшем Голубятников, ставящий и решающий в своих работах философско-нравственные вопросы, ищет собственный пластический язык. В картинах киевского периода в его творчестве появляются новые темы, в пластической форме нарастают деформация, сдвиг и тревожный «наклон» предметов, продиктованные собственным восприятием действительности.
Но главное, самобытное и характерно голубятниковское, это острый драматизм, напряженность и обостренность чувств. Его герои (а вместе с ними и сам художник) словно стоят на зыбкой грани между явью и предощущением грядущего. Они всегда на распутье, всегда перед выбором, сделать который трудно.
Преобразование действительности с приходом нового революционного строя не изменило для Голубятникова сущность бытия, мера человеческого в человеке осталась для него оцениваемой по прежним, христианским понятиям. Глаз художника отмечает перемены внешние и внутренние, ищет адекватные выразительные средства их художественной интерпретации, понимая, что форма и скрытое содержание должны быть неким единством.
Для Голубятникова была важна не личность, не характер, не психологизм, а некая подлинность самого факта существования: через образ человека он показывает скорее сколок – и вечного, и настоящего. Быт в картинах Голу-бятникова претворяется в бытие, поскольку взгляд на современный мир сквозь призму традиций идеальных эпох позволяет ему наполнить окружающее особой духовностью – не суетной, над временной. Его красочная палитра,согласно учению Петрова-Водкина, построенная на разработке трехцветия основных и дополнительных цветов, несет в себе особого рода реалистическую символичность. В основе работ лежат метод обобщения жизненного материала, трансформация и преобразование виденного в явление.
Часто простые и безыскусные по сюжету картины многомерны по построению и открывают всеобщее в частном. В двуединстве «большого» и «малого», пространства в пространстве, картина мира получает свою завершенность, свою непреложную подлинность.
Судьба Голубятникова сложна. В ранние годы перспектива дальнейшего творческого развития ясна и четка – во второй половине 1920-х годов Голубятников творчески самоопределился, обрел свою художественную индивидуальность.
1930-е годы, с их устремлением в «светлое» будущее и поэтизацией техногенности нового человека, породили миф о счастливой реальности. Как и у других художников, в картинах Голубятникова появляются образы, рождаемые самой действительностью. Чувство нового наполняет его произведения. Голубятников стремится услышать «голос жизни», увидеть ее краски и выбирает для своих сюжетов символическое явление эпохи – самолеты: данная тема – единственный путь «сотрудничества» с широкой советской общественностью.
Но его работы так и не приобрели идейно-политической окраски: наполняя их собственным высказыванием, художник проявлял свой протест против времени и нивелирования творческой индивидуальности.
Будучи борцом по своей натуре (Петров-Водкин называл его «римским забиякой»!) и бескомпромиссным художником, он не находил поддержки, и, как и ряд других мастеров, «остался в одиночестве» при общем «победном» шествии советского искусства. «Государство, – жаловался в 1938 году художник, – врывается в сердце творчества, когда оно регламентирует язык искусства».
А. Боровский отмечает, что «Петроводкинцы, представители разных поколений и разных социальных слоев, были людьми трудной судьбы: время “переехало” их. Одним не удалось вести профессиональную жизнь. Другие сделали карьеру, многим поступившись. В целом время не обошло никого…»15.
ВОЗВРАЩЕНИЯ НАСЛЕДИЯ
Только в 1970-х годах началось возвращение имени Голубятникова, которое уже было забыто, – время работало не на память живописца. Но в Нижнем Тагиле, куда в конце 1940-х переехала из Ирбита семья Голубятниковых, со времен эвакуации жил скульптор Михаил Павлович Крамской, который перед войной посещал занятия студии Голубятникова в Ленинграде и помнил его. Знакомство Крамского в начале 1970-х годов в Клубе книголюбов16 с дочерью художника Верой Павловной Дерябиной позволило узнать о том, что картины, перевезенные на Урал более 30 лет назад, хранятся в семье. Это предопределило дальнейшую судьбу наследия.
Крамской познакомил Дерябину с сотрудниками Нижнетагильского музея изобразительных искусств. Главный хранитель Элеонора Павловна Дистергефт сумела убедить родных Голубятникова в необходимости провести осмотр картин, так как состояние их сохранности из-за ненадлежащих условий хранения вызывало опасение.
Живописные произведения художника, находившиеся в рулоне, скрученном красочным слоем внутрь и хранящиеся с нарушением светового и температурно-влажностного режима, были развернуты в 1974 году. Из-за неправильного хранения в вертикальном положении у картин появились характерные горизонтальные изломы с потертостями красочного слоя, травматические повреждения вызвали осыпи живописи вместе с грунтом и, по воспоминаниям Э.П. Дистергефт17, красочный слой продолжал осыпаться прямо на глазах.
Основные произведения Голубятникова, выполненные на холсте, сильно пострадали: основа пересохла, отчего появились жесткие деформации, нарушилась связь между слоями грунта, красочного слоя и холста. Спасло то, что автор соблюдал технологию, оставлял нетронутыми участки холста, использовал тонкий грунт и минимальный слой красок, сквозь которые просвечивал редкий, тонкий холст, не покрывал картины лаком.
Э.П. Дистергефт сделала профилактические заклейки по всей поверхности картин, после чего самые большие холсты были вновь свернуты в рулон. И так они простояли еще много лет… Но несколько произведений требовали незамедлительной реставрации18. Одно из них – «Гроза» – для восстановления было направлено в Москву в Высшие художественно-научные реставрационные мастерские им. академика И.Э. Грабаря и в 1987 году вошло в состав выставки «Реставрирован-ные произведения Всероссийского художественного научно-реставрационного центра» в Москве.
Имя Голубятникова для многих стало подлинным открытием.
Процесс «возвращения художника» шел медленно: жившие памятью об идеологической ситуации 1930- х годов жена и дочь художника боялись негативной реакции общественности на работы художника. Но в 1976 году в Нижнетагильском музее изобразительных искусств состоялась первая после полувекового забвения выставка П.К.Голубятникова, на которой экспонировалось несколько произведений, среди которых были и только что отреставрированные. С того времени сотрудники Нижнетагильского музея приступили к исследованию творчества художника и был издан его первый буклет19.
Следующая выставка к 100-летию со дня рождения мастера состоялась в 1992 году. Тогда же началось последовательное приобретение хранящихся в семье произведений и архивных материалов.
Так наследие Голубятникова оказалось полностью собранным в Нижнетагильском музее изобразительных искусств.
Сформировалась монографическая коллекция, включившая в себя 28 живописных работ и более 40 графических20, позволяющая целостно представить творчество художника.
По мере поступления произведений Голубятникова в музей, в 1992-1996 годах шла их реставрация. Последним и главным пополнением стала передача пяти большеформатных картин, хранившихся в рулоне 22 года с профилактическими заклейками. Раскручивая эти полотна, музейщики не надеялись на то, что живопись хорошо сохранилась. Все оказалось действительно серьезно.
Помимо осыпей красочного слоя на больших участках и угроз дальнейших осыпей, все крупногабаритные холсты имели одинаковые «ранения»: в правом верхнем углу каждой картины были прорывы схожей конфигурации с отсутствием фрагмента основы большого диаметра, образовавшиеся в годы войны от попадания осколка снаряда в штабель с картинами, стоявшими в комнате художника.
Кроме серьезных укреплений красочного слоя необходима была заделка крупных и мелких прорывов, подведение новых кромок, серьезное восстановления живописи на больших поверхностях картин.
Жизнь произведений Павла Константиновича в истории искусства продолжается менее 100 лет, и за этот небольшой отрезок времени в их судьбе произошло очень многое. Выпавшие на долю наследия Голубятникова испытания были тяжелыми. В его спасении участвовал целый ряд самых разных людей: от членов семьи – дочери Веры Павловны Дерябиной и жены Ольги Петровны Голубятниковой – до нескольких поколений музейных сотрудников и специалистов-реставраторов21, без содействия которых дальнейшей жизни у произведений художника могло и не быть.
Когда раскручивали рулон зимой 1996 года, сотрудники музея не знали, что там увидят, а о том, какие там картины, забыла даже дочь. Каково же было удивление, когда среди крупных картин «Ночь», «Дети», «Город», «В парке культуры и отдыха» обнаружилось произведение «Быки. Жаркое лето», высоко оцененное К.С. Петровым-Водкиным, заметившим ученику: «В этой картине Вы меня переплюнете». Именно о нем так сокрушалась Вера Павловна, считая его погибшим в Ленинграде.
Быки. Жаркое лето. 1938-1939 гг. Холст, масло. 108,5 х 134,5 см.
Город. 1938-1939 гг. Холст, масло. 134,5 х 108,5 см.
Дети в саду. 1928 г. Холст, масло, 143 x 134 см.
В 1997 году музей разработал и реализовал проект «Возвращенное имя. Павел Голубятников – ученик К.С.Петрова-Водкина», который был удостоен Гранта Института Открытое общество (Фонда Сороса).
Значительную роль в реализации проекта сыграл Юрий Серафимович Мелентьев – бывший тагильчанин, почетный гражданин города Нижний Тагил, в 1970 – 1980-е годы – министр культуры России, а в 1990-е годы – сопредседатель Между-народного Демидовского фонда.
В том же 1997 году в Нижнем Тагиле была открыта третья персональная выставка П.К. Голубятникова, на которой были показаны все вошедшие в коллекцию музея произведения мастера. К ее открытию был издан альбом-каталог «Возвращенное имя»22, отмеченный дипломом Российской Академии художеств.
В конце 1990-х – начале 2000-х годов в ряде городов России прошла целая серия выставок, способствующая восстановлению имени художника в отечественном искусствознании23.
Когда делался проект «Возвращенное имя. П. Голубятников», научные сотрудники не могли предвидеть, что он положит начало длительной программе по введению в выставочную деятельность и научный оборот имен незаслуженно забытых художников.
В 2008 году музей был удостоен Премии Союза музеев России на фестивале «Интермузей» с программой «Творцы – узники совести…», представив моноколлекции художников, чьи имена были преданы забвению или сознательно вычеркнуты из обращения.
Спустя три года, в 2011 году, музей был удостоен гранта конкурса «Меняющийся музей в меняющемся мире» Благотворительного фонда В. Потанина на реализацию проекта «Исконный свет Салафиила– светоживопись Павла Голубятникова», признанный в 2013 году одним из лучших проектов сезона. В нем ставилась задача – доказать возможность реализации идеи светоживописи с помощью оптических призм.
Включение имени художника в «общую обойму» состоялось, сегодня Голубятников – участник ряда новых проектов: в декабре 2015 года в Москве, в Галеев-галерее, открылась выставка «Школа Петрова-Водкина», а весной 2016 года состоится открытие выставки «В круге Петрова-Водкина» в Русском музее, на которой также будут представлены картины Голубятникова.
Востребованность этого творческого наследия вполне объяснима: «Художники круга П-В самостоятельное яркое явление, обогащающее общественное представление об искусстве первого десятилетия ХХ века»24.
От себя добавим – искусстве самой высокой художественной пробы, цельности и содержательности…
1. Семья П.К. Голубятникова – жена Ольга Петровна Голубятникова (Фролова), 1898-1984; дочь Вера Павловна Дерябина (Голубятникова), 1923-2003; сын Севир Павлович Голубятников, 1927 г.р.
2. Захоронен на Смоленском кладбище. Сайт «Возвращенные имена» http://visz.nlr.ru/searchname. Запись в актах сделана 12 февраля, когда семья смогла накопить хлеб для захоронения художника. Все это время, по воспоминаниям дочери, тело находилось в соседней неотапливаемой комнате.
3. Первоначальным местом эвакуации был Ирбит, затем они перебрались в Нижний Тагил. Возвращаться в Ленинград из относительно налаженного в Тагиле быта было трудно. Дети Севир и Вера поступили учиться в Свердловский юридический институт.
4. Здесь и далее строки из личного дневника художника 1938-1941 годов. Архив НТМИИ. Личный фонд Голубятникова. Оп. 1. Д. 6. С. 106.
5. Призван на службу в Красную армию в 1918 году, вскоре выходит Декрет Совнаркома от 14.01.1921 «О срочном выпуске специалистов до 01 июля 1921 года». Декрет предоставлял право «…студентам… находящимся на втором или старших курсах или имеющим не менее 4-х зачетов … по заявлениям откомандировываться в Учебные Заведения из всех без исключения гражданских и военных учреждений … Студенты, находящиеся в рядах частей Красной армии, могут быть откомандированы на следующих основаниях: а) занимающие должности командиров рот и ниже откомандировываются немедленно по поступлении от них соответствующих заявлений; б) занимающие должности командиров не отдельных батальонов откомандировываются персонально по соглашению Революционного Военного совета Республики с Главным Комитетом Профессионально-Технического Образования, согласно списков, подлежащих представлению в Полевой Штаб Революционного Военного Совета Республики; в) занимающие должность командиров полков или отдельных батальонов и выше не подлежат откомандированию вовсе…» http://base.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi?req=doc;base=ESU;n=9464
6. В связи с реорганизацией ВХУТЕИНа и ликвидацией класса К.С. Петрова-Водкина принимает предложение ректора Киевского художественного института (КХИ) И.И. Вроны и участвует в конкурсе вакансий преподавательских мест, объявленном на 1925-1926 учебный год, на должность профессора только что созданного художественно-педагогического факультета. Преподает цветоведение, рисунок, живопись на Фортехе (факультет формально-технических дисциплин). В КХИ в разное время преподавали К. Малевич, В. Татлин.
7. Ольга Ройтенберг пишет: «…Спасаясь от мракобесия, захлестнувшего украинское искусство после недавнего взлета, художник с репутацией “левого”…возвращается в Ленинград весной 1932 года, где в качестве преподавателя попадает в “ад” ИНПИИ времен А.Ф. Маслова…».
8. Из архива Академии художеств. Личное дело П.К. Голубятникова. Ф. А9: «…согласно предписания Н.К.П. освобождаются от работы в институте следующие преподаватели художественно-практических дисциплин: П.К. Голубятников, В.А. Гринберг, В.А. Зайцев, М.Ф. Листопад, В.А. Оболенский, В.В. Пакулин, В.В. Суков, П.В. Суриков, Л.Т. Чупятов». «…В 30-е годы его обвиняют в формализме, увольняют с работы из Академии художеств…». http://artru.info/ar/4425/
9. Груздев Илья Александрович (1892-1960) – советский критик и литературовед, биограф и исследователь творчества А.М. Горького, в предвоенные годы – главный редактор журнала «Звезда».
10. Среди них известный в будущем художник, Заслуженный деятель искусств В.Ф. Загонек, О.Г. Бонч-Осмоловская (Морозова), оставившая в своих мемуарах воспоминания о Голубятникове: «… В студии для меня ожили романтические иллюзии. Работа была напряженной, а жизнь студии суровой. Мы заглушали в себе самих голоса сомнений и не слушали критику извне. Мы радовались “Системе”. Главное в ней было то, что Учитель называл реализмом: мы писали как бы “вещь в себе”, вещь, какой она должна быть, если освободить ее от случайностей освещения, впечатления и взаимодействия со средой…».
11. Сазонов К.К. Петр Тимофеевич Фомин. Л., 1984. С. 12.
12. Смерть К.С. Петрова-Водкина была подлинным горем для Голубятникова. Ночь после похорон и следующие несколько дней жена и дочь – Мария Федоровна и Елена Кузьминична Петровы-Водкины – провели в квартире Голубятниковых, о чем сохранились воспоминания Е.К. Дунаевой (Петровой-Водкиной): «…Когда могильный холм поднялся над землей и множество венков укрыли его, к нам с мамой подошли Голубятниковы. Они мягко, но настойчиво повели нас к себе домой, и там мы провели вечер не одни, а с близкими друзьями…». Архив НТМИИ. Личный фонд П.К. Голубятникова. Оп. 1.
13. Докладная записка В.Е. Татлина и П.К. Голубятникова о создании лаборатории по проектированию новых вещей быта. 20.12.1938. Архив НТМИИ. Личный фонд П.К. Голубятникова. Оп. 1. Д. 24.
14. Боровский А. Круг Петрова-Водкина. 2015. С. 10.
15. Там же.
16. Клуб книголюбов – форма общения советских граждан в 1960 – 1980-х годах, позволяющая приобретать дефицитные книги.
17. Э.П. Дистергефт вспоминала: «…Помню, как впервые этот рулон с картинами, заклеенными в далеких 1970-х годах, мы, новое поколение сотрудников,осторожно разворачивали в музейном зале. До сих пор сохранилось впечатление очень солнечной, теплой, с яркими синими красками живописи, проглядывающей сквозь закрывающую ее профилактическую заклейку, такой беззащитной, израненной, осыпающейся…». Архив НТМИИ. Личный архив П.К.Голубятникова. Оп. 2.
18. Произведения «Гроза» (1925), «Голова женщины» (1926), «Портрет жены с курицами» (1934), «Натюрморт с бутылкой» (1921), «Натюрморт с грушами. На самолете» (1934), «Астроном» (1935). В том же 1975 году эти картины были подарены в коллекцию музея женой художника О.П. Голубятниковой.
19. «П.К. Голубятников». Буклет. Авт. вст. ст. Г.Л. Курманаевская. Нижний Тагил, 1977. ч/б.
20. Известно, что одно произведение хранится в Киевском национальном художественном музее, два должны быть в США, куда их увез для продажи Давид Бурлюк. Остальные погибли в годы Великой Отечественной войны в блокадном Ленинграде, а одно пропало в семье сына. Вероятно, ряд работ находится в Киеве, Харькове или Санкт-Петербурге, но пока об этом ничего не известно.
21. В 1976 году первыми реставраторами работ П.К. Голубятникова стали специалисты отдела масляной живописи ВХНРЦ им. акад. И.Э. Грабаря В.И. Шульгин и П.М. Горнунг, работавшие в Нижнем Тагиле с семью картинами, подаренными в то время музею семьей художника. В 1990-е годы над сохранением живописного наследия художника вновь работали мастера московского реставрационного центра – М.А. Комарова, В.П. Кузьмин, В.В. Кречетов, В.Е. Спиридонов, а также реставраторы НИМ РАХ Санкт-Петербурга С.Н. Грива и О.Г. Свешникова. Небольшие холсты и картины, написанные на досках, были восстановлены реставратором музея А.А. Наседкиной.
22. «Возвращенное имя. П.К. Голубятников». Авт. вст. ст. Ю.С. Мелентьев, М.В. Агеева. Авт.-сост. Е.В. Ильина и Л.Л. Смирных. Екатеринбург, ИД «Уралтранс», 1997.
23. Выставки художника прошли в Нижнем Тагиле (1997), Екатеринбурге (1998), Калининграде (2001), Царском Селе (2003), дважды в Петербурге – в Русском музее (2000) и родной для него Академии художеств (2004) – и дважды в Москве, в Третьяковской галерее (2000) и Академии художеств (2004).
24. Боровский А. Там же. С. 41