ОСОБЕННОСТИ ЗОЛОТОДОБЫЧИ В ОКРЕСТНОСТЯХ НИЖНЕГО ТАГИЛА В XIX-НАЧАЛЕ XX в.
С.И. Пудовкин
МБУ ДО ДЮЦ «Мир», г. Нижний Тагил
В сборнике: Зыряновские чтения Материалы Всероссийской научно-практической конференции. 2017 год. С. 32-37.
Плато, на котором нынче расположен артиллерийский полигон, был словно остров, «опоясанный» реками Тагил и Нейва. Непосредственно на восточной оконечности плато находятся некоторые из вершин так называемых «Гуршевых гор», на карте издания 1985 года обозначены: Шихан, Пологая, Голая, Луговая и — на юго-востоке — Целовальникова.
Пашенной земли, пригодной для обработки, здесь практически не было, да и та, что была, требовала обильного торфования и унавожевания. Поэтому здешние земли в основном использовались под покосы, выпас скота, смолокурение и заготовку леса.
Около Нижнего Тагила располагалось два таких огромных плато для выгула скота. Второе пастбище простиралось от Лебяжки до Медведь-Камня в районе «Гулящих гор».
Это был прибыльный и хорошо поставленный бизнес весной тагильские прасолы гуртами гнали из степей Западной Сибири и Казахстана скот, где под минимальным присмотром пастухов он гулял весну, лето и осень, до первого снега, после чего забивался.
Собственно говоря, о том, что в этих местах скот выпасался издревле, говорит название реки Копасиха (Капасиха), берущая начало на северо-западном склоне горы Целовальниковой. По одной из версий, это русифицированное слово, пришедшее из финно-угорского языка, обозначающее поле для выпаса коней. Само поле вдоль реки давно застроено домиками садоводческого товарищества.
1 сентября 1742 года через эти места проезжал немецкий естествоиспытатель Иоганн Георг Гмелин (1709-1755). Он писал: «Около 5 часов после обеда из Невьянска поехал я дальше и прибыл к речке Копосиха. Затем переехал реки: Кушву Большую и Кушву Меньшую и ночью, в 9 часов пересёк Тагил и заночевал в Нижнетагильском заводе».
Ничто бы не потревожило покой этих девственных мест, если бы около 1807 года горный мастер Лев Иванович Брусницын не доказал наличие рассыпного золота на Урале. По его технологии не надо стало дробить твердые кварцевые породы. Лоток, лопата, ручей с водой и фарт…. Вот сослагательные будущих баснословных состояний.
Золото на Урале оказалось повсюду от Оренбургских степей до Заполярного круга. Золотая лихорадка, вспыхнувшая в 20-е годы XIX века, сначала устремилась от Екатеринбурга к Челябинску, а затем к Невьянску и Нижнему Тагилу.
Старательские работы велись как на крупных приисках (самые богатые из них — Ильинский, Преображенский, Воскресенский, Старопышминский по рекам Исети и Пышме в окрестностях Березовского завода, Быньговский на реке Нейве недалеко от Невьянска), так и артелями кустарей-старателей, часто
состоящими из членов одной семьи. Размеры артелей были разные: от 5-6 человек до 20 и более [1].
Прежде всего на выбранном месте старатели пробивали шахту. Шахты были двух типов: обыкновенная квадратная, стены которой крепились деревом и «дудка» — некрепленная шахта, «круглая дыра аршина полтора в диаметре».
Над шахтой сверху — «вороток», вверху и внизу к нему прикреплены 2 бадьи. В шахте работает забойщик, он « ковыряет копань», т. е. копает землю, пески. Добытые пески катчик на тележке (таратайке) подвозит к вашгерду. Вашгерд — это деревянный ящик длиной метра два, шириной около 90 см. На него клали сетку рогожку, сверху — грохот (чугунная плита с дырками). На грохот сыплют породу.
Вода, идущая по «слюзку» (шлюзку) вымывала песок, а тяжелые частицы золота или платины падали через грохот на вашгерды. «Слюзки» делали долблеными из одного дерева и из досок. И «слюзок» и вашгерд старатели обычно изготовляли сами.
У грохота обычно стояли две женщины — растиральщицы, которые скребками (гребками, пехлами) передвигали, растирали породу, песок. Вода уносила посторонние частицы, и на дне вашгерда оставался легкий налет золота или платины. Женщины же из под хвоста вашгерда выкидывали гальку. Сидел так же старый дед старатель, опытный глаз которого мог выхватить из груды гальки золотой самородок [2].
К старательному труду широко привлекались дети. 9-12 летние подростки работали катчиками. Мальчиков подростков спускали в шахты «караулить». Ребятишки 8-10 лет (и мальчики, и девочки) «перебирали камешки» (хризолиты и другие самоцветы): детей рассаживали вокруг большого стола, на который высыпали «подсушенную чистку» (3-4 ведра). У каждого ребенка в руке — деревянный нож, которым он отгребал породу от общей кучи, искали маленькие зеленые камешки — отбирали их и спускали в стоящую на столе закрытую банку [3].
Таким образом, старательскими специальностями были следующие: забойщики, воротовщики, катчики (катали), растиральщицы.
Старались и мужчины, и женщины, и дети Причем работали, как правило, незамужние девушки и вдовы. Работали «с потемок до потемок», по 10-12 часов в день в две смены: намоют 100-150 тачек, как говорили «смывок», отдыхают 2,5-3,5 часа, потом опять работа.
Из рассказов старожилов посёлка Черноисточинска можно заключить, что старались обычно летом (зимой работали лишь те, кто нанимался к крупному старателю или промышленнику, имевшему стационарные шахты с навесами). Зимой занимались извозом или каким-либо промыслом (санным, колесным, столярным).
«Мытье» золота и платины прекращалось только на время покоса (середина июля — начало августа). Однако крупные старатели имели возможность нанимать для косьбы небогатых крестьян, а сами продолжали стараться [4].
При удаче, выпадении «дикого счастья» старателей картина повсеместно была примерно одна и та же: пьянство, кутеж, «дикая трата денег вроде засыпания пряниками и орехами ухабов на выбитой дороге во время масляничного катания» [18].
Сохранились предания о своеобразном «культе платины»: некоторые старатели солили щи истолченной в порошок платиной, другие забавлялись, «пекли блины» серебрянными рублями по воде или бросали их по первому льду от одного берега к другому».
Третьи «крутили из денег папиросы, так месяц — два покутят, а потом муку занимают». Интересен в этом отношении рассказ бывшего старателя, жителя посёлка Черноисточинска, Коробкова Николая Васильевича: «как намыли хорошо, так пьянка. Слюзок поставят на телегу, украсят его цветами и гонят на лошади по поселку». Это своеобразный трудовой обряд старателей — «чествование» «слюзка», который помог в промывке.
Описанная выше технология промывки золота и платины была традиционной, передавалась из поколения в поколение среди старателей. Семья, как хранительница производственного опыта, была у старателей одним из элементов в механизме передачи трудовых традиций.
Очень часто старались «своей семьей» — отец с сыновьями, несколько братьев. Интересно, что если «пайщиками были братья, то их отец тоже получал «сухой пай», т. е. ту же долю, что и сыновья в случае удачи [5].
Коллективный характер старательских работ также способствовал передаче и закреплению традиций.
Ведь именно в коллективе отшлифовывались трудовые навыки и умения, закреплялся опыт старших поколений, происходило обучение молодых. Именно поэтому вовлечение подрастающего поколения в трудовую деятельность способствовало передаче трудовых навыков, опыта, а, следовательно, и традиции.
Большую роль в механизме передачи трудовых традиций играла и трудовая обрядность. В трансформированном виде происходило закрепление традиции: вера в удачу, старательский «фарт» и приметы.
В детстве все мы зачитывались приключениями героев-старателей, описанных Джеком Лондоном, не осознавая, что у нас под боком происходили подобные события.
А между тем быт и нравы золотой лихорадки на Урале были прекрасно описаны в произведениях Д.Н. Мамина — Сибиряка, В.И. Немировича-Данченко (журналист, брат известного драматурга), П.П. Бажова, Е.А. Федорова, А.П. Бондина и др.
К сожалению, труд золотоискателей Краснопольско-Петрокаменской части остался в тени внимания маститых литераторов. Д.Н. Мамин-Сибиряк больше писал о старателях родного Висима, а на данном золотоносном участке он описал только труд горщиков села Мурзинка, добывающих самоцветы.
В.И. Немирович-Данченко описал труд старателей, работающих по реке Нейве. В своем очерке «Колыбель миллионов» он писал: «Меня давно манило в самую глубь Урала, туда, где в вечном мраке рудника, гном-человек, ценой невероятных усилий, отнимает у земли ее глубоко схороненное сокровище, где одинокие старательские артели, в глуши дремучих лесов, по целым месяцам выживают у золотоносных рек, еще не намеченных даже на карте, где высокие горы встали на самый рубеж студеного сибирского царства, точно заслоняя Россию от его леденящего дыхания».
А особенно восхитил Немировича-Данченко тип приисковых женщин: «Какие сильные рослые бабы, заметили мы. — Это наша порода. Демидов здесь перемешал чуть ли не все племена земные, оттого и получились такие «патагонки» (индианки, жительницы Патагонии, прим. авт.). Нужно признаться, что «патагонки» эти, помимо своего роста, были очень красивы. Свежие, здоровые лица с черными глазами, высокие груди, порывисто дышащие на тяжелой работе, сильный склад хорошо обрисованного тела . Тут такой обычай; старательская баба совсем на особом положении. Другая — мужу своему покорствует, а этой муж не грозен. Какая девка старательская, так она сама себе мужа выбирает, а не он ее. А бабы у них шибкие, ничего не пужаются. И сильные же есть! А раз одна двух беглых в лесу поймала .» [6].
Первые золотые прииски около Нижнего Тагила были открыты в долине рек Ключики и Малая Кушва в декабре 1822 года, работы велись штейгером Дементием Пономаревым.
К 1836 году на них работало 103 человека, до 1839 года добыто свыше 20 пудов золота.
В нынешнем году с момента открытия золота на поселке Старатель исполняется 195 лет В 1824 году заводским жителем Семеном Соломатином в долине реки Руш начал разрабатываться прииск, действовавший до 1840 года.
Здесь же в 1827 году был найден золотой самородок весом 1 фунт 18 золотников.
К 1836 году на прииске работало 108 человек, всего здесь намыто свыше 8 пудов золота. Попутно старатели находили предметы глубокой старины, как-то: высокохудожественные рукоятки древних мечей, бронзовые топоры, предметы быта.
В 1823 году приказчиком Иваном Макаровым и служителем Семеном Коряковым открыт прииск на реке Шиловке при притоке реки Шайтанки. На нем работали при 17 вашгердах 147 человек.
В 1824 году заработал прииск на реке Малая Шайтанка, притоке Большой Шайтанки. В 1821 году Е.к. Ушков открывает на реке Шайтанка золотой прииск совместно с крестьянами Костиным и Дружининым и надеется за это получить от Демидовых вольную, да его награждают лишь четырёхстами рублями.
В 1826 году Фрол Санников и Ефим Ушаков начали добычу золота на реке Шайтанке, притоке реки Салды.
В 1824 году приказчиком главной конторы Нижнетагильского завода Иваном Марковым в деревне Судорогиной близ села Краснополье был открыт золотой прииск.
С 1827 года началось освоение месторождения бассейна реки Вилюй. Первый прииск основал приказчик Яков Любимов в Стягаловском Логу реки Сухой Вилюй.
По мере истощения золотых запасов старатели вынуждены были подниматься по руслам этих маленьких рек, от рек Тагила и Нейвы на верх плато. конечно, это были самые маломощные старательские артели.
Самые богатые прииски по Нейве и Тагилу давно были поделены. как отмечал инженер Конкевич, с 1829 по 1879 год только по реке Нейва было добыто 1,5 тысячи пудов золота.
Вершина самого плато для золотодобычи была малоперспективна. Пробы на золото, а при его наличии, и добычу там можно было вести только весной или в период дождей, когда наполняются водой небольшие ручьи.
Вслед за перечисленными нами реками была начата золотодобыча на Кайбашке, Капасихе и Леневке. Началась золотодобыча и по реке Тагил.
В 1863 году подполковник Тараевский между реками Левиха и Аник открыл тагильский золото-платиновый прииск. Вскоре был открыт первый тагильский золотой прииск в устье реки Кузька, второй тагильский прииск — у Рахманинского болота, третий тагильский прииск находился в устье Братчикова Лога. Все три прииска открыты в 1899 году.
В 1830-е годы на реке Грязной около Верхней Салды разрабатывались 2 серебряных прииска «Анатольевский» и «Павловский», но добыча серебра здесь была незначительной и выражалась несколькими десятками пудов.
Необходимо отметить, что после окончания старательских работ эти места подвергались рекультивации. Так, в июне 1855 года по инициативе главного лесничего Нижнетагильских заводов Карла Оберга были проведены посевы леса в районе между речками Ключик и Руш.
На 10 000 квадратных метров территории были посеяны семена соснового и лиственного леса, на горе Палочной было засеяно 2 500 квадратных метров. Посев производился силами детей тагильских мастеровых в течение 44-х летних дней [7].
То есть никакой девственной тайги на момент строительства Уральского артиллерийского полигона в 1930-х годах здесь не было и в помине.
Очень живописное описание прииска и артельного люда, работавшего на нём, оставил нам Д.Н. Мамин-Сибиряк в своём очерке «Золотуха». «Прииск вблизи был совсем не то, чем он казался издали. Свалки, перемывки, выработки, шурфы, канавы, кучи песку и галек — все это напоминало издали работу сумасшедшего, который не стеснялся осуществлением своих диких фантазий, и то, что вырывал в одном месте, сваливал в другом. Нужно было пройти прииск из конца в конец, и только тогда «открывался в этом беспорядке порядок», и вся масса затраченного человеческого труда освещалась разумной мыслью.
Точно так же и относительно старателей. Главное впечатление производила необыкновенная пестрота собравшегося здесь народа. И кого-кого только не было на прииске: мастеровые с горных заводов; староверы из глухих лесных деревень по реке Чусовой; случайные гости на прииске — вороняки, то есть переселенцы из Воронежской губернии, которые попали сюда, чтобы заработать себе необходимые деньги на далекий путь в Томскую губернию; несколько десятков башкир, два вогула и та специально приисковая рвань, какую вы встретите на каждом прииске, на всем пространстве от Урала до Великого океана.
Этот гулящий, бездомный, разношерстный люд есть порождение бестолковой приисковой жизни и составляет настоящую язву, корень всяческих зол. Стоит раз взглянуть на эти типичные лица и на живописные их лохмотья, чтобы угадать настоящих приисковых волков, которые голодными стаями бродят всю жизнь по приискам» [8].
Приисковый люд всегда находился в «контрах» с крестьянами окрестных поселений. В 1886 году прокуратура Пермской губернии завела уголовное дело за номером 180 озаглавленное как «О бунте крестьян Башкарской волости на приисках Верхотурского заводоуправления произошедшем в урочищах Сорочка и Ичётка».
Данное дело началось с того, что доверенный Башкарской волости Филипп Федосеевич Орлов с помощью крестьян 11 сентября 1886 года задержал бежавшего из заключения политического ссыльного Максима Холодова.
На собранном сходе жителей села Башкарка староста Агафонов выяснил, что бежавший М. Холодов двигался на золотые прииски Ичётка и Сорочка. Оказалось, что служащий Режевского завода Драйф, являющийся смотрителем золотых приисков, охотно принимал на работу беспаспортных бродяг.
Группа крестьян, человек в тридцать, возглавляемая Ф.Ф. Орловым, двинулась на указанные прииски для выяснения обстоятельств дела. По прибытии Ф.Ф. Орлов обратился к смотрителю Драйфу с вопросами, касающимися разрешения рубки леса для крепления шахт на землях принадлежавших крестьянской общины Башкарской волости. Он потребовал до выяснения всех обстоятельств дела добычу золота прекратить.
Драйф ему указал, что прииски находятся на приписных дачах Режевского завода и прекратить добычу золота отказался.
Тогда прибывшие с Ф.Ф. Орловым крестьяне: Пономорёв Захар Дмитриевич, Пономорёв Степан Захарович, Пономорёв Ефрем Захарович, Зверев Мартемьян Сергеевич, Зверев Дмитрий и Соловьёв Григорий подступили к Драйфу с угрозами убийства и сожжения прииска.
В ходе дальнейшей работы схода, выяснилось, что земли села крестьян Башкарка были выделены Режевскому заводу незаконно, т. е. без согласия схода.
9 декабря 1886 года пристав восьмого стана, ответственный за Петрокаменский район Верхотурского уезда, посылает собранные материалы уголовного дела для привлечения виновных к ответственности, вначале — мировому судье, а 30 декабря — самому пермскому губернатору. Последний направляет ответ за номером
281 от 4 февраля 1887 года верхотурскому уездному исправнику, и дело как будто заглохло.
9 марта 1887 года смотритель Драйф информировал верхотурского уездного исправника, что крестьяне из с. Башкарка, выполняя сентябрьское решение схода, учредили стражу по охране лесов. караул, состоящий из Филиппа Орлова, Мартемьяна Зверева, Степана и Ефрема Пономорёвых схватили на приисковой дороге возчика Черепанова Афанасия Алексеевича из деревни Маслянки, ударили обухом топора по голове, привязали за ноги к саням, а лошадь пустили вскачь.
К счастью Черепанова, его увидел крестьянин Пономарёв Гаврил Устинович, который и спас ему жизнь. Караул же продолжал задерживать ехавших на прииски.
Были избиты Тюрин Иван Афанасьевич и Раёв Иван Михайлович из села Паньшино. У последнего из саней выкинули брёвна, а сами сани и упряжь изрубили. В следующем рапорте за номером 886 от 18 апреля 1887 года пристав восьмого стана докладывал верхотурскому исправнику, что бунт продолжался с 23 по 26 марта, и ежедневно в нём участвовало по 30 человек.
Бунтовщики ворвались на золотые прииски и на делянке старателя Киселёва Семёна Дмитриевича разбили оборудование, а самого Киселёва избили, пострадали его помощники Долгирев Фёдор Степанович и Красильников Ефрем Васильевич. Потом группой долго били кулаками, а потом хлестали хлыстами и вицами Киселёва Василия Михайловича, Макарова Савву Гавриловича, Ларионова Ивана Евгеньевича, Зверева Терентия Кирилловича, Хохрякова Харитона Устиновича.
Потом крестьяне нашли самого главного «мироеда», приискового торговца и скупщика золота, бывшего приказчика, невьянского купца Пескова Федота Константиновича — Иванникова Василия Петровича и крепко его избили. Испуганные старатели сбились в кучу, это были Паньшин Перфилий Перфильевич, Пономарёв Яков Игнатьевич, Салтанов Ефим Лаврентьевич, Кузнецов Фрол Фёдорович, Путилов Константин Артемьевич, им предъявили ультиматум о том, чтобы они прекратили добычу золота.
Когда те отказались, их инструменты сбросили в шурф, а оборудование уничтожили. Когда в шурф бросали бадью, там находился Зяблов Евгений Матвеевич, воротовщики Матвей и Степан Зябловы едва успели крикнуть ему об опасности. Юркнув в забой, он еле спасся.
30 марта 1887 года пермский губернатор в письме за номером 2201 сообщает верхотурскому уездному исправнику, что крестьяне Башкарской волости предъявили ультиматум инженеру-технологу Режевского завода Рофлеру о полном прекращении работ на приисках. Для охраны приисков губернатор предложил направить туда двух стражников с их содержанием за счёт средств Режевского завода.
10 апреля верхотурский уездный исправник рапортовал губернатору о выполнении его приказа. Столкновения крестьян и старателей время от времени вспыхивали вновь, как рассказывает историк И.Я. Кривощёков, в 1894 году земельные недоразумения с особой силой вспыхнули вновь [9].
Интересные воспоминания о золотых приисках этого района оставил инженер Режевского завода Гавриил Александрович Марков в своей книге «Мемуары горного инженера»: «Постановка золотого дела в Режевской даче меня не удовлетворяла, я наметил там постановку крупных по тому времени золотопромывальных машин на реке Рефт (Ильинский прииск), одну машину для рассыпного золота и на реке Сорочке вторую такую же. Кроме того, я поставил вторую пару бегунов на кварцевое золото по реке Быстрой. На руднике по реке Быстрой меня увлекло страшно высокое содержание золота, попадались целые куски кварца, полностью залитые золотом.
В своих стремлениях развить золотопромышленность в Режевской даче я обратил внимание на болото «качкар» около деревни Сохаревой. Болото было взято в аренду, но не оправдало моих ожиданий. Вскоре я нашёл более интересное болото по берегу реки Сорочки в Башкарской волости и здесь сосредоточил все свое внимание, часто ездил сюда на разведку а потом и на постройку золотопромывальной машины.
Проезжать на Сорочку приходилось через ряд деревень и, между прочим, через деревню Мурзинку и Южакову где издавна добывали драгоценные камни — бериллы и аметисты. Здесь я впервые познакомился с этим промыслом.
Однажды вместе со мной в эти деревни приехал геолог Леонард Антонович Язевский. Мы остановились с ним на квартире у богатой старухи Овчинниковой (мать Овчинникова Прокопия Самойловича, старообрядца (1870-1954 гг.), выдающегося промышленника, владельца фирмы по добыче, разведке, обработке и продаже уральских самоцветов и драгоценных камней, работал с домами «картье» и «Фаберже» — прим. Авт.), торговавшей самоцветами. Когда мы расположились со своим багажом, и я хотел закурить папироску, в комнату вошла Овчинникова. Увидя мою папироску, она заявила: «Нет уж, батюшка, такие эти глупости брось, у меня останавливался сам Победоносцев (обер-прокурор Святого Синода — прим. Авт.), так я и ему запретила курить». Овчинникова была кержачка, пришлось подчиниться ей.
У одного крестьянина в деревне Южаковой мы с Язевским нашли кристалл берилла длиной около 7 дюймов и диаметром больше дюйма. Язевский сторговался с крестьянином и купил этот великолепный кристалл [10].
Воспоминания Г.А. Маркова дополняет очерк «Самоцветы», написанный Д.Н. Маминым-Сибиряком: «В Петрокаменский завод мы приехали прелестною лунною ночью и имели удовольствие видеть одну размытую плотину. Где- то в углу заводского двора что — то такое дымилось — и всё тут заводское действие.
— Чем же живут рабочие? — спрашивал я на станции местного обывателя.
-А кто чем промыслит, тем и живёт… Кто пашней займутся, кто на золотых. Вообче живём…
О Мурзинке и мурзинских камнях здесь знали ещё меньше, чем в Невьянске. Меня всегда удивляло это полное отсутствие сведений о том, что делается в соседней деревне. От Петрокаменского завода до Мурзинки всего вёрст 20-25, значит, рукой подать.
Добыча камней в Мурзинке — исконный промысел, которому больше сотни лет, а в соседней деревне никто ничего не знает и даже не интересуется знать.
Переночевав в Петрокаменском заводе, мы ранним утром отправились прямо в Мурзинку, — остался всего один переезд. Те же поля, те же перелески и решительно ничего такого, что напоминало бы о близости уральской Голконды. Ямщик, который вёз нас, бывал в Мурзинке десятки раз, но о камнях «был неизвестен» [11].
Как мы видим, оборотистые люди в Петрокаменском районе делали себе состояния, занимаясь скупкой золота, платины, драгоценных камней и не забывая крестьянский труд, издавна кормивших людей на этих плодородных землях.
В Нижнетагильском округе с 1823 по 1832 год добыто около 363 пудов золота, с 1833 по 1842 около 239 пудов, с 1843 по 1852 — 263,5 пуда золота, и добыча много лет держалось на этом уровне.
Платины с 1825 по 1834 год в Нижнетагильском округе добыто 748,5 пудов, с 1835 по 1844 добыто 1185 пудов и рост добычи продолжался до 1916 года [12].
Использование платины для нужд промышленности форсировала её добычу на многих месторождениях около Висимского завода.
Газета «Екатеринбургская неделя» не раз размещала объявления подобное этому: «Считаем полезным сообщить к общему сведению, частным образом дошедшее до нас известие. Г-н Эдисон, известный изобретатель телефона, сильно нуждается в платине, которая ему необходима для устройства электрического освещения по вновь открытому им способу.
Г-н Эдисон обратился на Урал письменно, прося сообщить ему, как велика цена килограмма, и заявляет, что ему потребуется огромное количество платины. Дай Бог, чтоб добыча платины, сбыт которой был очень затруднителен, с легкой руки г-на Эдисона увеличилась у нас на Урале, послужив особым источником дохода для казны и для народа» [13].
Вспоминает ветеран труда НТИИМ Киселева (Замотаева) Валентина Викторовна: «По рассказам мамы, уже в советское время дедушка и старшие сыновья работали на шахтах по добыче золота на речках Шайтанка, Капасиха и Леба. Там же подсобной рабочей работала и моя мама. Вначале убирала помещение, где находились рабочие, подогревала им обед, сушила рукавицы, потом уже самостоятельно работала в забое, катала руду. Уезжали из дома на 2-3 недели, а то и больше.
Остальные члены семьи занимались домашним хозяйством, в котором были корова, теленок, лошадь, овцы, куры. Мама рассказывала, что голодом не сидели, «по миру» не ходили, но жили трудно. То, что имели от хозяйства, было обложено налогом. Государству было необходимо сдавать молоко, мясо, яйца, шерсть, масло, даже картофель, а летом еще сдавали грибы и ягоды.
Сдавали эту «дань» в складчину с соседями, то есть по 2-3 семьи, потому что в одиночку установленное количество сдать было невозможно, это означало, что семья должна была остаться ни с чем. Вот так и выживали. Позже молодежь в поисках работы стала разъезжаться — кто куда. Вот и мы с мамой уехали жить на Старатель».
Воспоминания В.В. Киселёвой дополняет рассказ тагильчанина Вячеслава Марченко: «Летом 1942 года школьники работали большей частью в колхозах — в подсобных хозяйствах завода: окучивали картошку, пропалывали турнепс, собирали урожай. Никто ничего не брал — это было строго запрещено. Правда, иногда бросим турнепс в кусты, а потом украдкой съедим — вот такая была добавка к обеду.
Трудились мы и на подготовке школы к зиме: делали какой-то ремонт, заготавливали дрова. Месяц-полтора у нас было «свободное» время: кто трудился на своих огородах, кто подрабатывал на производстве, а я с дедушкой Фёдором, старым уральским старателем, Царствие ему Небесное, мыл золото.
Вернее, мы промывали старые отвалы, уже когда-то промытые до нас старателями. Дед помнил эти места, находил их в тайге, мы делали там шалашик и трудились. Уже тогда меня заинтересовали различные минералы.
Дед учил меня, как делать промывку, как держать ковш, удалять шлих, собирать ртутью невидимые пылинки золота на дне старательского ковша. Кварц называл «шкварец», сердолик — «кремень». Курил он крепкий самосад, сворачивал «козью ножку» и прикуривал от «кресала»: прижмёт пеньковый трут к кремню, ударит по нему куском напильника — летят искры. Попадут эти искры на трут, он задымится — вот и огонь. Так и костёр разжигали: спичек-то не было» [14].
С 1920-х годов старатели активно работали на специальных плотах, с которых черпаками грунт поднимался со дна Тагильского пруда и промывался на берегу.
В 1930 годы в районе Монзино при добыче песка драгами, который шел на строительство Н. Тагила, велась и добыча золота. Такая промывка золота шла от Верхнего Тагила до деревни Балакино. Особенно золотоносным был грунт от впадения реки Шайтанки села Николо-Павловского до впадения реки Малая кушва близ Н. Тагила.
Поэтому когда в 1926 году был выстроен дом отдыха «Руш», номерной железнодорожный разъезд было решено назвать в честь вечных тружеников — старателей. Со временем название маленькой железнодорожной станции было перенесено и на жилой поселок Уральского Артиллерийского полигона.
Судя по карте 1936 года на территории полигона ещё работали: Николаевский, Байчихинский, Вилюйский, Казанский золотой прииски. Вокруг расположенной деревни Пайвы работало более 10 смолокуренных предприятий.
Всего за 100 лет с 1825 по 1925 год на более чем 120 приисках Тагильского округа было добыто более 25 тонн золота. А узнать, есть ли на старых золотых отвалах золото, можно достаточно просто. Необходимо спилить и сжечь старую ель, замечено, что это дерево хорошо аккумулирует в себя золотой песок. Промывка золы даст вам ответ. Не зря ведь бродили отдельные группы старателей по границам Уралполигона до 60-х годов ХХ века.
Но зорко охраняют богатства земли уральской Медной Горы Хозяйка, Золотой Полоз, Огневушка-Поскакушка, Олень Серебряное копытце, Змеёвка, Медные ящерки и другие персонажи старательского фольклора.
До сих пор в народе среди бывших потомственных старателей и их потомков бытует мотив-примета: «Где золото (платина), там змеи » .на золото много змей живет (водится), «Змеи на золото вылезают». Примета эта зафиксирована повсеместно В.П. Кругляшовой, В.В. Блажесом на родине Бажова в Полевском, Косом Броду, нами в поселках Висим и Черноисточинск. В народном сознании укрепилось мнение, будто бы змеи охраняют драгоценные металлы.
Существует и региональная особенность приметы о змеях До сих пор в южной части Свердловской области, на территории бывшего Сысертского горного округа, в Полевском, Сысерти, поселках Полдневая и Косой Брод, а так же в Каслях бытует предание о Полозе — фантастическом огромном змее, указывающем на золото. Не случайно в народе жили сказы «Про Великого Полоза», «Медной Горы хозяйку», не случайно и появление легенды об открытии Березовского месторождения золота «Золотые дайки», записаной П.П. Бажовым. «Золотые дайки»- это змеи, владеющие золотом.
Один из героев рассказа Звонец рассказывает следующую легенду:
«Владеет золотом престрашный змей, а зовут его Дайко. кто у этого Дайка золотую шапку с головы собъет, тот и будет золоту хозяин . В ту самую ночь, как журавли прилетят, змей Дайко ослабу в своей силе дает. Тогда и глуши его тайным словом .: «Подай-ко, Дайко, свой золотой венец да опояски!» — от того тихого слова змей Дайко очумеет, голову маленько сбочит, будто слушает да разобрать не может Тут и хватай у него с головы золотой комок. коли успеешь, ничего худого тебе змей не сделает, хоть кайлой долби. А коли оплошаешь, да змей на тебя поглядит, сам камнем станешь» [15].
Функция змей — хранителей золота и платины влияла и на отношение людей к змеям. По рассказу внучки старателя Т. Серебряковой, 1909 года рождения, встретившихся змей ни в коем случае нельзя было трогать, обращаться почтительно, называя «госпожей-змеей».
Как видим, в этом действии есть и определенное рациональное звено. Часто самородки напоминали своей формой какое-то животное или определеный предмет — собаку, свинью, лошадь, веревку и т. д. Поэтому в старательской среде бытовали рассказы о «золотой свинье», «золотом лапте», «золотой собаке».
Считалось, что только в глухое время ее можно видеть, и не всем, а только особым она покажется. Вот как столбы пламени показываются, где золото, там и свинья показывается, но не всем. Тут только столб пламени может помочь ее найти. Где столб пламени, там она может быть» [16].
Некоторые старатели верили, что золото и платина «оказывают себя» огнем, пламенем. Это убеждение, в свою очередь, прождало представление о существовании необыкновенных людей, способных чувствовать жар золота в земле. Это был один из способов нахождения золота. Необыкновенным умением находить золото наделялись женщины.
На платиновом руднике в Кытлыме фольклористами была зафиксирована легенда о появлении на месте платиновой жилы женщины в белом платье, которая указывала, где начать разработку.
Герой очерка Д.Н. Мамина-Сибиряка «Платина» Софон рассказывал об «особой» женщине Александре Архипьевне из Нижнего Тагила, которая «сызмала не могла переступить через золото»: «Идет, например, по лесу, и вдруг как вкопаная. Это ее золото остановило. Золото-то в земле, а она через него не может переступить.».
Коренной старатель-«черновлянин» слышал, как болтали люди, будто жила в Черноисточинске старуха Гусева, которую бросало в жар, когда она проходила по месторождению золота.
Несомненна связь этих образов с преданием о Поскакушке (Поскакухе), девке, котрая «скачет и золото показывает», записанном в г. Полевском.
Интересно, что филологи-фольклористы сделали запись, объясняющую с рациональной точки зрения появление предания: «Поскакуха у нас речка есть. Там необычное золото: местами есть, местами нет. Вот есть золото, жила вроде, а рядом шурф бъют -нет его. Перепрыгнут дальше, бьют шурф — снова золото. Вот и «прыгают», «скачут» шурфами, поэтому и речку поскакухой назвали».
Во время этнографических экспедиций, проводимых Нижнетагильским музеем-заповедником в 1980-х годах в поселках Висим и Черноисточинск, зафиксирована одна народная примета, не встречающаяся в сборниках фольклористов.
Житель поселка Черноисточинск В.М. Шишов, 1906 года рождения, сказал, что на месторождениях ценных металлов (золота и платины) растет какая-то особая трава. А висимчанин Г.С. Федулов, 1900 года рождения, считает, что где платина и золото, там растет Марьин корень.
Если ранее мы говорили о приметах, носящих фантастический, иррациональный характер, особенно приметы о змеях, Полозе, ящерках, сверхчуствительных женщинах, то теперь речь пойдет о приметах, основанных на практическом, старательско-производственном опыте. Как правило, их называли потомственные старатели, всю свою жизнь занимавшиеся этим промыслом и вследствии этого обладающие большим практическим опытом.
Золото, платину искали по увалам, по россыпям, в ложбинах, поэтому в местах, где лежит металл, по утрам большой туман. Во время «шурфовки», если «порода, как кровь», красная, то будет платина. Как было сказано выше, эти люди обычно предавали сомнению или даже отвергали предания о змеях.
Пословицы и поговорки, частушки и песни, родившиеся в старательской среде, в своеобразной поэтической форме рассказывают о превратностях судьбы старателя, о тяжелой изнурительной работе, внезапном обогащении, не всегда эквивалентном затраченному труду: «Золото мыть — голодным быть (выть)». «За золотом пойдешь-корку хлеба найдешь», «Добивайся до золота молотом, не будешь жить голодом» (т. е. золото требует огромных и тяжелых усилий). Не зря народная пословица гласит: «Золото и железо переедает» [17].
Томас Гуд писал: «Золото, золото, золото, золото! Желтое, твердое, ярко блестит, Руки дрожащие жжет своим холодом, Трудно достать, но легко упустить. Взятое силой, обманом добытое, Кровью, вином и слезами омытое… Счастье, и отдых, и каторжный труд. Эти кусочки металла несут».
Список источников и литературы
1 Немирович-Данченко В. И. По Уралу// Золото. Свердловск, 1946. С. 42.
2 Мамин-Сибиряк Д. Н. Гпупая Оксея. Эскиз / / Золото. Свердловск, 1946. С.58.
3 Записано И.В. Бабенко в 1984 году в пос. Черноисточинск от С.М. Бородина, 1905 г. рождения, Н.В. Коробков, 1902 г. рождения, Ф.У. Голицина, 1894 г. рождения; записано в пос. Черноисточинск от П.С. Малинина, 1898 г. рождения/ / Фольклор на родине Д.Н. МаминаСибиряка. Свердловск, 1967. С. 62.
4 Записано И. В. Бабенко в 1984 году в пос. Черноисточинск от С.М. Бородина, 1905 г. рождения// Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка. Свердловск. С. 61.
5 Записано в пос. Черноисточинск от Ф.У. Голицина, 1894 г. рождения. Записано в г. Н. Тагиле от А. М. Ларцева, 1917 г. рождения, уроженца с. Николо, Павловское / / Фольклор на родине Д.Н. Мамина-Сибиряка. Учёные записки УрГУ. Свердловск, 1967. Вып. 5. С. 40.
6 Немирович-Данченко В. И. Указ.соч. С. 42-43.
7 Ганьжа С. В. Тагильская летопись XVI-XIX века. Н. Тагил, 2000. С. 84.
8 Мамин-Сибиряк Д. Н. Золотуха. Свердловск, 1936. С. 82.
9 Нижнетагильский городской исторический архив (НТГИА) Ф.556, ОП.1.Д.11.Л.50-56.
10 Панов С. Б. История старообрядцев Режевского завода. Реж, 2016. С. 226-227.
11 Мамин-Сибиряк Д. Н. Самоцветы. Нижний Тагил, 2013. С. 30.
12 Кривощёков И. Я. Словарь Верхотурского уезда. Пермь, 1910.
13 Екатеринбургская неделя. 1879. №6. С.55.
14 Киселёва (Замотаева) В. В. Мои детство и юность / / Сборник Страницы дней перебирая… //Н.Тагил. 2010. Т. 2. С. 109, 110.
15 Кругляшова В. П. Ж анры несказочной прозы уральского горнозаводского фольклора. Свердловск, 1974. С.88.
16 Кругляшова В. П. Ж анры несказочной прозы уральского горнозаводского фольклора. С. 85-86.
17 Урал в его живом слове. Дореволюционный фольклор. Свердловск, 1953. С. 73-74.
18 Бажов П. П. Уральские были. Соч. : в 3 т. Москва, 1976. Т. 3. С. 34