ТАГИЛЬСКИЕ ЗАВОДЧИКИ ДЕМИДОВЫ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА: ВЛАДЕЛЬЦЫ И ВЛАДЕНИЯ
УРАЛЬСКИЕ ЗАВОДЧИКИ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА: ВЛАДЕЛЬЦЫ И ВЛАДЕНИЯ
Неклюдов Евгений Георгиевич — д.и.н., г.н.с., Институт истории и археологии УрО РАН (г. Екатеринбург)
E-mail: ntplant9@mail.ru
Российская Академия наук • Уральское отделение институт Истории и Археологии.
Екатеринбург: РИО УрО РАН, 2013 год.
ДЕМИДОВЫ
Старейший род уральских заводчиков Демидовых к 1861 г. владел тремя крупными горнозаводскими округами на Урале — Нижнетагильским, Суксунским (находившимся во временном владении акционерного общества) и Ревдинско-Рождественским. Они принадлежали двум ветвям рода, идущим от сыновей Акинфия Никитича Демидова Григория и Никиты.
Крупнейшим владением Демидовых на Урале во второй половине XIX — начале XX в. оставались Нижнетагильские заводы, принадлежавшие младшей ветви этого рода, идущей от Никиты Акинфиевича Демидова.
С 1840 г имение принадлежало трем владельцам: Анатолию Николаевичу Демидову князю Сан-Донато (1/2 часть), вдове его брата Павла Николаевича Авроре Карловне (урожденной баронессе Шернваль фон Вален, во втором браке — Карамзиной; 1/14) и ее сыну Павлу Павловичу Демидову (3/7).
Реформа 1861 г совпала, а возможно, и повлекла за собой важное событие в истории «тагильской» ветви рода. Тремя актами от 6 февраля 1862 г. (двумя дарственными и раздельным актом) Анатолий Николаевич и Аврора Карловна передали принадлежавшие им части «общего и отдельного владения» единственному своему наследнику Павлу Павловичу Демидову, достигшему к тому времени полного совершеннолетия.
В его собственность переходили Нижнетагильский горнозаводский округ площадью 656 465 дес., «василеостровские» дома в Петербурге (по 4-й линии и по набережной Малой Невы, № 24 и 26), где располагалась Главная контора, дом в Казани, экономия Демидовка с селом Анатольевским в Тираспольском уезде Херсонской губернии (5038 дес.), местечко Кастропуло в Ялтинском уезде Таврической губернии (25 дес.) и Павловский золотой прииск в Олекминском округе Якутской
области.
Аврора Карловна передавала сыну принадлежавшую лично ей долю в двух домах в Петербурге по Бол. Морской (№ 43 и 45), а Анатолий Николаевич предоставил племяннику два своих родовых имения: дом в Петербурге на Невском проспекте, 54, выкупленный им у совладельцев, отстроенный и превращенный в доходный, и единственную оставшуюся у него после продаж Ерахтурскую вотчину в Касимовском уезде Рязанской губернии (24 680 дес.).
Таким образом, в новый период российской истории П.П. Демидов вступил полновластным владельцем всего наследия «тагильской» ветви рода в России, оцененного самими владельцами в 8346 тыс. руб. сер. (в том числе заводы — 8 млн)1.
К моменту получения наследства от матери и дяди Павел Павлович уже окончил юридический факультет Петербургского университета со степенью кандидата, был зачислен на службу старшим помощником экспедитора в Государственную канцелярию, а вскоре переведен в Министерство иностранных дел и сверх штата причислен к посольствам в Париже и Вене.
В 1867 г в Париже Павел Павлович женился на княжне М.Е. Мещерской, которая, родив сына Елима, умерла через год после свадьбы.
Под влиянием иезуитов заводовладелец уже готов был перейти в католичество и передать все свои богатства ордену Сердца Иисусова, когда российские власти возвратили его на родину и «попросили» жить безвыездно в Каменец-Подольске, назначив советником губернского правления. Затем его перевели в Киев, где в 1871 г. он был избран городским головой. В том же году Павел Павлович женился на дочери петербургского уездного предводителя дворянства П.Н. Трубецкого княжне Елене Петровне2.
Незадолго до этого произошло событие, завершившее концентрацию демидовских владений в руках Павла Павловича Из выписки Сенской префектуры Парижа явствует, что в 1 ч. 20 мин. 29 апреля 1870 г. в своей парижской квартире на улице Пепиньер, 25 в возрасте 57 лет скончался камергер Анатолий Николаевич Демидов.
На протяжении своей жизни князь Сан-Донато составил несколько завещаний и добавлений к ним («кодицыллов») насчет принадлежавших ему имений.
Первое засвидетельствовано в Петербурге 2 мая 1841 г., второе — в Париже 5 марта 1842 г. (и дополнения к нему, подписанные во Флоренции 29 июня 1844 г. и в Сан-Донато 17 января 1846 г.), третье — в Петербурге в июле 1846 г., четвертое, видимо, тоже в Петербурге 4 августа 1852 г.
Первое завещание касалось самарского имения (с. Федоровка, или Падовка), приобретенного Демидовым у вюртембергского посланника принца Гогенлое-Кирхберга.
Второе завещание с «кодицыллами» утверждало наследницей заграничных имений Анатолия Николаевича (флорентийских вилл Сан-Донато, купленной еще его отцом Н.Н. Демидовым и переданной сыну по наследству, и Кварто, выкупленной А.Н. Демидовым у Жерома Бонапарта и позже проданной Г.А. Строганову после его брака с великой княгиней Марией Николаевной)3 его жену — принцессу Матильду де Монфор.
Третье включало распоряжения, касавшиеся обеспечения Матильды Иеронимовны в сложное для супругов время, когда А.Н. Демидов еще пытался удержать племянницу Наполеона I от окончательного с ним разрыва. Отдавая «справедливую дань ее душевным качествам, осчастливившим всю мою жизнь», Анатолий Николаевич передал тогда жене право после его смерти на 77 часть принадлежавших ему российских имений «общего и единственного владения» (включая Нижнетагильские заводы, южные имения, сибирский прииск, ерахтурскую вотчину и «невский» дом).
Остальные части поступали «ближайшему» наследнику П.П. Демидову в том случае, если бы завещатель «не оставил по себе нисходящего потомства». Душеприказчиками были определены друзья и родственники А.Н. Демидова — князь Г.П. Волконский и граф А.Г. Строганов4.
Но вскоре после того как в сентябре-октябре 1846 г были окончательно урегулированы отношения между разъехавшимися супругами и Матильда Иеронимовна согласилась вместо доли в наследстве получать пожизненную ренту в 50 тыс. руб. сер. (200 тыс. франков), Анатолий Николаевич «отменил и уничтожил» все свои прежние завещательные акты.
«Во изъявление истинной любви» к племяннику Павлу дядя предоставил ему не только «достающееся по закону родовое имение в России», но и свое заграничное поместье Сан-Донато. В случае если бы племянник скончался «беспотомно», А.Н. Демидов предполагал передать имение сыну двоюродного брата Петру Павловичу Дурново «под условием, что он к фамилии своей присоединит прозвище Демидов»5.
Именно это завещание 1852 г и стало основанием для получения Павлом Павловичем Демидовым после смерти дяди его тосканского имения. Он 10 и 11 июня 1870 г. «вошел с принцессой Матильдой в соглашение», которым обязался соблюдать условия «развода» 1846 г. и платить ей назначенную ренту. Она в свою очередь подтвердила прежний отказ «от всякого дальнейшего участия» в наследстве Анатолия Николаевича.
«В обеспечение этой обязанности» на демидовские имения было наложено запрещение, под которое не подпали только петербургские дома, ерахтурская вотчина, южные имения Демидовка и Кастропуло, видимо, по причине того, что уже находились в залоге Петербургской сохранной казны6.
В 1872 г. П.П. Демидов унаследовал от дяди титул князя Сан-Донато, которым ему было разрешено пользоваться и в пределах России.
За время своего почти четверть векового единоличного владения Павел Павлович многое изменил в составе доставшихся ему имений. По пяти купчим он лишился родовой ерахтурской вотчины, частями проданной в 1868, 1872 и 1874 гг. В 1878 г. Купцу Ушакову был продан «невский» дом, «давший за вычетом 200 тыс. руб. долга 800 тыс. руб.» Оказались проданными и дома по Бол. Морской7.
В актах 1880-х гг уже не упоминаются черноморские имения, дом в Казани и сибирский прииск.
Крупнейшей утратой стала продажа с аукциона в 1880 г виллы Сан-Донато, художественные ценности которой начал распродавать еще Анатолий Николаевич.
«Шесть недель под музыку трех оркестров, — сообщалось в журнале «Русский архив», — разорялось Сан-Донато, преимущественно в пользу французских и итальянских аферистов»8.
Еще одна вилла, Сан-Мартино, на о. Эльба была приобретена Анатолием Николаевичем в 1851 г. у графа Жоакима Мюрата. Там А.Н. Демидов создал музей первого французского императора, которого почитал даже после разрыва с женой. Хотя в завещаниях князя об этой вилле не упоминается, известно, что после его смерти она тоже перешла во владение Павла Павловича.
В 1881 г ему предложили обменять ее на виллу Pozzarello. По-видимому, сделка не состоялась и Сан-Мартино была продана владельцем так же, как и Сан-Донато (имеются достоверные сведения о продаже в 1883 г. многих наполеоновских реликвий, хранившихся в Сан-Мартино)9.
Однако более значительными оказались новые приобретения П.П. Демидова. В России крупнейшими из них стали Луньевский округ, Иллинецкое и Готобужское имения и имение Завадовщина, за границей — вилла Пратолино, купленная в 1872 г. недалеко от Флоренции.
Это старинное имение Медичи стало любимым местом пребывания владельца и его жены Елены Петровны Демидовой. Двумя покупками в 1873 и 1876 гг., когда Павел Павлович был киевским городским головой (в 1874 г. он отказался от переизбрания на новый трехлетний срок «по нездоровью»), приобретено Иллинецкое имение в Липовецком уезде Киевской губернии. Оно включало почти 5,5 тыс. дес. земли (с сахарным, винокуренным, пивоваренным и кирпичным заводами) стоимостью 883 613 руб. (с учетом 365 698 руб. долга Обществу взаимного поземельного кредита).
В результате уральский горнозаводчик стал еще и крупным малороссийским сахарозаводчиком. В 1876 г. в Петергофском уезде П.П. Демидов купил мызу Готобужи с деревнями Калиши и Лужки и при них стекольный завод и писчебумажную фабрику. Площадь имения составляла 10 420 дес., его стоимость — 200 тыс. руб.
Имение в Новомосковском уезде Екатеринославской губернии, купленное у княгини О.В. Барятинской и состоявшее из с. Елизаветовка с деревнями (под общим названием «Завадовщина»; площадь 17 058 дес., стоимость 600 тыс. руб., включая ссуду Харьковского Заемного банка в 525 тыс. руб.), стало последним приобретением Павла Павловича, совершенным с публичных торгов в апреле 1884 г.10
На Урале в 1860-1870-х гг. владелец пытался купить для Нижнетагильских заводов Серебрянскую и Илимскую лесные дачи, принадлежавшие соседним Гороблагодатским казенным заводам.
Впервые об этом П.П. Демидов ходатайствовал в 1864 г. перед Министерством путей сообщения, для которого на Нижнетагильских заводах изготавливались железнодорожные рельсы. После повторного прошения в 1865 г. был получен отказ от министра финансов под предлогом «ограниченности тех лесов для действия самих казенных заводов». П.П. Демидову рекомендовалось развивать рельсовое производство «при употреблении каменного угля».
В 1869 г заводоуправление известило министра финансов, что «вынуждено даже отказаться от казенных заказов на рельсы, так как Нижнетагильским заводам, как посессионным, ежегодно назначается на выруб всего 238 тыс. куб. саж. леса, более чего, впрочем, и нельзя вырубать без расстройства лесного хозяйства».
М.Х. Рейтерн предложил тогда обсудить вопрос о продаже 20 тыс. дес. из Илимской и 14 тыс. дес. из Серебрянской дач, но после согласований с Уральским горным правлением было разрешено «заменить покупку этих участков взятием их в аренду на 48 лет с правом пользования по 12 тыс. куб. саж. леса в год… по 35 коп. за сажень».
Видимо, это не устроило настойчивое Нижнетагильское заводоуправление, в 1870 г. возобновившее ходатайство о покупке. Но решение вновь отложили до принятия разрабатывавшегося тогда в правительстве плана продажи казенных заводов.
Когда же стало известно, что Гороблагодатские заводы, за исключением Кушвинского, будут выставлены на продажу, то в январе 1875 г. уполномоченный Нижнетагильского округа П.Н. Шиленков подал министру государственных имуществ новое прошение. «Нижнетагильские горные заводы, приготавливающие в самом разнообразном ассортименте медь, железо и сталь, единственные на Урале заводы, где введена и осуществляется уже 20 лет выделка рельсов для железных дорог, — писал он. — Они первые попытались ввести на Урале бессемерование и в настоящее время приступили к устройству его на рациональных началах и в большом промышленном размере.
Они сами идут на это важное нововведение, потому что обладают Высокогорским месторождением железных руд, с которым по качеству могут соперничать разве одни шведские рудники. Несмотря на все заботы… по устройству правильного лесного хозяйства и на введение всех возможных усовершенствованных способов с целью уменьшения потребления сгораемого, дача Тагильских заводов при настоящей их производительности не может удовлетворять потребностям заводов, которые вследствие сего неизбежно поставлены будут в необходимость сократить действие».
Он напоминал о многочисленных прежних просьбах уступки смежных казенных дач и полагал, что «едва ли можно было бы ожидать более выгодной для Правительства продажи Серебрянского завода с его дачею в другие руки, кроме Тагильских заводов, если — как это и есть — оно при этом имеет в виду не спекулятивные цели, но одно исключительно возможно широкое развитие железного производства в России»11.
В Горном департаменте на этот раз всерьез озаботились разработкой условий продажи казенного завода с его обширной дачей, составлявшей 182 тыс. дес.
Тогда Серебрянский завод был рассчитан на изготовление до 161 тыс. пуд. железа общей стоимостью 198 тыс. руб., а его лесные дачи оценивались в 650-975 тыс. руб. Условия продажи предполагали уплату только 1/5 части покупной суммы с рассрочкой остатка на 37 лет «по банковским правилам» и под залог 1/6 части этой суммы государственными процентными бумагами.
Немногие золотопромышленники, имевшие отводы в заводской даче, сохраняли право разработки приисков до окончания срока договоров с ними. На нового владельца переходили также «все обязанности по содержанию школ, больниц и богаделен» казенного завода.
Скорее всего, эти условия показались П.П. Демидову чрезмерно тяжелыми, и главноуполномоченный Нижнетагильских заводов Анатолий Октавович Жонес-Спонвиль в марте 1876 г. просил у М.Х. Рейтерна «вернуться к продаже отдельных участков Серебрянской и Илимской дач, смежных с округом Нижнетагильских заводов и, наоборот, отдаленных от Серебрянского завода», предложив за 19 136 дес. уплатить (по 2,1 руб. за дес.) 40 185 руб.
При личной встрече главноуполномоченного с министром во время его поездки на Урал М.Х. Рейтерн «категорически указал на необходимость определения безобидной для обеих сторон цены» и распорядился не продать, а лишь «допустить в виде опыта на один год снабжение Нижнетагильских заводов углем из Илимской и Серебрянской дач».
Топливная проблема, таким образом, кардинально не была решена, а в 1883 г. казна вообще приостановила продажу Серебрянского завода12.
Но к тому времени был найден другой способ пополнить лесные ресурсы Нижнетагильских заводов, к которому подталкивали П.П. Демидова и другие обстоятельства.
В 1884 г была осуществлена покупка у наследников Н.В. Всеволожского Никитинского (Луньевского) горнозаводского округа в Пермской губернии, имевшая сложную предысторию.
В связи с финансовой несостоятельностью наследников в 1873 г этот округ был сдан в аренду Уральскому горнозаводскому товариществу сроком на 80 лет. П.П. Демидов вступил в состав его учредителей, рассчитывая использовать богатые природные ресурсы и выгодное расположение заводов и каменноугольных копей Всеволожских для предполагавшегося строительства Уральской горнозаводской железной дороги.
Неудача с получением концессии предопределила крах Товарищества и поставила П.П. Демидова в весьма сложное положение. Глава Петербургского правления Василий Дмитриевич Белов писал по
этому поводу А.О. Жонес-Спонвилю в июле 1883 г.: «Ни Павел Павлович, ни его администрация не принимали участия в составлении первоначального договора 27 января 1873 г. Уральского горнозаводского товарищества с опекунским управлением Всеволожских. В силу обстоятельств, вызванных частью личным отношением к товарищам, частью тем, что все они, за исключением нашего доверителя (П.П. Демидова. — Е.Н.) и П.П. Дурново, не были достаточно состоятельны для ведения дел… вся тяжесть этого предприятия легла на одного Павла Павловича, которому пришлось унаследовать дело, основанное на готовом и не подлежащем изменению договоре». В такой ситуации необходимо было решиться либо единолично продолжить аренду, либо выкупить округ в полную собственность.
Несмотря на то что уже с 1878 г. шли переговоры демидовской администрации с опекой над Всеволожскими о покупке имения, сомнения в ее необходимости сохранялись, и Павел Павлович все не мог принять окончательного решения. В.Д. Белов подталкивал его и А.О. Жонес-Спонвиля, фактически вершившего дела демидовских заводов, к покупке округа, считая, что отказ от сделки принесет больше издержек, чем пользы.
Отказ, предрекал эксперт, послужит для Всеволожских основанием утверждать, что «Демидов никогда не имел намерения купить их имение… но хотел только сделать выгодную спекуляцию». Они, полагал В.Д. Белов, «не упустят выставить себя жертвой ловкой махинации», и тогда «придется или кормить Всеволожских до их смерти, или выдавать им ссуды на разные предприятия с целью устроить их положение… (на полях рукописи А.О. Жонес-Спонвиль написал: «Ни за что». — Е.Н). Если же покупка состоится, то неопределенность разом отпадает».
Кроме того, он считал, что эта покупка не останется безвыгодной: «Эксплуатация имения на праве собственности дает, бесспорно, лучшие результаты сравнительно с хозяйствованием на арендном праве… Через 70 лет получится громадный капитал, говорящий в пользу покупки имения. Если бы Демидовы при основании своих заводов отложили только сотню рублей, то настоящий владелец, бесспорно, был бы теперь первым богачом в мире, но такой сотни рублей ни в одном банке отложено не оказалось».
В то же время В.Д. Белов предостерегал, что эта сделка «со стороны голого цифренного расчета ныне не представляется выгодной», поскольку «за последние годы» существенно снизились финансовые возможности П.П. Демидова, и в первую очередь по его собственной вине.
Еще в 1878 г управляющий предрекал, что имевшиеся тогда свободные капиталы, накопленные вследствие выгодной рыночной конъюнктуры, могут быстро исчезнуть. «Отчего бы это ни происходило, но если в течение 150 лет деньги в кассе Демидовых не держались, то чрезвычайно рискованно предполагать, что они будут почему-то держаться теперь. Истекшие пять лет показывают, что высказанные мной опасения оказались вполне справедливыми.
Пять лет назад финансовые средства наши были настолько лучше, что безо всякого опасения за будущее давали нам возможность вовсе ликвидировать дело, купить имение Всеволожских и продолжить дело в форме акционерного предприятия, причем потребовался бы заем не свыше 1 млн руб.
В то время только что был продан Невский дом не был заложен дом, занимаемый конторой, и хотя банковский долг Товарищества простирался до 1221 тыс. руб., но в то же время свободные средства Главной конторы доходили до 1,4 млн руб.»
Однако, как подсчитал управляющий, с октября 1878 г по июнь 1883 г Павел Павлович израсходовал «только по счету личных его расходов» 2 797 532 руб., хотя, «согласно назначениям по бюджету», ему полагалось «всего» 1680 тыс. руб.
При этом «передержка сверх бюджета» постепенно росла: в 1878-1879 гг. «общий итог личных расходов» князя составлял 538 991 руб., в 1880-1881 — 727 214 руб., а за восемь месяцев 1883 г. П.П. Демидов истратил уже 601 618 руб. «Ввиду покупки… это прогрессирование князя по статье личных расходов получает особенное значение», — полагал дальновидный эксперт.
Он установил, что помимо этих расходов «затраты в дело Товарищества» с 1 августа 1878 г. по 1 июня 1883 г. увеличились с 2940 тыс. до 3968,7 тыс. руб. Поэтому для покупки Никитинского округа потребовался бы кредит уже в 2,5 млн руб., который как раз и составлял сумму всех «передержек».
Кроме того, В.Д. Белов предлагал продать Готобужское имение, получить выкупные платежи с бывших крепостных крестьян Всеволожских, увеличить добычу платины и золота, сократить расходы по содержанию Нижнетагильских заводов и каменноугольных копей, а также «взять заказ рельсов на Тюменскую дорогу».
Главноуполномоченный добавил к этому перечню и необходимость сокращения личного бюджета владельца, на что намекал, но так и не решился открыто предложить управляющий13.
В результате 22 марта 1884 г. А.О. Жонес-Спонвиль и представители опеки Н.А. Казин, Н.Н. Всеволожский и Ф.С. Попов все-таки подписали купчую. В соответствии с этим актом, наследники Н.В. Всеволожского продавали П.П. Демидову принадлежавшие им имения в Пермской губернии.
Эти имения включали Александровскую (с одноименным чугуноплавильным заводом, Луньевскими каменноугольными копями, пристанью на р. Вильве) и Майкорскую (с Никитинским железоделательным заводом и с. Майкорским с деревнями) горнозаводские дачи, а также лесную дачу на р. Усьве и по три делянки в Кизеловском и Губахинском железных рудниках, принадлежавших Всеволожским совместно с их соседями по имению Лазаревыми. Территория Луньевского округа составляла 205 395 дес. (в том числе 198 дес. церковной и 8678 дес. надельной земли).
Сумма продажи равнялась 3 276 446 руб. с обязательством уплаты долгов Петербургской сохранной казне (1 809 219 руб.) и Государственному казначейству (188 268 руб.), которые обеспечивались купленным имением и имениями, оставшимися у Всеволожских, «с сохранением уже полученных льгот и рассрочек»14.
Недоимки по принятым П.П. Демидовым на себя долгам чуть не привели вскоре к учреждению казенного присмотра над Луньевскими заводами. Но в 1887 г. уплату долгов и срочных платежей отложили на пять лет при условии не сокращать производство «за закрытием заводов и каменноугольных копей» и предоставлять в Министерство государственных имуществ ежегодные отчеты о их деятельности15.
В составе имений Демидовых Луньевский округ сначала действовал как самостоятельный, а в 1914 г. по плану реорганизации был объединен с Нижнетагильским в единый производственный комплекс. Эта крупная покупка, несмотря на то что существенно обременила заводский бюджет, имела далеко идущие последствия для развития всего демидовского горнозаводского хозяйства, поскольку значительно расширила его возможности.
Особенно ценны были новые лесные дачи и каменноугольные копи прикамского имения, которые стимулировали развитие топливной отрасли и позволили увеличить металлургическое производство на Нижнетагильских заводах. Возведенная на средства П.П. Демидова Луньевская ветка Пермской железной дороги надежно соединила два демидовских округа.
Кроме названных крупных приобретений недвижимости Павел Павлович совершил несколько более мелких покупок, имевших отношение к растущим потребностям усложнившегося демидовского хозяйства, в которое теперь входили не только уральские заводы, но и вотчины в трех губерниях России.
Это были дом и торговые лавки в Москве, дома в Нижнем Новгороде и Ростове-на-Дону, приобретенные в 1860-1870-е гг. На Урале за 15,3 тыс. руб. в 1876 г. была куплена Левшинская пристань на р. Чусовой «близ линии Уральской железной дороги», которая стала перевалочной базой при погрузке металлов с барок чусовского каравана на большегрузные пароходные баржи камско-волжского пути.
Общая стоимость всего недвижимого имущества, принадлежавшего князю Сан-Донато к 1885 г, составила 16 574 тыс. руб., что оказалось почти вдвое выше стоимости полученного им в 1862 г. наследства. Но вследствие покупки уже заложенных прежними владельцами имений возникла необходимость погашения долговых сумм, составлявших ко времени смерти Павла Павловича 1401 тыс. руб.
По подсчетам В.Д. Белова, ежегодный доход всего имения приближался к 1 млн руб. (до 700 тыс. руб. давали Нижнетагильские и Луньевские заводы; 240 тыс. — Иллинецкий завод, производившийтдо 140 тыс. пуд. сахарного песка)16.
Помимо недвижимых имений в 1885 г. Павлу Павловичу принадлежало еще движимое имущество в наличных деньгах и «процентных бумагах» (919 970 руб.), товарах (5 159 227 руб.), «домашней бездоходной движимости» (66 250 руб.) и «долгах за разными лицами» (827 024 руб.) на общую сумму 6973 тыс. руб.
Вместе с тем на П.П. Демидове висели срочные вексельные долги разным лицам и учреждениям (2 483 984 руб.), Сибирскому торговому банку «по специальному счету» (116 763 руб.), по Петербургской (408 732 руб.) и Нижнетагильской (143 440 руб.) конторам на общую сумму 3 152 921 руб.
Кроме того, по раздельному акту 1862 г он должен был выплачивать пожизненную ренту матери, А.К. Карамзиной (60 тыс. руб. в год), и тетке, принцессе Матильде (200 тыс. франков), а также пенсии и пособия, им самим назначенные разным лицам, на общую сумму 140 687 руб.17
Современники отмечали доброту и широту души владельца Нижнетагильских и Луньевских заводов, не скупившегося на благотворительность.
Во время русско-турецкой войны 1877-1878 гг он принял должность чрезвычайного уполномоченного Красного Креста, занимался устройством госпиталей, размещением раненых, щедро расходуя собственные деньги.
Делал вклады в Киевский и Петербургский университеты, Демидовский лицей в Ярославле и организованные его отцом и дядей Демидовский дом призрения и Николаевскую детскую больницу в Петербурге. Будучи членом Комиссии для пересмотра законов о евреях, П.П. Демидов ратовал за предоставление им полноправия и даже издал книгу «Еврейский вопрос в России»18.
Известность получили и его «неблаговидные» поступки. В 1881 г. под влиянием своего друга графа И.И. Воронцова-Дашкова Павел Павлович стал одним из учредителей общества «Священная дружина», образованного в ответ на убийство Александра II. Графиня М.Э. Клейнмихель в связи с этим вспоминала: «Цель этого общества — розыск нигилистов, донос на них, их арест и смертная казнь. Председатель — граф Бобби Шувалов, тайный министр иностранных дел — князь Константин Белосельский, тайный министр внутренних дел — князь Демидов Сан-Донато (все — крупные уральские заводчики. — Е.Н.). Все члены яхт-клуба записались в общество, большие капиталы в него стекаются… Эта тайная организация просуществовала полтора года, наделала много бед, дискредитируя высший класс общества, открывая дорогу интригам для темной деятельности»19.
Есть свидетельства о пристрастии Павла Павловича к азартным играм и о громадном карточном проигрыше, который поставил управление его имениями в затруднительную ситуацию в 1884 г. «Павел Павлович Демидов умер вовремя, — вспоминал инженер В.Е. Грум-Гржимайло, работавший на демидовских заводах. — Проигрыш им 600 тыс. руб. в Монте-Карло поставил заводы на край гибели. Была запродана платина на 10 лет вперед.
Были исчерпаны все ресурсы и весь кредит. Василий Дмитриевич Белов говорил мне, что он носился по всему Петербургу, ища денег, и ждал с минуты на минуту объявления о несостоятельности. Характерно, что в заводах этого не знали. Переводы денег рабочим поступали с педантичной аккуратностью»20.
В своих уральских имениях Павел Павлович, судя по всему, побывал дважды. Первый раз это произошло в 1849 г, когда еще девятилетним мальчиком он сопровождал в поездке в Нижний Тагил свою мать, Аврору Карловну, и ее мужа, Андрея Николаевича Карамзина.
Второй раз — в июле 1862 г, уже вступив в права владельца, Павел Павлович приезжал в имение для подписания уставных грамот. Этот приезд нашел отражение в известном романе Д.Н. Мамина-Сибиряка «Горное гнездо», а также в его памфлете «Один из анекдотических людей»21.
По воспоминаниям очевидцев, заводчик прибыл в Нижний Тагил в шотландском костюме, что было воспринято местным населением, только что получившим свободу, как приглашение к целованию голых хозяйских коленей. В свою очередь это очень напугало Павла Павловича, не привыкшего к подобным «диким», с его точки зрения, проявлениям верноподданнических чувств. Комичный эпизод, услышанный Д.Н. Маминым-Сибиряком от участников событий, свидетельствует о том, как были далеки друг от друга заводовладелец и его бывшие крепостные.
В тот приезд 22-летний владелец устранился от решения сложного вопроса землеустройства горнозаводского населения, доверив его своим опытным управляющим и консультантам. Но это вовсе не означало, что он не понимал его значения как для заводов, так и для работников.
Через 10 лет (1872 г.) в ответ на письмо управляющего Е.К. Ните владелец откровенно высказался о проблемах, возникавших при землеустройстве населения. Оказывается, он не был противником передачи мастеровым в собственность всех земель, которыми они в действительности пользовались, но справедливо полагал, что это не поставит их «в независимость от заводского действия», поскольку душевой надел в округе «не составил бы и трех десятин, что, конечно, было очень еще далеко… от той цели».
Для реальной «земельной независимости мастеровых», полагал он, не было «никакой вероятности», поскольку это привело бы к утрате заводами основной части лесных дач и их фактическому закрытию. Кроме того при передаче наделов мастеровым возникла бы угроза чересполосицы, препятствовавшей «правильному ведению лесного хозяйства».
«Хорошо понимая вред чересполосицы, существующей теперь», Павел Павлович рекомендовал «принять всевозможные меры к ее устранению. стараясь, хотя и с некоторыми пожертвованиями, сгруппировать наделы так, чтобы чересполосности не было или было как можно меньше».
Серьезную проблему для заводов представляли также самовольные «росчисти», которые, как было известно владельцу, правительство намеревалось оставить за мастеровыми. «Желательно, — размышлял заводчик, — чтобы выгоды крестьян соблюдены были только в мере строгой справедливости; но я полагаю, что устранить неопределенность нынешнего положения, дающую повод мастеровым к неправильным искам и порождающую неприятные отношения их к заводоуправлению, до того желательно, что для достижения этого можно было бы решиться и на некоторые жертвы, такие, впрочем, которые не грозили бы чувствительным ущербом».
Он не был против и прибавки к «душевым» наделам мастеровых по 17/8 дес. леса. «Если это пожертвование приведет к столь желательному группированию наделов, то я со своей стороны готов охотно на него согласиться», — писал Павел Павлович22.
Полагаем, нельзя отказать владельцу в здравомыслии по отношению к столь острому для уральских заводчиков вопросу землеустройства бывших крепостных. Очевидно, что приоритет в его решении он оставлял за заводами, не забывая при этом учесть и разумные потребности населения.
В следующий раз П.П. Демидов собирался навестить Нижнетагильские заводы летом 1880 г Уже в марте того года управляющий И.И. Вольстедт интересовался у Петербургской конторы «когда, кто именно и сколько лиц приедут с князем…» Главной его заботой стало тогда «усиление состава хора Выйских певчих и по мере возможности содействие его улучшению в пении» посредством подыскания опытного капельмейстера. Но в мае пришло известие, что «князь не приедет в июне из Италии». Так и остались безрезультатными хлопоты управляющего23.
Отменив тогда свое путешествие в Нижний Тагил, Павел Павлович больше здесь так и не побывал. После смерти, случившейся 14 января 1885 г. от «болезни печени», его тело в сопровождении вдовы и А.О. Жонес-Спонвиля доставили из Италии и погребли в родовой усыпальнице в Выйско-Никольской церкви Нижнего Тагила.
От заводского населения и даже от верхотурских «безродных бродяжек» Елене Петровне тогда было подано много просьб о помощи. Отказано не было никому24.
Наследниками Павла Павловича были признаны его вдова Елена Петровна, старший 16-летний сын от первого брака Елим и дети от второго брака Аврора (11 лет), Анатолий (10 лет), Мария (8 лет), Павел (6 лет) и Елена (в возрасте до года).
По закону «над лицом и имуществом» несовершеннолетних наследников учреждалось опекунское управление. На эту роль покусилась Екатеринбургская дворянская опека, к ведомству которой территориально относились Нижнетагильские заводы.
Ее председатель граф И.А. Толстой 10 апреля 1885 г. распорядился взять заводы в опекунское управление «в части малолетних наследников». Но вмешательство «посторонних лиц» было крайне нежелательно для демидовского управления, поскольку ограничивало его полномочия и к тому же противоречило порядку назначения опекунов, определенному в завещании самим Павлом Павловичем.
Поэтому из Тагила в Петербург было отправлено сообщение о «крайней необходимости устранить немедленно это вмешательство», сосредоточив все дела в Петербургской опеке, «как было при Авроре Карловне в малолетство Павла Павловича»25.
Всесильные покровители Демидовых добились этого достаточно легко. Уже 27 мая 1885 г. Сенат указал учредить «особую» опеку и сосредоточить опекунское управление в столице в составе тех самых лиц, которые упоминались в завещании.
Помимо Елены Петровны ими оказались доверенные и родственники П.П. Демидова: князь Александр Сергеевич Долгоруков (в будущем обер-гофмаршал и член Государственного совета), генерал-лейтенант Петр Павлович Дурново (управляющий Департаментом уделов, в будущем московский генерал-губернатор) и егермейстер, статский советник Павел Павлович Голенищев-Кутузов-Толстой (товарищ управляющего Дворянским банком). В духовной Павел Павлович просил их «не отказывать вдове и детям в своих добрых советах и в просвещенном руководстве»26.
Если судить по записи в журнале заседаний опекунов от 9 декабря 1885 г., для обсуждения дел они намеревались собираться раз в неделю. Само же «непосредственное заведование» делами наследников по-прежнему сохранялось за главноуполномоченным А.О. Жонес-Спонвилем. «Желая воспользоваться продолжительной опытностью Вашей в руководстве всеми делами покойного Павла Павловича. безграничное доверие которого к Вам вполне нам известно, и принимая во внимание то, что непосредственное наше управление обширными и сложными делами покойного при их разъединенности и отдаленности от центра управления представляется невозможным. — писали опекуны Анатолию Октавовичу, — доверяем Вам управлять всеми поступившими в ведение опеки имениями с тем только, чтобы предоставлять каждому из нас еженедельные ведомости, подробные месячные отчеты и годовые сметы»27.
Сложные условия перехода наследства зафиксированы в завещании князя, составленном еще в 1884 г. при свидетелях обер-егермейстере князе Б.Ф. Голицыне, A. О. Жонес-Спонвиле и В.Д. Белове в доме № 22 по Дворцовой набережной, где тогда жил П.П. Демидов.
В соответствии с этим актом, Нижнетагильские заводы с принадлежавшей к ним лесной дачей (543 391 дес. на праве посессионном и 17 567 дес. на праве полной собственности) и «василеостровские» дома в Петербурге переходили всем наследникам «в узаконенных частях» (вдове — V7, сыновьям — по 3/14, дочерям — по 1/ 14).
В «единственное» владение Елены Петровны предполагалось «благоприобретенное» заграничное имение Пратолино и 1/4 часть Завадовщины (по 1/8 части этого имения получали все дети). Прочие купленные Павлом Павловичем владения (включая Луньевские заводы) передавались вдове в пожизненное владение.
Доходы с них делились поровну между вдовой и сыновьями, но до их совершеннолетия находились в полном распоряжении княгини, которая из этих денег могла выдать приданое дочерям. После ее кончины имения переходили сыновьям «в равных частях».
О главном своем достоянии — родовых Нижнетагильских заводах — Павел Павлович распорядился, чтобы они «всегда составляли одно нераздельное имение», поскольку «только при этом условии могли достигнуть нынешнего своего благоустройства». «Чтобы сохранить их в этом состоянии, развивать и совершенствовать их деятельность, — писал владелец, — необходимо, чтобы они и впредь оставались неразделенными, т. е. чтобы наследники мои не раздробляли на части Нижнетагильского заводского округа, а владели им сообща.
Советую моим наследникам и прошу их следовать неукоснительно настоящему моему указанию. Но как исполнение его может сопровождаться полным успехом только при сохранении единства при управлении заводов, то я желаю, чтобы впредь до достижения всеми моими детьми 21 года, Нижнетагильские заводы находились под управлением лиц, которых я назначаю опекунами. Когда же самому младшему из моих детей исполнится 21 год, то желательно, чтобы управление заводами перешло к одному старшему моему сыну»28.
Однако выяснилось, что духовная П.П. Демидова трудно выполнима, поскольку, как определили привлеченные юристы, «одни и те же лица в разных имуществах являлись наследниками то по закону, то по завещанию».
Не менее сложной оказалась и ситуация с управлением общим имением. Уже в 1885 г. среди его «распорядителей» были вдова, опека и старший сын Елим Павлович. «Можно представить, какие затруднения неизбежно должны возникнуть из такого разновластия», — заключал занявший должность «поверенного по делам и имениям наследников» B. Д. Белов. Считая, что «соединение управления в одних руках посредством выдачи доверенностей от всех одному» непрочно, он предлагал «устроить отношения посредством такой комбинации, основанной на формальном акте, при которой все имения, кроме Иллинецкого, были бы соединены в одних руках, а княгиня получала бы доход, который не был бы менее того, на какой она может рассчитывать в том случае, если оставить вещи при настоящем положении»29.
Этого можно было достичь «выделом» вдовы и организацией общего управления имением по образцу уже действовавших на Урале нескольких подобных управлений «многовладельческими» округами.
После «консультаций» наследники 21 февраля 1887 г. совершили раздельный акт (утвержденный 22 мая), в соответствии с которым Елена Петровна отказывалась от участия во всех имениях мужа и уступала детям все завещанное ей движимое и недвижимое имущество. Взамен она получала «в полную и единственную собственность» виллу Пратолино во Флоренции, Иллинецкое имение на Украине и
сверх того пожизненную ренту от всех сонаследников в 120 тыс. руб. в год, выплата которых должна была начаться 15 января 1885 г.30
Кроме 18-летнего Е.П. Демидова акт подписали опекуны П.П. Дурново, П.П. Голенищев-Кутузов-Толстой и сменивший А.С. Долгорукова егермейстер К.П. Линдер. После отказа П.П. Дурново от попечительства над Е.П. Демидовым 17 ноября 1887 г. (указ подписан 19 декабря) вместо него утвердили действительного статского советника Юрия Степановича Нечаева-Мальцова, владельца знаменитых Гусевского и Дятьковского хрустальных заводов, которому подопечный приходился дальним родственником (он был внуком двоюродной сестры Ю.С. Нечаева-Мальцова)31.
Отказавшись от владения заводами, Елена Петровна, тем не менее, отчасти сохраняла контроль над их деятельностью и бюджетом, из которого изымалась назначенная ей рента. Как следует из документов 1894-1895 гг., проживавшая тогда в Одессе княгиня каждый месяц получала отчет по всем конторам, сравнительные ведомости о продаже металлов Нижнетагильских и Луньевских заводов, свой личный счет и счета всех детей, обязанных по раздельному акту переводить ей ежемесячно по 10 тыс. руб. Из причитавшихся ей денег Е.П. Демидова выплачивала небольшие пенсии (по 200 или 500 руб. в месяц) своей сестре графине М.П. Бельской и брату князю А.П. Трубецкому32.
Виллу Пратолино в 1903 г она подарила любимой дочери Марии, вышедшей замуж за князя С.С. Абамелек-Лазарева, владельца соседних с демидовскими Чермозских заводов. Известно также, что в 1893 г. она купила виллу Сант-Андреа в Сан-Касьяно, но в 1903 г. продала ее33.
В 1885 г были урегулированы и имущественные отношения Елены Петровны с матерью, княгиней Елизаветой Эсперовной Трубецкой (урожденной княжной Белосельской-Белозерской), которая до 1861 г. оставалась совладелицей родовых Катав-Ивановских заводов на Южном Урале.
Оказывается, еще в 1883 г. П.П. Демидов «принял на себя управление имениями княгини и приведение в порядок ее дел с оказанием ей при этом денежной помощи и с выдачей денег на содержание по бюджету». Взамен все доходы с имений тещи (села Елизаветино и Богородское в Рязанской губернии и имение Баки) должны были поступать зятю. Но, по мнению членов Петербургской конторы, он был поставлен в «ложное положение», поскольку, приняв на себя обязанности поверенного, не мог в этом качестве распоряжаться имениями.
Поэтому Елизавета Эсперовна управляла ими самостоятельно, «употребляя средства имений на свои личные потребности», а П.П. Демидов «покрывал из своей кассы все расходы княгини, не получая обратно ни копейки».
К началу 1885 г эти расходы достигли 92 853 руб. Главное правление после смерти Павла Павловича решило «на законных основаниях» урегулировать отношения с княгиней Е.Э. Трубецкой.
Ей предложили обеспечить долг Демидовым залогом рязанского имения, с. Елизаветино продать, имение Баки взять в аренду для рубки там леса и выдавать в год по 5 тыс. руб. «на квартиру» и по 20 тыс. руб. на домашние расходы34.
Новая ситуация с владением, сложившаяся после заключения акта 1887 г., лишь отчасти упрощала управление общим имуществом (из него исключили только «вдовью» часть). Тем не менее оно сохранялось в руках шести совладельцев, уменьшить количество которых было невозможно до снятия опеки. Видимо, некоторые их них и не выражали готовности исполнить волю отца и передать управление и владение заводами старшему брату Елиму.
Беспокойство по поводу эффективности возможного «многочленного» управления, в котором, по мнению компетентного В.Д. Белова, «по естественному порядку вещей разногласия будут неизбежны», вскоре заставило обратиться ко второму, подсказанному тем же мудрым В.Д. Беловым этапу преобразования формы владения и управления по образцу уже утвержденных властями «положений» для Алапаевских, Невьянских и Пожевских заводов.
Привлекательность подобных «положений» заключалась в том, что в них четко определялись пределы компетенции каждого совладельца в Общем собрании, зависевшие от его доли участия во владении, и избирался единый коллегиальный орган управления. Установленный порядок санкционировался самим императором и становился, поэтому, обязательным для всех совладельцев (такая форма владения называлась «семейно-паевым товариществом»).
В апреле 1896 г наследники подали прошение министру земледелия и государственных имуществ А.С. Ермолову. «Разделенное на шесть неравных частей, — объясняли они, — все громадное горнозаводское имение благодаря малолетству наследников… в продолжение первых 10 лет после смерти П.П. Демидова. управлялось опекунами, назначенными в духовном завещании.
Необходимые единство и стройность в управлении таким сложным и разнообразным горнозаводским делом, твердое и благоприятное направление всех торговых дел и предприятий Демидовых и, наконец, хозяйственное отношение к самим заводам, их управлениям и местному горнозаводскому населению достигались исключительно благодаря полному согласию и взаимному доверию, неизменно поддерживавшемуся все это время между опекунами, общая воля которых обращена была всецело на преуспеяние заводов и охранение интересов малолетних владельцев».
Но, констатировалось в прошении, «в настоящее время» из наследников П.П. Демидова трое уже достигли полного совершеннолетия, двое хотя еще и не достигли, но перешли уже 17-летний возраст и по закону сами могли управлять своими делами и имениями, и только одна малолетняя Елена Павловна Демидова состояла под опекой. «Наступил момент, когда кроме трех опекунов в управлении общим имением входят еще пять самостоятельных лиц, каждый со своими взглядами и воззрениями на дело, характер его управления и способы получения и расходов заводских доходов и прибылей, — сообщали совладельцы. — Разделенное теперь уже на шесть неравных частей в недалеком будущем общее имение должно подвергнуться еще большему раздроблению, и вот, сознавая вполне эту опасность, которая может грозить делу и общим интересам при малейшем несогласии между совладельцами, озабочиваясь сохранением и на будущее время в управлении общим имением необходимости единства и полного порядка все наследники. пришли к единогласному решению учредить над горнозаводским имением управление, на особых основаниях соответствующих местным обстоятельствам и условиям наших заводов».
Рассмотрев подготовленный проект, чиновники министерства пришли к заключению, что «в управлении горнозаводскими имениями наследников П.П. Демидова до настоящего времени не происходило каких-либо замешательств благодаря полному согласию между совладельцами или их опекунами, но в этом обстоятельстве не содержится никакого ручательства в том, что и в будущем не возникнет никаких недоразумений».
Поэтому, полагали они, «нельзя не сочувствовать единогласно выраженному совладельцами желанию предупредить всякую возможность возникновения в будущем каких-либо затруднений в управлении их имением вследствие случайного разногласия совладельцев».
Проект представлялся им «согласованным как с подобными же положениями, так и с установившимся типом уставов акционерных обществ и товариществ на паях». Хотя в частностях он несколько отличался от других положений, но «установление таких отличий может, очевидно, зависеть главным образом от воли самих владельцев и по существу сих отличий со стороны министерства… не встречается никаких возражений». В октябре проект рассматривался в Комитете министров и был там поддержан35.
«Положение об управлении имениями наследников П.П. Демидова князя СанДонато» было утверждено императором 2 октября 1896 г.36
В состав подведомственного имущества вошли Нижнетагильский и Луньевский горнозаводские округа, две Усьвенские дачи и Левшинская пристань в Пермской губернии, «василеостровские» дома в Петербурге, лавки на Балчуге и «садовнический» дом в Москве, а также дома в Нижнем Новгороде и Ростове-на-Дону.
Готобужское имение и Завадовщина в составе общего демидовского имущества уже не значились. «Для более удобного определения степени участия каждого из владельцев» оно было поделено на 1050 паев.
В соответствие с законом, по 3/ 14 доли всего имущества (по 275 паев) принадлежали Елиму, Анатолию и Павлу Демидовым; по 1/ 14 (по 75 паев) — Авроре (в 1892-1896 гг. была замужем за светлейшим князем Арсеном Карагеоргиевичем, братом сербского короля Петра I; с 1897 г. — за пфальцграфом Николо ди Ногера), Марии (с 1897 г. замужем за князем Семеном Семеновичем Абамелек-Лазаревым)
и Елене (с 1903 г. замужем за графом Александром Павловичем Шуваловым, с 1909 г. — за Николаем Алексеевичем Павловым).
«Положение.» предоставило совладельцам возможность свободно распоряжаться своими долями, продавать или завещать их, ограничив ее условием предоставления первоочередного права на покупку соучастникам в общем владении. Если желание купить доли выражали несколько совладельцев, то эти доли распределялись «пропорционально принадлежащему каждому из них к тому времени количеству долей в общем имении».
В первые пять лет «первоначальные собственники имения» в порядке старшинства сохраняли право «преимущественного удержания за собою отчуждаемых одним из совладельцев долей по определенной ныне на все эти пять лет вперед цене, именно по 10 тыс. руб. сер. за каждую долю». Все имение, таким образом, оценивалось в 10,5 млн руб. и было одним из самых крупных в России.
Владельцы составляли Общее собрание, имея в нем право на количество голосов пропорционально доли каждого во владении. «Непременному ведению» Общего собрания, созываемому дважды в год, подлежали «рассмотрение и утверждение сметы на будущий год; утверждение плана эксплуатации принадлежащих совладельцам имений; ассигнование на эти предметы и на другие надобности по делам потребных для заводов сумм; разрешение вопросов о займах у частных лиц или в банковских и кредитных учреждениях. рассмотрение и утверждение отчетов за истекший год; рассмотрение и утверждение всех предположений относительно отчуждения принадлежащих совладельцам или же приобретения в общую собственность, или пользования совладельцами какими-либо новыми недвижимыми имениями, лесными дачами, рудниками, приисками и другими угодиями; рассмотрение и утверждение проектов, договоров и контрактов на сроки, более трех лет заключаемых; избрание членов Главного правления, кандидатов к ним и членов Ревизионных комиссий и утверждение всякого рода инструкций для руководства Главному правлению».
Собрание считалось состоявшимся, если присутствовашие на нем владельцы (или их поверенные) составляли не менее 3/4 голосов (один голос приравнивался к одной «целой» доле владения). Решения принимались простым большинством голосов, за исключением вопросов о продажах, покупках и залогах, а также расходования запасного капитала и переменах в тексте «Положения…», которые решались «большинством 2/3 голосов».
Главное правление располагалось в Петербурге и состояло из трех членов и трех кандидатов, избираемых на Общем собрании «из среды самих владельцев или из их поверенных» сроком на три года.
Избранный членами правления председатель созывал заседания правления «по мере надобности, но не менее одного раза в месяц». Правление ведало всеми делами имения и «как представитель всех владельцев» от их лица выступало «во всех присутственных местах и у начальствующих лиц без особой на то доверенности». Важнейшей функцией Главного правления считалось составление годовых отчетов для Общего собрания владельцев и рассмотрение споров между ними.
В «Положении.» также устанавливался порядок распределения прибыли, остающейся «за покрытием всех операционных расходов и убытков». Первоначально из нее отчислялось 10% «на образование оборотного капитала для заводского действия» (до составления суммы в 3 млн руб.), 10% — на образование запасного капитала, идущего «на покрытие непредвиденных расходов и убытков, а также на расширение и улучшение заводских предприятий и устройств и на введение новых производств» (до 2 млн руб.), и 5% — на вознаграждение членов Главного правления.
Правлению разрешалось размещать свободный оборотный и запасной капиталы на счетах Государственного или частных банков и «обращать в процентные бумаги». Остаток, составлявший «чистый доход», подлежал выдаче владельцам в соответствии с количеством долей владения.
В Общем собрании голоса подопечных представляли опекуны, деятельность которых прекращалась по мере достижения совладельцами 21-летнего возраста или при выходе сестер замуж.
В 1903 г, когда в свой первый брак вступила младшая из сестер Елена Павловна Демидова, опека завершилась. Но перехода владения или управления в руки старшего брата Елима не последовало в силу действовавшего «Положения.» В нем произошли лишь частичные изменения, санкционированные в 1899 (о сроках операционного года), 1906 (о распределении прибылей) и 1912 гг. (о количестве членов Главного правления)37.
Важным следствием осуществленного в 1903 г. крупного залога имения в Нижегородско-Самарском земельном банке (7,6 млн руб.) стало включение в параграф о распределении прибыли обязательства дополнительно к 20% на оборотный и запасной капиталы отчислять еще 25% или более (по постановлению Общего собрания) «на составление капитала погашения имуществ».
Сумма «чистого дохода» сокращалась, как минимум, с 75 до 55%. Но если раньше она вся могла составить дивиденды совладельцев, то теперь из нее еще вычиталось не предусмотренное первой редакцией «Положения .» «особое вознаграждение» членам Ревизионной комиссии и кандидатам, временно заступавшим место членов Главного правления.
Кроме того, отменялось 5%-е отчисление членам и кандидатам правления, которым вместо этого установили «определенное содержание». По решению Общего собрания, им назначалось еще не фиксированное «процентное из чистой прибыли вознаграждение» по итогам операционного года.
В усложнившейся к тому времени финансовой ситуации владельцы вынуждены были согласиться на существенное сокращение своих дивидендов и создание дополнительных стимулов для членов Главного правления, на которых они полностью возложили свои административные функции.
Вместе с тем Общему собранию было предоставлено право «определять при рассмотрении ежегодной сметы размер предварительного дивиденда, подлежащего выдаче владельцам из кассовых средств предприятия в счет причитающегося им «чистого дохода«.
После подведения итогов года и утверждения суммы дивидендов эти «выдачи» удерживались, а в случае недостатка записывались долгом на владельцах «с начетом процентов по постановлению Общего собрания». Видимо, это была «цена» уступки Демидовых по снижению доли «чистого дохода».
По подсчетам П.А. Пепеляева, поверенного М.П. Абамелек-Лазаревой, до завершившегося с убытком 1902/03 операционного года владельцы ежегодно забирали в среднем до 100 тыс. руб. сверх того, что им полагалось по «Положению…».
Эти изменения в порядке распределения доходов обусловливались, как можно предположить, происшедшими в начале XX в. переменами в составе владельцев и в соотношении долей между ними.
Аврора Павловна Демидова скончалась в Италии 2 июня 1904 г. Ее наследниками остались муж — пфальцграф Николо-Джованни-Мария ди Ногера, малолетние дети — Альберт, Джованни, Амадео и Елена ди Ногера, а также малолетние сыновья от первого брака — князь Павел Карагеоргиевич (уже с 1893 г. ему отчислялся капитал, оставленный Е.П. Демидовой)38, а также близнецы Сергей и Николай (не признавались Арсеном Карагеоргиевичем своими детьми)39.
По затянувшимся (видимо, в связи с малолетством большинства наследников) «определениям» Петербургского окружного суда от 20 января и 12 октября 1907 г. (в отношении ди Ногера), 15 октября 1911 г. (в отношении ди Ногера и Карагеоргиевичей) все они были утверждены в правах наследства.
В результате часть общего имущества, принадлежавшая Авроре Павловне, оказалась в руках восьми новых владельцев, каждый из которых получил положенную по закону долю (муж — 77, дочь — 7м, шесть сыновей поровну делили оставшиеся п/14 долей)40.
Имущество малолетних наследников находилось под опекой дяди С.С. Абамелек-Лазарева и Н. ди Ногеры41.
К моменту своей кончины Аврора Павловна числилась владелицей уже не 75, а 50 долей. Воспользовавшись условиями «Положения.», она успела продать совладельцам 25 своих паев; 20 паев продал и ее брат Анатолий Павлович. В не датированной записи «журнала опекунов» начала XX в. (в период между 1904 и 1909 гг.) значилось, что в результате этих продаж Елим владел 280 паями, Анатолий — 255, Павел — 300, Мария — 75, Елена — 90, наследники Авроры — 50 паями.
В соответствии с этим расчетом, тогда распределялись и дивиденды. Их общая величина составила 210 тыс. руб., из них Елим должен был получить 56 тыс., Анатолий — 51, Павел — 60, Мария — 15, Елена — 18, наследники Авроры — 10 тыс. руб.42
Возможно, в связи с претензиями наследников Авроры Павловны и ее сестер (которым по закону должна была принадлежать не только 7м часть недвижимого, но и 78 часть движимого имущества) в 1906 г. в «Положение.» внесли дополнение о том, что установленное в соответствии с правом наследования соотношение долей в недвижимом имуществе распространяется и на движимое имущество.
Из новой редакции «Положения.» был полностью исключен параграф о спорах между владельцами, которые прежде решало Главное правление, и жалобах владельцев на Главное правление, которые рассматривались на Общем собрании или «общим судебным порядком».
Отсутствие этой статьи в «Положении...» выводило столь значимую для любого семейно-паевого товарищества сторону управления из компетенции как Главного правления, так и Общего собрания и передавало ее под юрисдикцию гражданского суда.
Такая особенность в деятельности товарищества могла стать следствием либо отсутствия споров между его участниками и их полного согласия по всем вопросам владения и управления общим имуществом, либо, напротив, уже имевших место случаев невозможности решить конфликтные ситуации собственными силами.
Выясняется, что среди владельцев сложились к началу XX в. две враждующие группировки. По-видимому, они возникли после окончания опеки, когда распределение голосов в Общем собрании позволяло создавать решающий перевес в пользу той или иной группировки при решении всех вопросов и выборе членов Главного правления.
Скорее всего, формирование враждующих «альянсов» обусловливалось появлением в составе претендентов на участие в управлении такой влиятельной и амбициозной личности, как муж Марии Павловны Демидовой князь С.С. Абамелек-Лазарев.
Князь был владельцем соседнего с Луньевскими заводами богатейшего пермского горнозаводского имения Лазаревых и выступал конкурентом Демидовых на рынке железа, угля и платины.
Он сам или председатель его Главного правления П.А. Пепеляев представляли интересы княгини М.П. Абамелек-Лазаревой и подопечных Карагеоргиевичей и ди Ногера в Общем собрании. По воспоминаниям жены Елима Павловича, Софьи Илларионовны Демидовой, князь «был хитер и не любил Елима».
Впервые следы его влияния обнаруживаются в переписке Е.П. Демидова с председателем Главного правления Нижнетагильских и Луньевских заводов А.Н. Ратьковым-Рожновым (занявшим эту должность после снятия опеки) в сентябре 1906 г. Тогда Е.П. Демидов по поводу назначения управляющим заводами инженера В.А. Грамматчикова писал: «Мне казалось бы неуместным завербовать его против согласия Абамелека; отношения наши и без того сильно натянуты».
В декабре 1913 г. Елим Павлович был обеспокоен «расколом в лоне правления» из-за управляющего Владыкина. «Чтобы солидарность правления, стоящая миллионы, не страдала! Чтобы из-за Владыкина не скомпрометировано было общее положение в руку Абамелеков. Вот что важно!» — подтверждал он наличие сохранявшихся и через семь лет противоречий между ними43.
В «группу Абамелека», судя по всему, вошел позже и муж Елены Павловны, член Союза русского народа Н.А. Павлов, представлявший ее интересы в Общем собрании владельцев. В январе 1909 г. он даже ненадолго избирался председателем Главного правления.
Участвовавшая в этих собраниях С.И. Демидова писала, что Н.А. Павлов был «путаник и мелочник, говорун и краснобай, ничего в делах не понимающий и ведомый Абамелеком за нос, а может и сам желающий воспользоваться; дурит бесконечно и, кажется, всей душой ненавидит Елима»44.
Сам Елим Павлович в июне 1910 г. спрашивал А.Н. Ратькова-Рожнова: «Как прошло у Вас Общее собрание? Надеюсь, Вы не встретили никаких затруднений в этой докучливой формальности. Я же прямо не могу и не в силах находиться в обществе Павловых и Пепеляевых.»45
Раньше он был осторожнее и в своих высказываниях об Общем собрании, и в своем отношении к нему, поскольку не имел там гарантированного большинства голосов. Но заодно с ним до своей кончины выступал младший брат Павел Павлович, имевший самое значительное количество голосов (300). Не случайно еще в 1906 г. он составил завещание в пользу именно старшего брата.
Павел Павлович Демидов-мл. скончался 17 апреля 1909 г. в Париже от «злокачественной лихорадки», видимо заразившись ею во время охоты в Африке. «Не имея наследников в нисходящей линии», он передал все недвижимое имущество, доставшееся ему по наследству от отца, Елиму Павловичу.
Из оставшегося движимого имущества он просил «выдать каждому из… дорогих сестер и братьев… что-либо на память» и похоронить его «ни в коем случае не в России, а на парижском кладбище Pere Lachaise в фамильном склепе Демидовых»46.
«Это завещание очень взбудоражило некоторых членов семьи, — писала тогда Софья Илларионовна. — Вообще очень тяжело и грустно, что разлад полный и разлад с интригами, действиями исподтишка и всею гадостью, которую только можно вообразить. Анатолий, главный, который мог обидеться завещанием Павла, ведет себя лучше всех.
Что Абамелек хочет, для нас непонятно, но он все тормозит и мешает. Дня три тому назад было Общее собрание владельцев, на которомидолжны были решаться очень важные принципиальные вопросы, до открытия заседания Елим обратился при всех к нашему юрисконсульту с вопросом, легально ли собрание, тот отвечает, что да, так как более 3/4 пайщиков или представителей пайщиков налицо.
Тут представитель Абамелека (сам он не явился) опротестовал это заявление, говоря, что так как Елим еще не утвержден в наследстве, то паи Павла не представлены и 3/4 нет. Все возражения юриста на это замечание, что Елим как душеприказчик может и даже должен представлять паи Павла, ни к чему не привели, и заседание было сорвано. И это сделано было в момент серьезный, когда каждый день крупная потеря, сделано было, очевидно, нарочно».
«Не принять во внимание протест поверенного Абамелека слишком опасно, — поясняла Софья Илларионовна, — так как Абамелек такой господин, что способен придраться и судом и чем угодно против всякого решения, принятого в этом Общем собрании»47.
После утверждения завещания 10 июня 1909 г. Е.П. Демидов оказался владельцем самой значительной доли общего владения (580 из 1050 паев, или 55%).
Понятно, что в такой ситуации враждебный «альянс» Абамелека — Павлова, представленный всего 215 голосами в Общем собрании, уже не мог влиять на текущие дела (решавшиеся простым большинством голосов) и мог что-либо значить при решении важнейших вопросов управления (требовавших 2/3 голосов) или организации заседаний Общего собрания (требовавших наличия 3/4 голосов) при условии поддержки Анатолия Павловича. Тот же предпочитал извлекать выгоду из такого удобного для него положения, добиваясь удовлетворения своих все возраставших запросов.
Но, поскольку в Главном правлении доминировали представители Елима Павловича, Анатолий Павлович чаще всего соглашался с их мнением.
Так, в марте 1913 г. Е.П. Демидов убеждал А.Н. Ратькова-Рожнова: «опасение относительно Анатолия не выдерживает критики. Влияния на него Абамелека нечего бояться. Во всяком случае, я мог бы Анатолию написать и восстановить его колеблющееся настроение». «Анатолий усиленно домогается получения большего дивиденда, и он навсегда удовлетворился бы 72 тыс. руб. в год, — объяснял «основной владелец» причины своей уверенности. — Я склонен думать, что следовало бы пойти ему навстречу, дабы отнять у него поводы к недовольству. Оно и не ляжет таким тяжелым бременем на нас».
Когда в начале 1914 г из Парижа, где жил Анатолий, пришло известие о его болезни и приезде туда четы Павловых, Елим Павлович ограничился лишь письмом «с выражением сочувствия и надежды скорого выздоровления». «Что же касается посещения Павловыми, — размышлял он, — то я не придаю этому обстоятельству особого значения, ибо у бедняжки во всяком случае наибольший интерес оставаться с нами. Вообще мне что-то кажется, что Павлов несколько потерял прежний пыл и примирился с необходимостью».
Хотя раньше он, по-видимому, доставлял неприятности А.Н. Ратькову-Рожнову на заседаниях Общего собрания. «Заявление Павлова, вероятно, не заслуживает никакого внимания, так как взыскивать с кого-либо судебным порядком за убытки, происшедшие вследствие постановления Общего собрания, ему никоим образом не удастся, как я понимаю, — отвечал Е.П. Демидов на жалобу председателя. — Это просто попытка запугивания некоторых членов правления, а также и меня»48.
Таким образом, создание демидовского семейно-паевого товарищества не устранило в целом типичной для «многовладения» ситуации конфронтации между его участниками по некоторым важнейшим вопросам управления.
Особенность возникших здесь в начале XX в. двух враждующих «альянсов» заключалась в кажущемся противостоянии братьев и сестер, голосами которых манипулировали их представители в Общем собрании.
Из-за преобладающего количества голосов ведущее положение занимала группа Е.П. Демидова, к которой до своей кончины принадлежал и П.П. Демидов. Голоса А.П. Демидова, как можно предположить, «покупались» братьями за уступки в сумме дивидендов.
Активно поддерживала Елима Павловича Демидова и его деятельная супруга Софья Илларионовна, дочь влиятельного министра Императорского двора и уделов (1881-1897 гг.) и наместника на Кавказе (1905-1915 гг.) графа И.И. Воронцова-Дашкова. Ее присутствие на заседаниях Е.П. Демидов даже считал полезным для сохранения «солидарности правления».
«Жена, находящаяся теперь в Петербурге, может быть, несколько способствует примирению умов, — замечал Елим Павлович в письме, датированном апрелем 1913 г. — Женская атмосфера часто смягчающе действует не столько логичностью мысли, сколько врожденным чутьем и деликатностью чувства. Мне кажется, что присутствие иногда на заседаниях правления и Зинаиды Владимировны (жены А.Н. Ратькова-Рожнова, урожденной Философовой, кузины С.П. Дягилева. — Е.Н.) наладило бы много и устранило бы немало шероховатостей».
В особенно сложных ситуациях Елим Павлович склонялся даже к возможности привлечь на свою сторону Елену Петровну Демидову, проживавшую в Одессе. В том же письме он давал согласие на уплату мачехе просроченных платежей и предлагал написать ей «о желательности ее воздействия на двух наших анабаптистов» (имелись в виду ее дочери и их мужья). «Она теперь, пожалуй, удовлетворенная получением просроченных платежей, скорее нам симпатизирует», — размышлял он49.
В результате доминирования «группы братьев» в Общем собрании членами Главного правления выбирались, как правило, их ставленники. Доверенным лицом Е.П. Демидова был фактически бессменный (в 1903-1918 гг.) председатель Главного правления действительный статский советник А.Н. Ратьков-Рожнов, бывший вице-директор Департамента железнодорожных дел, председатель правления синдикатов «Медь» и «Кровля»50.
На протяжении длительного времени в составе правления оставались директор Пермского лесопромышленного и торгового общества Н.В. Раевский и член правлений Торгово-промышленного банка, общества «Платина» и Донецко-Грушевского общества Н.С. Толмачев.
Елим Павлович придавал особое значение сохранению единства членов Главного правления и старался предотвратить возникновение конфликтов между ними. «Вообще сознание солидарности правления должно остаться непоколебимым — а то мы играем в руки нашим противникам», — полагал он51.
Более других Е.П. Демидов ценил Александра Николаевича Ратькова-Рожнова, вел с ним деловую и личную переписку, свидетельствующую о доверительных отношениях между адресатами. «Сердечно присоединяюсь к Вам в эти трудные минуты, — писал он председателю Главного правления в сентябре 1906 г., — и слежу с благодарностью за неутомимой Вашей деятельностью, столь энергично направленной к восстановлению традиционного двухсотлетнего Тагильского дела. И это не фраза.
Помимо извлечения нами материальных выгод от Ваших постоянных усилий зарождается у меня некоторое чувство приятного удивления при виде прилагаемой Вами энергии по сравнению с поразительной всеобщей апатией русского общества и с бездействием правительственных сфер. От души желаю Вам успеха не только для себя, но и для примера, данного Вами нашим дремлющим соотечественникам!»52
Когда в 1913 г. А.Н. Ратьков-Рожнов задумал приобрести «для обеспечения своих детей» несколько паев Нижнетагильских заводов, Е.П. Демидов воспринял это как «самое осязательное доказательство… твердой и глубокой… его веры» в их «предприятие».
«Я, признаюсь, уже давно думал о том, чтобы Вам предоставить известное количество наших паев, — писал он, — и не только Вам, но и Спижарному (управляющему заводов. — Е.Н.), а может быть, и некоторым другим. Об этом я уже говорил с женой, но нас останавливает то обстоятельство, что устав требует предварительного обращения на покупку паев ко всем настоящим владельцам. При таком обязательном предложении не купит ли вдруг Абамелек, что крайне нежелательно?»53
В отличие от тактичного председателя, Николай Владимирович Раевский зачастую создавал в Главном правлении конфликтные ситуации. «Думаю, — писал Е.П. Демидов по поводу одного из таких случаев, — что в основании недоразумения лежит отчасти категоричность и не совсем парламентское обхождение к коллегам своим со стороны Раевского. Характера и воспитания людей не изменить — приходится с ними мириться и насколько возможно пользоваться их способностями»54.
Непримиримые отношения установились у Н.В. Раевского, в частности, с управляющим заводами Н.А. Спижарным, решительным сторонником реконструкции заводов и оптимизации трудовых отношений.
Посетив Нижний Тагил в 1915 г., А.Н. Ратьков-Рожнов был удручен «от совершенно ненормальных, вполне отрицательных взаимных отношений Спижарного и Раевского».
«Последний находит и не скрывает того, что Спижарного надо сменить, и видит только худое, а тот, зная это, считает, что Николай Владимирович мало или ничего не понимает в заводском оборудовании с технической стороны, обращает свое внимание не на главные стороны дела, а на сравнительно мелочи. К тому же оба они не особенно воспитаны, а потому один (Раевский) говорит или резко, или просто молчит, другой (Спижарный) почти демонстративно игнорирует Раевского», — сообщал председатель Главного правления Елиму Павловичу.
В такой ситуации Н.В. Раевский даже «просил его отпустить», на что А.Н. Ратьков-Рожнов, как он сам отмечал, «возражал, указывая ему, в какое трудное положение» он ставит Е.П. Демидова, «находящегося вот уже почти год так далеко от нас и вместе с тем от дела и всех его подробностей».
«Мы оба находимся в одном положении, — передавал он свой разговор с Н.В. Раевским, — ни Вы, ни я не можем, по-моему, по совести оставить дело до возвращения в Петербург Елима Павловича, и оба должны друг другу помогать, делая взаимные уступки. так как дело поручено. нам обоим одинаково».
Иногда в переписке проскальзывают упоминания и о разногласиях с Н.С. Толмачевым. «Николай Степанович относится, по-видимому, отрицательно к нашим предложениям.» — свидетельствовал Е.П. Демидов в апреле 1913 г. Но эти разногласия были, очевидно, не очень острыми55.
Согласованности в управлении «основной владелец» желал не только для сохранения ее видимости. На протяжении многих лет он жил вне пределов России и надеяться мог только на сплоченный состав единомышленников в Главном правлении.
После окончания в 1890 г Императорского Александровского лицея, Елим Павлович был принят в штат Министерства иностранных дел. С 1894 г. он состоял при посольстве России в Лондоне, в 1902 г. назначался первым секретарем посольства в Мадриде, в 1903 г. — в Копенгагене, в 1905 г. — в Вене; с 1908 г. служил чиновником особых поручений при Министерстве иностранных дел, с 1911 г. — в Париже.
Вершиной его дипломатической карьеры стало назначение чрезвычайным посланником России в Афинах в 1912 г. с получением чина действительного статского советника56.
«Живя далеко от дел, я не могу отдать себе ясный отчет об… управлении», — замечал Е.П. Демидов во время тяжелого для всей уральской промышленности кризиса начала XX в., когда Нижнетагильские заводы испытывали острую нужду в финансах.
До назначения на пост посла в Греции Елим Павлович регулярно приезжал в Петербург, посещал он и свои уральские владения. Как свидетельствует инженер В.Е. Грум-Гржимайло, впервые он приехал туда в 17-летнем возрасте еще во времена опеки.
Второй приезд состоялся в феврале 1891 г. Тогда «вся аристократия» отправилась в свои имения спасать население от разразившегося голода. «Елим Павлович выезжает в Тагил во вторник в сопровождении двух господ (сенатора Бонари и сына опекуна П.П. Толстого, своего товарища) и одной прислуги, — телеграфировал заводоуправлению А.О. Жонес-Спонвиль. — Приготовьте в Златоусте две кибитки для пассажиров и один экипаж для багажа, теплые одеяла, подушки и все необходимое. Вышлите в Златоуст двух опытных провожатых, приготовьте в Тагиле все для приема. В Екатеринбурге — короткая остановка».
Плата рабочим тогда была повышена, и «люди не голодали». В ту поездку молодой владелец вместе с управляющим В.А. Грамматчиковым посетил еще и Александровский завод57.
В третий приезд владельца сопровождали жена и опекун Ю.С. Нечаев-Мальцов. Особенно «восторженных отзывов» удостоилась тогда Софья Илларионовна, которая, по наблюдению В.Е. Грум-Гржимайло, одна только и интересовалась заводами58.
Судя по всему, последующие приезды были необходимы прежде всего для сглаживания разногласий между членами Главного правления, вызванных набиравшим силу рабочим движением, и стабилизации ситуации на заводах.
«В Тагиле время прошло очень быстро мы выдержали настойчивую борьбу и отвоевали заводы надежды на будущее хороши», — писала С.И. Демидова об одной из поездок с мужем на Урал в 1910 г.
В следующем году она сообщала: « . в делах (тагильских) все, можно сказать, хорошо, если не считать теперешнюю забастовку на Салдинском рельсопрокатном заводе, она уже месяц как держится и, конечно, весьма не приятно, но мы хотим выдержать ее до конца и ничего не уступать. В денежном отношении эта забастовка весьма чувствительна, так как это значит 250 тыс. руб. в месяц потери для оборота, в особенности теперь она чувствительна, когда в заводы надо посылать массу денег для заготовок сгораемого»59.
Непосредственное участие владельца в делах приобрело особое значение, когда в 1912 г. Елим Павлович поддержал план коренной реорганизации Нижнетагильских и Луньевских заводов, разработанный А.Н. Ратьковым-Рожновым, Н.А. Спижарным, известным металлургом М.А. Павловым и профессором геологии В.В. Никитиным.
План предусматривал резкое увеличение производства чугуна и стали с концентрацией его на четырех крупнейших заводах (Нижнетагильский, Нижнесалдинский, Верхнесалдинский, Никитинский), где осуществлялась техническая модернизация на основе новейших для того времени достижений науки и техники.
Крупные изменения намечались в энергетическом хозяйстве Нижнетагильских и Луньевских заводов, где электричество должно было заменить водяные и паровые двигатели, а также в железнодорожном транспорте60.
«Вся цель преобразования, — разъясняло Главное правление свои планы, — заключается в развитии и улучшении деятельности Нижнетагильского округа с тем, чтобы довести производство чугуна в первые 3-4 года до 8,5-9 млн пуд. При этом оборудование заводов… путем увеличения количества и емкости доменных и мартеновских печей и бессемеровских реторт будет совершаться таким образом, чтобы в зависимости от увеличения заготовки топлива можно было бы увеличить и производительность заводов до 12 млн пуд. …
В то время как выплавка чугуна в 1758 г. составляла 412 362 пуд., в 1858 г. — 1 657 636 пуд., ныне за последние до 1910 г. десять лет, чугуна выплавлено 38 100 776 пуд., что составляет среднюю годовую производительность около 4 млн пуд.»
План реорганизации предусматривал, что возросшая потребность в «лесном горючем» не превысит существовавших «планов рубки», рассчитанных на пользование посессионными лесными дачами «на вечные времена».
Хотя Нижнетагильские заводы могли «располагать углем из собственных дач только до 170 тыс. коробов», было предложено «остальное количество топлива, необходимое для производства указанного количества чугуна, производить в принадлежащих наследникам П.П. Демидова на праве полной собственности дачах Луньевского округа, а также приобретать у частных владельцев и с нанимаемых казенных дач».
Кроме того, как предполагали авторы, «с развитием путей сообщения явится возможность приобретения и подвоза кокса из Кузнецкого бассейна Алтайского горного округа». Наконец, «полное и беспрерывное действие заводов обеспечивалось богатым содержанием Высокогорского и Лебяжинского рудников Нижнетагильского округа, которые, по вычислению профессора В.В. Никитина, давали полную возможность извлекать не менее 20 млн пуд. руды в год».
«Цели удешевления производства и успешной конкуренции, а также возможно полного использования железорудных богатств Нижнетагильского округа, — обращалось Главное правление к горному начальству, — побудили Общее собрание владельцев имения решить развить деятельность округа путем переоборудования горнозаводского, горнопромышленного и лесного хозяйства и ассигновать на это 5240 тыс. руб.»
Предполагавшееся переоборудование «имело в виду не только усовершенствование заводов, но также и сосредоточение производства путем закрытия лишних заводов и перенесения всех их машин и устройств в Нижне- и Верхнесалдинские и Нижнетагильский заводы».
«Для учета малейших факторов, могущих удешевить производство. — объясняли это намерение члены Главного правления, — выявлялась настоятельная необходимость избегать разбросанности отдельных производств по территории округа и сосредоточить отдельные цеха по возможности в большие центры, находящиеся на путях ширококолейной железной дороги помимо избежания совершенно непроизводственных расходов по содержанию администрации и надзора по каждому отдельному заводу, являющемуся собственно не заводом, а цехом.
Такое сосредоточение и развитие деятельности заводов диктуется современным состоянием техники производства, дающим возможность при этих условиях наиболее полно и экономично использовать все механические устройства, а также личный труд персонала служащих и рабочих».
В этих целях правление просило разрешения «на увеличение производительности названных заводов и закрытие на неопределенное время Висимо-Шайтанского, Висимо-Уткинского, Лайского, Антоновского и Черноисточинского заводов, из коих два — Висимо-Уткинский и Лайский — уже в настоящее время закрыты, о чем сообщено было окружному инженеру по первому заводу 29 июня 1911 г. и по второму — 9 апреля 1909 г.»
«Только при таком переоборудовании, — заверяло Главное правление Нижнетагильских и Луньевских заводов, — возможны успешная и отвечающая современным условиям производственная деятельность округа и устройство на будущее время такого положения, какое при пережитом в 1907-1909 гг. промышленном кризисе (в 1908 г. убыток составил 1416 тыс. руб., в 1909 г. — 1120 тыс. руб. — Е.Н.) не только поставило округ в невозможность выполнения перед казною обязательств к уплате горной подати, но привело само существование заводов в настолько критическое положение, что только правительственная субсидия помогла округу выйти из создавшегося положения».
Эта субсидия в размере 747 434 руб. была выдана по решению Совета министров в 1909 г. Она должна была погашаться «равными ежегодными взносами в 6% годовых» с 1 октября 1915 г.61
По такому важному вопросу, как закрытие пяти предприятий посессионного округа, 26 июля 1913 г. было созвано особое совещание при Уральском горном управлении. Всесторонне обсудив ходатайство, его члены признали концентрацию производства «безусловно желательной и не противоречащей интересам казны», поскольку без нее было «не только невозможно развитие горнозаводской деятельности в округе, но даже и безубыточное существование его».
Население закрывавшихся заводов обеспечивалось землей по закону от 19 мая 1893 г, «не допускающим никаких дальнейших дополнительных наделений землею». Лесные дачи этих заводов рекомендовалось не возвращать в казну, а «перечислить к заводам, остающимся в действии». В октябре 1914 г эти решения были одобрены Горным департаментом62.
К тому времени реорганизация заводов уже началась. «Важно, — писал Е.П. Демидов из Афин в марте 1913 г., — чтобы общий план переоборудования не был приостановлен ни под каким видом». «Дело переоборудования заводов необходимо подвинуть вперед, не взирая на все протесты, — вновь настаивал он через месяц. — Можно бы, пожалуй, лишь несколько растянуть (хотя бы на пять лет вместо четырех) предположенный проект»63.
Из переписки становится ясно, что упомянутые «протесты» исходили в первую очередь от «группы Абамелека» в Общем собрании, да и среди членов Главного правления отсутствовало единство в определении путей финансирования реконструкции.
Еще в 1906 г., видимо, существовали планы привлечения к «тагильскому делу» «английских капиталистов» подобно тому, как в те же годы поступили владельцы Кыштымских, Сысертских, Катавских и некоторых других заводов. «Если мы решимся на такой важный шаг, доселе неслыханный в Тагиле, — писал Елим Павлович, — то английское общество наиболее гарантирует нам честность и исправность в выполнении договорных условий. Я бы решительно воспротивился соглашению с какими-нибудь немецкими, бельгийскими или даже французскими кампаниями на условиях, по-видимому, более для нас выгодных… Лишь в Англии… действительно сознают необходимость полного доверия и добросовестности в делах»64.
Но финансовый кризис заставил Главное правление и «основного владельца» скорректировать свои взгляды и все-таки переориентироваться на французский капитал, который проявил интерес к самой доходной отрасли окружного хозяйства — добыче платины.
В 1909 г был заключен договор с Французской платино-промышленной компанией, согласно которому на длительный срок ей передавалось право на разработку всех платиновых приисков округа. Полученные авансы помогли тогда отчасти преодолеть финансовые затруднения. Тем не менее кабальные условия аренды заставили демидовское управление расторгнуть договор в 1912 г. и пустить доходы от все возраставшей добычи платины (в 1912 г. — 89 пуд., в 1915 г. — 121 пуд) на реконструкцию металлургических заводов65.
Для дополнительного финансирования плана А.Н. Ратьков-Рожнов предложил вообще выделить из состава окружного хозяйства наиболее доходную платиновую отрасль и создать на ее основе акционерное общество из владельцев.
Эту идею Елим Павлович поддержал безоговорочно, несмотря на то что она противоречила действовавшему принципу «нераздробимости» посессионных имений и была противозаконной. «Дело о промысловом налоге — пустячное, — убеждал он председателя правления в марте 1913 г. — Нам не с какими-нибудь 75 тыс. возиться, когда быстрое переустройство должно давать миллион больше дохода. Гораздо, по-моему, важнее, если вся цель образования нового общества — получение денег по мере надобности для переустройства — не окажется достаточной, т. е. если нельзя будет получать ссуды из банков под не котирующиеся на бирже акции.
В этом вопросе надлежало бы объяснить программу нашу Коковцову и заручиться его разрешением и содействием закладывать эти акции в том или ином виде либо в Государственном, либо в частном банке. Он поймет, что акции эти чего-либо стоят, а для полной гарантии можно бы даже согласиться на присутствие какого-нибудь чиновника Министерства финансов в Совете нового общества.
Вообще, мне кажется, что выход тут есть… В настоящее время, пока все это не выяснится, полагаю прекрасной мыслью создать, так сказать, “переходную ступень” по образованию общества путем особой комиссии по платиновому делу, решения которой будут вноситься на утверждение правления».
«Не знаю, — вновь через месяц возвращался Е.П. Демидов к волновавшей его теме, — насколько Вы сочувствуете относительно к моему предложению обратиться непосредственно к Коковцову с просьбой, изложив ему все дело, гарантировать нам ссуду под акции нового платинового общества хотя бы в размере 60% их номинальной стоимости. В таком случае. денег на переустройство заводов хватило бы надолго»66.
Успех прямого обращения к председателю Совета министров В.Н. Коковцову сопрягался в представлении Е.П. Демидова не только с важностью самого «тагильского дела», но и с его высоким положением посла. «Оказывается, мы стоим перед довольно острым конфликтом между дипломатическими обязанностями и личными делами, — размышлял он в письме к А.Н. Ратькову-Рожнову. — Я уже дал понять в Петербурге, что афинский пост для меня решительно слишком далек и в душе назначил май месяц как предел моего там пребывания.
Мне вообще совестно обременять Вас всей тяжестью наших громадных дел, нисколько Вам не помогая и оставляя всю ответственность на Ваших плечах. Мне даже не удалось быть этим летом в Тагиле! Прошу очень на меня за это не слишком пенять; между нами, меня весьма отговаривали в министерстве бросать службу — Извольский (бывший министр иностранных дел, посол во Франции. — Е.Н.) в Париже даже взывал к моим патриотическим чувствам, когда я ему сказал, что дела, в конце концов, важнее карьеры. Быть может, нам оказалось бы полезно, чтобы меня назначили послом; на это назначение сам министр мне сделал недвусмысленный намек.
Между тем перспектива эта меня нисколько не опьяняет и я готов с величайшей легкостью от нее отказаться, если Вы мне скажите, что Вам необходимо мое присутствие в Петербурге или что отсутствие мое плохо отзывается на наших делах. Во всяком случае, у меня впечатление. от последнего пребывания в Петербурге, что первый освободившийся посольский пост в Европе мне будет предоставлен, а положение это, быть может, повлияет на отношения наши с упорствующими членами министерства.
Я главным образом с такой утилитарной точки зрения смотрю на мое карьерное повышение. Все это пишу, конечно, исключительно для Вашего личного сведения. В моих глазах самое важное — Тагил. Раз он будет восстановлен и укреплен, согласно Вашего предположения, все пойдет легче и удобнее. Но вопрос: необходимо ли с этой главнейшей целью мое присутствие в каждую данную минуту в Петербурге или нет — он зависит от Вас. Повторяю, мне не столь жаль отказаться от предстоящих благ по службе, если бы не надежда: 1) на близость к Петербургу и 2) на благоприятное влияние на дела»67.
Сложная политическая ситуация на Балканах так и не позволила российскому посланнику вырваться тогда в Петербург. «От Сазонова (министра иностранных дел. — Е.Н.) получил “милейшее письмо”, — уведомлял он А.Н. Ратькова-Рожнова, — предоставившее вопрос этот на мое усмотрение и совесть. Должен сказать, что пока положение такое, что едва ли могу добросовестно покинуть Афины».
Его «эмиссаром» стала тогда Софья Илларионовна, которая, вернувшись из Петербурга в Афины в апреле 1913 г., рассказала мужу «про события в правлении». «Впечатление ее, что все идет хорошо, кроме капитального вопроса о новом обществе, вызвавшем разногласия, скорее раздвоение в точках зрения… — писал Елим Павлович, — между тем, как нами уже приняты все меры к переоборудованию в Тагиле, имея как раз в виду получить для сего средства из нового общества»68.
Но плану председателя по отделению платиновой отрасли окружного хозяйства в самостоятельное акционерное общество не суждено было осуществиться. Формальными мотивами запрета, последовавшего в июле 1913 г. от министра торговли и промышленности, оказались принцип «нераздробимости» и нахождение округа под залогом.
Сыграли свою роль и противники проекта из «группы сестер». Е.П. Павлова опротестовала состоявшуюся 1 декабря 1912 г. регистрацию общества. Общество, уверяла она, организовано в нарушение договора 1909 г. с Платино-промышленной анонимной компанией на поставку рудного концентрата с демидовских приисков.
Нетрудно догадаться, полагают специалисты, что пером жалобщицы водил один из акционеров этой французской компании князь С.С. Абамелек-Лазарев69.
В такой ситуации приходилось рассчитывать только на новые правительственные или частные займы, а также собственные капиталы. Переписка Е.П. Демидова с А.Н. Ратьковым-Рожновым дает некоторое представление о расходах совладельцев в те годы. «Текущая жизнь здесь не очень дорога, — писал Е.П. Демидов в августе 1911 г. из Парижа, — она покрывается получаемыми мною деньгами от Юрия Степановича (Нечаева-Мальцова. — Е.Н.) и министерства».
Если «текущая жизнь» дипломата покрывалась не заводскими доходами, то, по словам Е.П. Демидова, «первоначальное обзаведение» на новых местах службы, «конечно, довольно роскошное», обходилось очень дорого.
«Обдумывая это положение, — писал он в том же 1911 г., — я считаю, что было бы вообще желательно увеличить к концу года, при исполнении сметы, выдачу владельцам хотя бы до размера 150 руб. на пай; моя доля могла бы покрыть названные расходы. Конечно, я не желал бы приносить какой-либо ущерб делу, но для Анатолия, например, такой жест явился бы в высшей степени полезным во всех отношениях, да и другим он бы рот заткнул. Я думаю, Вы против этого ничего не имеете, и вообще хотел бы знать Ваше мнение.
Ведь, казалось бы, при доходе в 750 тыс. руб. не преувеличено выдать 150 тыс. всем владельцам, а это произвело бы самое хорошее впечатление на пайщиков. Со своей стороны я считал бы себя обеспеченным от всяких неприятностей»70.
Хотя просьба увеличить дивиденды владельцев до 20% (имели право на 55%) не выглядела столь уж нескромной, председатель Главного правления согласился не сразу. Е.П. Демидову пришлось напомнить о ней вновь: «Думаю, что было бы небесполезно несколько поощрить Анатолия и, в то же время, я был бы весьма благодарен облегчению моего положения, обещающего к концу года быть довольно тяжелым...»
Но уже в следующем году, когда Анатолий Павлович вновь стал «усиленно домогаться получению большего дивиденда», Елим Павлович твердо заявил, «что пока переоборудование не будет закончено. ни на какие дальнейшие прибавки рассчитывать нельзя».
Судя по тому, что в одном из писем он напомнил председателю о присылке в Афины с 1 января 1914 г. по 5 тыс. руб. ежемесячно, общий дивиденд владельцев тогда не превышал 110 тыс. руб.71
В 1913 г. у Е.П. Демидова появились дополнительные доходы после получения наследства скончавшегося 6 октября того же года бывшего его опекуна Ю.С. Нечаева-Мальцова. По завещанию Елиму Павловичу досталась «нечаевская часть» огромного наследства, на которую только он и мог претендовать.
Она включала Сторожевское имение, расположенное в Тульской и Рязанской губерниях, дом в Петербурге на Сергиевской улице, почти 3 млн руб. во вкладах в Государственном и Волжско-Камском банках, а также драгоценности и серебро, находившиеся на хранении в Петербургской сохранной казне. Металлургические и стекольные заводы достались наследнику по другой, «мальцовской», линии — графу П.Н. Игнатьеву72.
Переписка с председателем проясняет вопрос о том, как Елим Павлович распорядился наследством. «Теперь, когда завещание утверждено. — сообщал он А.Н. Ратькову-Рожнову из Афин в декабре 1913 г., — можно приступить к некоторым неотложным, по моему мнению, мероприятиям. Во-первых, быть может, Вы дадите разрешение продать ненужные мне ордена покойного и принять на мой счет в контору суммы, полученные от этой продажи. За сим открывается вопрос бриллиантов.
Мне бы очень хотелось возможно скорее отделаться от долгов, на которые я плачу проценты . С этой целью я бы думал воспользоваться совершенно не нужными моей жене бриллиантами покойного, оставляя лишь некоторые, и массами серебра. Мой друг Кох, франкфуртский ювелир, предлагал купить все, что мы не хотели себе оставить. Однако надо бы сначала посмотреть и сделать выбор вещей, а для этого требуется наше присутствие в Петербурге — что для меня, по крайней мере, в настоящее время невозможно, да и вряд ли возможно до будущего лета».
Сторожевское имение Е.П. Демидов также требовал продать, поскольку считал, что в случае его смерти оно перейдет «к каким-то Зариным и К° и не представит никакой помощи Тагилу»73.
В результате из полученного наследства у Демидовых остался только роскошный дом на Сергиевской улице, 30, где Елим Павлович и Софья Илларионовна останавливались во время своих приездов в Петербург74.
Унаследованные капиталы, видимо, по совету председателя было решено потратить на скупку паев у совладельцев для получения решающего большинства в Общем собрании. В сложившейся ситуации продать паи Елиму Павловичу мог согласиться только Анатолий Павлович, который, судя по всему, представлял собой тип владельца-рантье, не стремившегося участвовать в управлении и заботившегося лишь о получении дивидендов.
Владельцу 580 долей, Е.П. Демидову, достаточно было заполучить для полного господства еще 120 долей. «На мой взгляд, если решиться на покупку столь значительного количества паев, — писал он в декабре 1913 г., — то следует приступить к переговорам не теряя времени, до выяснения хотя бы первых результатов Тагильского переоборудования.
Конечно, у меня иногда является сомнение относительно вложения всего моего состояния в одно дело — Тагильское. Ведь все же возможна какая-нибудь неожиданность, в особенности, если припомнить недавние еще времена ужасного кризиса. Что если, не дай Бог, переустройство не даст желаемых результатов и поглотит безгарантийно 2-3 млн, которые будут взяты у меня? Потребовать их обратно будет равносильно самоубийству, да и обеспечения никакого не окажется, так как мы по необходимости станем на последнем ряду кредиторов… Все это я говорю Вам конфиденциально, не с целью отказать в поддержке Тагилу, а для ясной отдачи себе отчета в наших действиях .
Пусть Подменер переговорит об этом с Анатолием в Ницце. В сущности говоря, покупка нескольких паев больше или меньше не имеет особенного значения, лишь бы составилось двух-третное большинство. Можно в таком случае купить 155 паев, оставляя Анатолию 110 паев в деле, принимая во внимание его долг мне (7 паев приблизительно) и сделать между нами секретное соглашение о принадлежности Вам 20 паев. Полагал бы желательным, чтобы на первых порах переговоры между Подменером и Анатолием проходили неофициально, дабы сначала выяснить его отношение к вопросу»75.
Очевидно, что на стороне Елима Павловича в этом деле выступал тесть Анатолия Павловича банкир К.Г. Подменер, который принял на себя эту миссию, скорее всего, ввиду болезненного состояния своего зятя. В не датированном письме А.Н. Ратьков-Рожнов сообщал об очередном ухудшении здоровья Анатолия Павловича. «Хотя теперь ему лучше, — констатировал председатель, — но случай этот заставляет еще более признать покупку паев желательной. Подменер едет в Ниццу в середине декабря и будет говорить с Анатолием Павловичем».
Тогда председатель рассчитывал перекупить 135 паев (включая 20 — для себя) по 5 тыс. руб. на общую сумму 675 тыс. руб.76
Но, видимо, такое предложение не устроило совладельца, а начавшаяся в 1914 г. война на какое-то время отодвинула план покупки его паев.
Первая мировая война, с одной стороны, стимулировала динамичное развитие заводского производства, вызванное полученными военными заказами от Главного артиллерийского управления на поставку гаубичных снарядов и бомб, от Союза земств и городов на снарядные заготовки, от торгового дома «Вогау и К°» — на медные заготовки для проволоки и от Управления казенных железных дорог — на рельсы и рельсовые принадлежности.
В 1915 г в Нижнем Тагиле началось строительство крупного Высокогорского снарядного завода. Оборонная продукция достигала 90% производства округа в те годы. Но, с другой стороны, война внесла коррективы в план реорганизации и потребовала значительного увеличения оборотного капитала, что осуществлялось за счет авансов по заказам и новым частным и правительственным ссудам.
Комитет министров 16 марте 1915 г разрешил дополнительный залог Нижнетагильского посессионного округа в Нижегородско-Самарском банке «с тем, чтобы общая сумма ссуды не превысила 5,5 млн руб.» Уральскому горному управлению было дано поручение осуществлять надзор за тем, «действительно ли заводы выполняют те работы, для производства коих испрошена дополнительная ссуда»77.
Общий же объем ссуд за 1909-1917 г, по подсчетам специалистов, достиг 10 млн руб.78
Из-за невозможности выехать из Афин Елим Павлович Демидов не мог лично присутствовать в те годы на заседаниях Общего собрания владельцев и Главного правления. «Неудобства, связанные с моим пребыванием в столь далеких краях, как Греция, дают себя все более осязательно чувствовать», — писал он накануне войны.
В собраниях военного времени его представлял, как правило, известный экономический деятель Н.Н. Кутлер, бывший в те годы председателем Совета съездов горнопромышленников Урала. Доверенными Анатолия Павловича выступали статский советник В.Ф. Будде и даже С.И. Демидова. Марию Павловну, как и прежде, представлял председатель правления пермского имения Абамелек-Лазаревых П.А. Пепеляев, Елену Павловну — ее муж Н.А. Павлов.
Наследники Авроры Павловны, видимо, редко присылали уполномоченных и передоверяли свои голоса представителю их опекуна С.С. Абамелек-Лазарева. Председателем правления бессменно оставался А.Н. Ратьков-Рожнов, а членами — Е.П. Демидов, Н.В. Раевский, Н.С. Толмачев. Кандидатами избирались Г.И. Нефедьев, Л.Я. Лозинский, А.Ф. Золотарев, М.В. Струве79.
Финансовые проблемы стали нарастать с 1916 г, когда рабочие начали жаловаться на задержки заработной платы. «Причиной является отсутствие у заводоуправления свободных оборотных средств, — пояснял сложившуюся ситуацию управляющий округа Рулев. — Причина этого — несправедливое и не уравнительное обложение в текущем году Нижнетагильских заводов обязательной прокаткой рельсов и скреплений для Министерства путей сообщений по обязательным низким ценам.
Необходимое… количество рельсов должно было быть разверстано пропорционально их количеству в мирное время, а между тем получилось, что Днепровский завод, катая не менее 20 млн пуд. в год, получил на 1916 г. заказ на 3 млн, Брянский завод, катавший 15 млн, — на 2,5 млн, Богословский завод вместо 3 млн пуд. не получил ничего, а Нижнетагильские заводы, катавшие не более 2,5 млн в год, получили на 1916 г. заказ на то же количество. Скреплений они были обязаны делать в размере почти полной производительности, а именно 700 тыс. пуд.
Учитывая всю производительность заводов в 5 млн пуд., видим, что свыше 60% этой производительности как бы реквизировано по обязательным низким ценам (рельсы — по 2 руб. и скрепления — по 2,45 руб.), тогда как снарядная заготовка расценена была в 4 руб. и сортовое железо — в 2,8 руб. Даже считая себестоимость, учитывая заготовку горючего, перешедшего из запасов прошлого года, и принимая во внимание подъем рабочих плат и покупных материалов, вышеупомянутые цены будут убыточны.
Для переживаемого заводами времени характерно резкое повышение себестоимости вследствие бешеного увеличения цен заготовок, прекращения покупок в кредит и необходимости, в виду расстройства транспорта, иметь запасы не только материалов для производства в большем против прежнего количестве, но и предметов продовольствия, одежды и т. п., что раньше не имело места. В виду этого оборотные средства предприятия должны почти утроиться.
Предприятия, работающие без принудительных нарядов на рельсы и скрепления, как например Богословск, или имея таковые в малом отношении к общей продукции, как например Днепровский и Брянский заводы, для которых, впрочем, увеличение оборотного капитала абсолютно меньше, ибо там капитал обращается быстрее, чем на Урале при древесном горючем, имеют возможность пополнять оборотные средства из высоких прибылей этого года. Демидовские же заводы, естественно, должны испытывать нужду в оборотных средствах, имея свыше 60% своей продукции убыточными заказами».
В декабре 1916 г Горный департамент, видимо, не приняв всерьез объяснений управляющего, потребовал от Петроградского правления «заблаговременно к Рождеству перевести деньги тагильским рабочим» во избежание «возможных неприятных последствий».
В представлении горных чиновников, основными причинами «отсутствия оборотных средств» были не объективные обстоятельства, на которые ссылался управляющий, а «несвоевременные переводы денег Петроградским правлением наследников П.П. Демидова», которые этим и были вызваны.
Выдачи совладельцам в тяжелые военные годы, как представляется, не превышали довоенных. Сравнивая доходы Абамелек-Лазаревых с «заграничных капиталов» (450 тыс. руб.), компетентный П.А. Пепеляев утверждал в 1917 г., что «все Тагильское имение не дает столько всем наследникам вместе»80.
Горный департамент 14 апреля 1917 г дал санкцию на испрошенную Главным правлением продажу Нижнетагильских и Луньевских заводов акционерному обществу. В сложившейся ситуации, когда не оказалось денег не только на зарплату рабочим, но и на очередной взнос по государственной ссуде, что грозило срывом военных поставок и вполне возможной реквизицией округа, владельцы решились на этот неизбежный шаг.
Даже представители «партии сестер» в Общем собрании согласились с ним. П.А. Пепеляев утверждал, что продать имение «было необходимо, так как заводы остались совсем без денег, а долгов было очень много».
Одной из целей продажи заводов акционерному обществу было получение дополнительного финансирования в результате продажи части акций для преодоления трудностей военного времени с сохранением не только участия бывших владельцев, но и их доминирования в управлении общества. Для этого они должны были войти в состав акционеров, получив вместо денег акции в соразмерности с долей участия во владении.
Е.П. Демидову, выступившему инициатором акционирования, необходимо было при этом максимально укрепить свою роль в будущем обществе и свести к минимуму влияние остальных совладельцев.
Хотя после кончины в 1916 г. С.С. Абамелек-Лазарева позиции его «партии» значительно ослабли, тем не менее при сложившемся раскладе сил в акционерном обществе вполне могла повториться ситуация конфронтации, которой не удалось избежать при организации семейно-паевого товарищества.
Достичь этой цели было возможно посредством реанимации плана покупки паев у Анатолия Павловича. Но теперь было принято решение скупить все принадлежавшие ему 275 паев. Помощь в этом Е.П. Демидову согласился предоставить крупнейший коммерческий Русский для внешней торговли банк ценой своего участия в акционерном обществе.
Видимо, это не было случайностью, поскольку в правление банка входили К.Г. Подменер и отец председателя Главного правления Нижнетагильских и Луньевских заводов вице-адмирал Н.А. Ратьков-Рожнов. Сам председатель активно участвовал в реализации плана еще и потому, что с учреждением акционерного общества он вполне мог рассчитывать на получение давно желаемого им участия в «тагильском деле».
Еще в 1913 г Елим Павлович писал ему по этому поводу: «Вопрос, понятно, был бы упрощен при создании акционерного общества, но до этого времени каким образом поступить? Опасаюсь, как бы не поднялся гвалт со стороны наших противников. Будь у меня средства для приобретения всех паев, я бы ни минуты не колебался в раздаче близким и полезным сотрудникам нашим долей в предприятии»81.
В соответствии с планом председателя правления и «основного владельца», предполагалось скупить паи не более чем по 10 тыс. руб.
Смысл этой «финансовой операции», пояснял председатель Главного правления в одном из писем Е.П. Демидову, заключался в том, чтобы «дело осталось в Ваших руках». С банком было «условлено», что тот «увеличит кредит под акции, имеющие заменить паи Анатолия Павловича, с 70 до 80%».
Из писем А.Н. Ратькова-Рожнова Е.П. Демидову восстанавливается весь ход этой «операции». Для переговоров в Финляндию, где на даче в Териоки тогда находился младший брат Елима Павловича, направили члена правления Н.С. Толмачева. «Анатолий Павлович и его близкие вначале отнеслись к вопросу продажи паев и к намечаемым условиям благоприятно, — сообщал председатель в январе 1917 г. — Однако через некоторое время, а именно в начале декабря… Анатолий Павлович остановился на следующем: «Мне важно иметь постоянный доход, который позволил бы мне жить так, чтобы мне хватало; меня устроил бы такой доход в размере 150 тыс. руб. в год. Вот я и желал бы получить за паи такую сумму, с которой получилось бы 150 тыс. руб.»
Н.С. Толмачев передал председателю решение А.П. Демидова «как окончательное». Вместе они подсчитали, что покупная сумма окажется на 200 тыс. руб. больше, чем предполагалось, и составит 2750 тыс. руб. Тем не менее Н.С. Толмачев поручил своему адвокату «писать условия», а А.Н. Ратьков-Рожнов оставил ему доверенность «на подписание запродажной» и спокойно уехал на Урал.
Однако дело неожиданно «забуксовало»: «Анатолий Павлович стал колебаться, у него явилось опасение, что цена дешева». «Узнав об этом по возвращении, — извещал председатель Главного правления, — я решил тотчас же поехать к нему, чтобы прийти к какому-либо окончательному решению… Провели мы с Толмачевым у Анатолия Павловича более четырех часов; разговаривали в присутствии его жены, начали с 2750 тыс., затем он останавливался на цифре 2,9-3 млн руб., но все неокончательно. В это время пришли доложить, что coiffeur больше не может ждать, и Анатолий Павлович (с женой) пошел стричься, причем обещал нам подумать и по возвращении сказать свое окончательное решение. И вот, возвратившись, объявил цифру 3,1 млн руб.»
Председатель отвечал, что должен посоветоваться с Елимом Павловичем. «Это было за 20 минут до времени, когда нам надо было уезжать, чтобы поспеть к поезду, — вспоминал он. — Десять минут меня уговаривали согласиться, а когда уговорили и когда Анатолию Павловичу надо было подписать доверенность, то он опять стал колебаться, просил оставить доверенность у него, говоря, что подпишет потом и пришлет ее Толмачеву, так что нам всем троим — Толмачеву, Евгении Клементьевне и мне — стоило немалого труда убедить его тут же доверенность подписать, чтобы мы могли ее увезти с собою. Но и после этого у Анатолия Павловича явились некоторые сомнения по поводу условной суммы, к счастью несущественные, и сегодня Толмачев опять поехал в Териоки дать ему для подписи желаемые им изменения редакции соглашения. Завтра или послезавтра договор должен быть подписан у нотариуса».
На телеграмму Е.П. Демидова о высокой цене А.Н. Ратьков-Рожнов отвечал, что «она все же ниже того, что выдадут в обмен за паи акциями». Согласно его расчету, каждый пай оценивался акциями в 15,5 тыс. руб. так, что стоимость всех 255 покупаемых паев составляла сумму в 3952,5 тыс. руб. Правление посчитало «проще и выгоднее» уплатить Анатолию Павловичу всю сумму сразу, «как только будут выданы акции за паи». Предполагалось, что акции будут внесены в Русский банк, который выдаст под них ссуду размером 2550 тыс. руб. Эту сумму Елим Павлович рассчитывал выдать брату, а всю добавочную внести в банк82.
Как можно предположить, эта операция была совершена после акционирования заводов, поскольку соотношение долей владения на тот момент сохранилось прежним, а изменилось уже во время распределения акций между совладельцами.
Судьбоносное Общее собрание, на котором решался вопрос об условиях продажи, состоялось 24 марта 1917 г. Из совладельцев лично на нем никто не присутствовал. Все они тогда пребывали за границей. Большинством голосов было принято постановление «поручить Главному правлению продать все недвижимое имущество, находящееся в составе имения в пределах Пермской губернии акционерному Обществу Нижнетагильских и Луньевских горных и механических заводов», устав которого был утвержден 17 марта 1917 г. министром торговли и промышленности Временного правительства А.И. Коноваловым.
Сумма сделки составила 17 037 тыс. руб.; они уплачивались владельцам «частью акциями названного общества, частью переводом долга Нижегородско-Самарскому банку на покупателя». Этот перевод составлял 9296 тыс. руб. в счет залога Нижнетагильского и Луньевского округов, Галашкинской и обеих Усьвенских дач.
На Общество переносилось и обязательство выплачивать пенсии рабочим и служащим, а также пожизненную ренту Е.П. Демидовой Сан-Донато. Еще в 1902 (после смерти А.К. Карамзиной) и в 1904 гг. (после кончины принцессы Матильды) прекратились выплаты умершим пожизненной ренты.
По нашим подсчетам, с 1861 г Аврора Карловна должна была получить примерно 2,4 млн руб, а Матильда Иеронимовна с 1846 г — 2,8 млн руб. В 1902-1904 гг. 95 тыс. руб. израсходовали также «на исполнение завещания» Авроры Карловны.
Елена Петровна Демидова, которой по разделу 1887 г. назначалась ежегодная рента в 120 тыс. руб., с 1885 по 1917 г. (умерла 28 июля 1917 г.) могла получить приблизительно 3,9 млн руб., но, судя по всему, переводы эти выполнялись нерегулярно и с задержками83.
В решении Общего собрания также устанавливалось, что совладельцы получат акций на 7741 тыс. руб., которые распределятся между ними «соответственно уступленным ими долям участия в общем их имении».
Хотя против продажи никто из участников собрания не выступил, условия продажи вызвали среди них неоднозначную реакцию. Как записано в постановлении, «на продажу на сказанных условиях не согласился Н.А. Павлов», особое мнение составили также П.А. Пепеляев, Н.В. Раевский, Г.И. Нефедьев и Н.С. Толмачев.
«Тагильские заводы Елим Павлович продал и, по моему мнению, дешево», — отчитывался П.А. Пепеляев перед своей доверительницей М.П. Абамелек-Лазаревой. Именно этот вопрос и вызвал не только неоднозначное отношение к нему представителей «сестер», но и раскол в составе Главного правления.
Тем не менее большинство голосов осталось за инициатором продажи Е.П. Демидовым, который значился и учредителем акционерного общества. Победа, одержанная в конце концов Елимом Павловичем, реализовалась в составе членов правления Общества, представленном людьми из его окружения.
Председателем оставался А.Н. Ратьков-Рожнов, сам Е.П. Демидов и Н.В. Раевский значились директорами, А.Ф. Золотарев, Г.И. Нефедьев и М.Б. Струве — кандидатами. Еще два директора — В.Д. Сибилев и А.Ф. Шаров — представляли, видимо, спонсировавший сделку Русский для внешней торговли банк84.
Крепостной акт между уполномоченным владельцев действительным статским советником М.Б. Струве и уполномоченным акционерного общества кандидатом коммерции губернским секретарем А.С. Недошивиным на утвержденных в марте условиях заключили в Екатеринбурге 17 мая 1917 г.
Если судить по этому итоговому акту, все уральские имения Демидовых по вариантам раздела делились тогда на четыре части. В первую входили Нижнетагильские заводы (включая 455 049 дес. земли, оставшейся в посессионном владении после наделения ею горнозаводского населения). Сюда же причислялись частновладельческая Галашкинская лесная дача (17 567 дес.) и два дома в Нижнем Тагиле, приобретенные у местных жителей в 1882 и 1884 гг.
Во вторую часть входили Луньевские заводы (145 417 дес.) с Усьвенской дачей (50 650 дес.). Третья часть включала другую Усьвенскую лесную и рудничную дачу (27 207 дес.) на левом берегу р. Усьвы, приобретенную у М.В. Всеволожского и его сестры С.В. Татариновой в 1893 г., а также дома и несколько усадебных участков, купленных у жителей Нижнего Тагила в 1892, 1902, 1906 и 1907 гг. под производственные нужды.
В четвертую часть входили дома и участки усадебной, пахотной и сенокосной земли в Нижнетагильском (приобретенные в 1910, 1913-1916 гг.) и Нижнесалдинском (в 1914-1916 гг.) заводах, два деревянных дома в Верхотурье (в 1916 г.) и три участка каменноугольных копей (347 дес.) близ станции Кизел, купленные в 1915 г. за 12 тыс. руб.
Известно также, что в 1915-1916 гг владельцы купили (или арендовали) крупную Туринскую лесную дачу (82 тыс. дес.) и часть Егоршинского антрацитового месторождения85.
Согласно акту, каждая из четырех частей составляла 1050 паев, при разделе которых между владельцами учитывались не только условия акта 1887 г, но и некоторые установки завещания 1884 г.
Нижнетагильский округ (в 1917 г. оцененный в 10 млн руб.) с Галашкинской дачей (500 тыс. руб.) и домами (10 тыс. руб.) делились на 12 долей. Изначально из них братья Елим, Анатолий и Павел получали по три доли (по 262,5 пая), сестры Аврора, Мария и Елена — по одной доле (по 87,5 паев).
Луньевский округ (4300 тыс. руб.) с Усьвенской дачей (дачи оценивались в 2 млн руб.) разделялись поровну только между братьями (по 350 паев).
Имения третьей (дома и усадьбы, входившие в эту часть оценивались примерно в 50 тыс. руб.) и четвертой (186 тыс. руб.) частей общего владения делились на 14 долей, из которых братья получали по 32/3 доли (по 275 паев), а сестры — по одной доле (по 75 паев)86.
Ко времени акционирования в составе владельцев оставались Елим Павлович (2355 из 4200 паев, или 56,1% всех четырех частей общего владения), Анатолий Павлович (1142,5, или 27,2%), княгиня Мария Павловна Абамелек-Лазарева (237,5, или 5,7%), Елена Павловна Павлова (252,5, или 6%), а также семь наследников графини Авроры Павловны ди Ногера, всего 11 лиц.
Из их состава выбыл скончавшийся, видимо, в 1912 г. Сергей Карагеоргиевич. Согласно определению Петербургского суда от 20 октября того же года, его доли в общем владении перешли поровну братьям Николаю и Павлу. В результате граф Николо ди Ногера стал владеть 30,3571 долями (или 0,7%), князья Павел и Николай Карагеоргиевичи получили по 41,7407 долей (по 1%), графы Альберт, Джованни и Амадео ди Ногера — по 27,8271 (по 0,6%) и графиня Елена ди Ногера — 15,1787 долей (0,4%).
Причем Луньевский округ делили только Елим и Анатолий (700 и 350 паев соответственно); другие части наследства (включая Нижнетагильский округ) состояли в собственности всех владельцев87.
Главное правление Нижнетагильских и Луньевских заводов известило бывших совладельцев, что «с 24 марта 1917 г. предприятие перешло в акционерную форму».
Основной капитал общества был определен в 25 млн руб., разделенных на 250 тыс. акций. «Все означенное количество акций, — было записано в уставе акционерного общества, — распределяется между учредителем и приглашенными им к участию в обществе лицами по временным соглашениям». Такими же «временными соглашениями» определялось и количество акций, переданных владельцам «по нарицательной цене»88.
Если учесть, что они могли претендовать на 77 410 акций, начальная доля бывших владельцев в акционерном капитале составляла почти 31%. По свидетельству исследователей, всего до национализации заводов в январе 1918 г. успели выпустить 63 тыс. акций на сумму 6,3 млн руб.
Учитывая, что 800 акций из принадлежавших М.П. Абамелек-Лазаревой были сразу же проданы ее уполномоченным П.А. Пепеляевым за 256 тыс. руб., покупатели проявили к ним интерес, а рыночная стоимость превысила нарицательную в 3,2 раза89.
Согласно подсчетам Ю.А. Буранова, общее участие бывших владельцев в итоге ограничилось 24% (от числа выпущенных акций)90.
С таким результатом завершилось владение Демидовыми Нижнетагильскими и Луньевскими заводами ко времени их национализации в январе 1918 г.
1 РГАДА. Ф. 1267. Оп. 6. Д. 176, 177, 186.
2 Краснова Е.И. Такие разные Демидовы. СПб., 2007. С. 19-24.
3 Кузнецов С.О. Дворцы и дома Строгоновых. Три века истории. М., 2008. С. 209.
4 РГАДА. Ф.1267. Оп. 5. Д. 3.Л. 87-89 об.;Оп. 6.Д. 204. Л.12, 30-31.
5 Там же. On. 6. Д. 204. Л. 30-31.
6 Там же. Л. 1, 5.
7 Там же. On. 9. Д. 543. Л. 102-105; Краснова Е.И. Петербург и Демидовы // Альманах Международного Демидовского фонда. Вып. 3. М., 2003. С. 21.
8 Краснова Е.И. Петербург и Демидовы. С. 22.
9 РГАДА. Ф. 1267. On. 14. Д. 334; Прожогин Н.П. Анатолий Демидов и семья Бонапартов // Альманах Междунар. Демидовского фонда. Вып. 3. С. 94; Талалай М.Г., Павловский Н.Г. Демидовы князья Сан-Донато: Иностранная библиография. Екатеринбург, 2005. С. 75, 90.
10 РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 543. Л. 1-4.
11 РГИА. Ф. 37. On. 5. Д. 887. Л. 1-8.
12 Там же. Л. 14-19, 22; Д. 1125.
13 РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 330. Л. 1-12.
14 Там же. Д. 393. Л. 1-8.
15 ГАСО. Ф. 643. On. 1. Д. 2139. Л. 1, 18.
16 Там же. Ф. 102. On. 1. Д. 454. Л. 1-5, 21-25.
17 Там же. Д. 543. Л. 1-4.
18 Демидов П.П. Еврейский вопрос в России. СПб., 1883. 90 с.
19 Цит. по: Краснова Е.И. Петербург и Демидовы. С. 22.
20 Грум-Гржимайло В., Грум-Гржимайло С. Секрет счастливой жизни. Екатеринбург, 2001. С. 21.
21 Гуськова Т.К. Д.Н. Мамин-Сибиряк и Тагильский край. Нижний Тагил, 2003. 70 с.
22 ГАСО. Ф. 102. On. 1. Д. 432. Л. 4-5 об.
23 Там же. Ф. 643. On. 1. Д. 2001. Л. 1-4.
24 Там же. Д. 2102. Л. 180-181.
25 Там же. Д. 2092. Л. 2-2 об., 4.
26 Там же. Л.23-23 об., 29-31 об.; Ф. 24. On. 32. Д. 1097. Л. 4-4 об.
27 РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 543. Л. 10-12; ГАСО. Ф. 643. On. 1. Д. 2092. Л. 33-35 об.
28 ГАСО. Ф. 102. On. 1. Д. 182. Л. 36-37 об.; РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 543. Л. 1-4.
29 ГАСО. Ф. 102. On. 1. Д. 182. Л. 31 об. — 32.
30 РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 543. Л. 1-4.
31 Там же.Л. 81;Краснова Е.И. Петербург и Демидовы.С. 21-22.
32 РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 785.
33 Мерендони С. Русское наследство из Пратолино // Последняя из Сан-Донато: Княгиня Абамелек-Лазарева, урожденная Демидова. М., 2010. С. 33; Талалай М .Г, Павловский Н.Г. Указ. соч. С. 61.
34 РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 445. Л. 1-5, 6, 9, 15.
35 РГИА. Ф. 37. On. 65. Д. 2676. Л. 1-5 об., 48-54, 58-59.
36 ПСЗ-Ш. Т. 16. < 13273.
37 Там же. Т. 26. №. 28121; РГИА. Ф. 37. On. 65. Д. 2676. Л. 72-78, 83; Д. 1661. Л. 2.
38 РГИА. Ф. 880. On. 5. Д. 582. Л. 8-10; РГАДА. Ф. 1267. On. 9. Д. 810. Л. 1-5; Талалай М.Г. Генеалогия Демидовых князей Сан-Донато (по зарубежным источникам) // Альманах Междунар. Демидовского фонда. Вып. 3. С. 113-119.
39 Автор признателен Е.И. Красновой за сведения о детях А.П. Демидовой; Ипполитова Г. Аврора Демидова — графиня Ногера. СПб., 2009. 86 с.
40 ГАСО. Ф. 643. On. 1. Д. 3965. Л. 8 об. 9.
41 Буранов Ю.А, Бугаева С.Я. К истории акционирования горнозаводской промышленности на Урале (на примере Нижнетагильского горного округа) // Вопросы истории Урала. Свердловск, 1975. Сб. 13. С. 99-100.
42 РГИА. Ф. 74. On. 1. Д. 29. Л. 3.
43 ОР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 1-2 об., 26-28. Автор признателен М.В. Друзину за указание на собрание этих писем.
44 Цит. по: Ипполитова Г. Указ. соч. С. 50-51.
45 ОР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 5-6.
46 РГИА. Ф. 74. On. 1. Д. 10. Л. 1.
47 Цит. по: Ипполитова Г. Указ. соч. С. 50-51.
48 ОР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 11-12, 14-15, 17-18, 31-32.
49 Там же. Л. 14-15.
50 Дубин А.С. Ратьковы-Рожновы в С.-Петербурге и на Урале // Сметались времена, Сметались страны.. Вып. 10. СПб., 2002. С. 69-71.
51 OР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 11-12.
52 Там же. Л. 1-2 об.
53 Там же. Л. 22-23.
54 Там же. Л. 26-28.
55 Там же. Ф. 630. On. 1. Д. 1. Л. 11-12; Д. 3. Л. 11-12.
56 Пак Н.Т. Наследники династии стеклоnромышленников Мальцовых // Владимиро-Суздальский историко-архитектурный и художественный музей-заnоведник: Мат-лы иссл-й. Владимир, 1997. С. 34-36; Макушев А.А. Предnринимательская деятельность Мальцовых во второй половине XVIII — начале XX в.: индустриальное наследие. Саранск, 2006. С. 100-101.
57 ГACO. Ф. 643. On. 1. Д. 2223. Л. 1, 6, 21.
58 Грум-Гржимайло В., Грум-Гржимайло С. Указ. соч. С. 23-26, 29-31.
59 Цит. по: Ипполитова Г. Указ. соч. С. 60.
60 Гуськова Т.К. Нижнетагильский горнозаводский округ Демидовых во второй половине XIX — начале XX в. Заводы. Рабочие. Нижний Тагил, 2007. С. 72-73.
61 РГИА. Ф. 37. On. 67. Д. 430. Л. 17-21; TACO. Ф. 24. On. 19. Д. 1028. Л. 1-3 об.; Д. 1109. Л. 1-2.
62 ГACO. Ф. 24. On. 19. Д. 1028. Л. 9-10 об., 12.
63 OР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 1-2 об., 11-12.
64 Там же. Л. 1-2 об.
65 Гуськова Т.К.Нижнетагильски горнозаводский округ Демидовых.С. 111
66 OР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 11-12, 14-15.
67 Там же. Л. 20-21.
68 Там же. Л. 17-18.
69 Буранов Ю.А. Акционирование горнозаводской промышленности Урала (1861-1917 гг.). М., 1982. С. 233; Дмитриев А.В. Французские инвестиции в платиновую промышленность Урала (конец XIX — начало XX в.) // Альманах Междунар. Демидовского фонда. Вып. 2. М., 2003. С. 14-16.
70 OР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 7-8 об.
71 Там же. Л. 9-10, 17-18, 29-30.
72 Макушев А.А. Указ. соч. С. 97-99.
73 OР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 22-23, 29-30.
74 Краснова Е.И. Петербург и Демидовы. С. 21-22; Иванов А.А. Дома и люди. Из истории петербургских особняков. М., 2009. С. 453-456.
75 OР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 22-23.
76 Там же. Д. 1. Л. 2-10.
77 ГАСО. Ф. 24. On. 19. Д. 1109. Л. 1-2.
78 Гуськова Т.К. Нижнетагильский горнозаводский округ Демидовых. С. 80-81, 112-123.
79 ГАСО. Ф. 24. On. 19. Д. 1109. Л. 8, 9.
80 РГИА. Ф. 880. On. 1. Д. 885. Л. 40-41.
81 ОР РНБ. Ф. 630. On. 1. Д. 3. Л. 22-23.
82 Там же. Ф. 1000. On. 3. Д. 1506. Л. 34-36.
83 РГАДА. Ф. 1267. On.9. Д. 810. Л. 11; ГАСО. Ф. 643. On. 1. Д. 3965. Л. 9 об.
84 РГИА. Ф. 37. On. 65. Д. 1945. Л. 20-21, 27; Ф. 880. On. 1. Д. 885. Л. 40-41; ГАСО. Ф. 643. On. 1. Д. 3965. Л. 1, 3.
85 Гуськова Т.К. Нижнетагильский горнозаводский округ Демидовых. С. 85, 102.
86 ГАСО. Ф. 643. On. 1. Д. 3965. Л. 1-10 об.
87 Там же. Л. 8 об. 9.
88 РГИА. Ф. 37. On. 65. Д. 1945. Л. 2-19.
89 Там же. Ф. 880. On. 1. Д. 884. Л. 57.
90 Буранов Ю.А. Указ. соч. С. 227-235; Гуськова Т.К. Нижнетагильский горнозаводский округ Демидовых. С. 123.