ТРАГИЧЕСКИЕ ФАКТЫ В АРМИИ КОЛЧАКА ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОГО ПЕРИОДА ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ НА УРАЛЕ
Трагедия заключенных правительства Колчака (Пермская губерния, середина 1919 года)
Кашин Владимир Викторович − член «Общества изучения истории отечественных спецслужб», Нижний Тагил, Россия; KashinVV@gmail.com
В сборнике: Гороховские чтения Материалы десятой региональной музейной конференции. Составитель, научный редактор А.Н. Лымарев. 2019. С. 33-39..
К 1919 г антибольшевистские армии и правительства установили власть и контролировали всю территорию Большого Урала. Восточный (внутренний) фронт проходил западнее Уральского хребта и крупных губернских центров, таких как Оренбург, Уфа и Пермь.
18 ноября 1918 г в самом мощном государственном образовании на территории бывшей Российской империи в результате военного переворота пришел к власти Верховный правитель России адмирал А. В. Колчак, чьи действия и программа жестко размежевали противоборствующие стороны.
Армия, контрразведка, комендатура, милиция, добровольные и карательные отряды разыскивали и задерживали, а специальные военно-следственные комиссии внесудебным порядком осуждали тысячи бывших советских и большевистских деятелей, а также сочувствующих лиц. Кроме того, в ходе боевых действий было захвачено в плен значительное количество военнослужащих Красной армии.
На Урале быстро заполнялись имевшиеся тюрьмы и повсеместно создавались новые. В Екатеринбурге сложилась аналогичная ситуация. Даже в Нижне-Тагильском селении Пермской губернии пришлось обустроить арестный дом на двести человек.
Для этого подобрали двухэтажное помещение с подвалом, которое ранее использовалось владельцами Поклевскими-Козелл для производства и складирования пива.
С ростом числа арестованных потребовалось сооружение второго яруса нар. Для этого тагильская управа разрешила использовать бывшие полати из дома Уткина, после того как особняк освободился от постоя солдат 25-го Екатеринбургского полка Сибирской армии.
В неприспособленных помещениях арестованные содержались во время следствия, а после вынесения приговора они должны были переводиться в специальные учреждения, каковыми являлись Пермская тюрьма, Екатеринбургский тюремный замок, Николаевская тюрьма в Нижне-Туринском заводе.
Николаевское исправительное отделение располагалось на правом берегу реки Туры и получило свое название по оружейному заводу, основанному в 1852 г., но закрытому через десять лет по распоряжению правительства.
В 1893 г. здания были восстановлены и составили комплекс из обширного трехэтажного корпуса и семи кирпичных домов на 800 арестантов. Имеющиеся тюрьмы для отбытия наказания, в свою очередь, быстро заполнялись и тоже требовали разгрузки. Тогда «поезда смерти» увозили арестантов в Сибирь, чтобы оторвать большевистский контингент от местного населения и окончательно подавить его волю к сопротивлению.
В Нижнетагильской тюрьме содержалось более двухсот человек. Большинство из них проходило по делам, дознание по которым вела военно-следственная комиссия. Судя по нумерации дел политической окраски (более 800), общее количество арестованных в Нижнем Тагиле превысило тысячу человек за девять месяцев антибольшевистской власти.
Из служебной переписки, содержавшейся в трофейных документах правительственных учреждений Временного Сибирского правительства, выделены установочные и биографические данные более пятисот лиц, осужденных по политическим статьям1
3 декабря 1918 г, разгружая тюрьму, унтер-офицер Юдин и десять конвоиров из добровольческого отряда доставили 55 арестованных из Нижнего Тагила в Екатеринбург. В феврале арестный дом опять оказался переполнен, и смотритель забил тревогу.
Служебные рапорты зафиксировали, что на 15 февраля было 215 человек. Отправки не было, а аресты продолжались. На 24 февраля под стражей находились 229 человек. Только в начале марта унтер-офицер Мартынов отконвоировал 25 арестованных на ст. Нижняя Тура согласно выданному «проходному свидетельству»2.
Известно, что к апрелю 1919 г. в Николаевской тюрьме содержались 42 тагильских пленных красноармейца, а в тагильском арестном доме — 39 бойцов Красной армии3
* * *
1 июля 1919 г Красная армия освободила губернскую столицу Приуралья, фронт неумолимо двигался к Екатеринбургу и Челябинску. Через месяц весь Урал перешел под контроль советских армий. Что же случилось с десятками тысяч заключенных Омского правительства Колчака на Урале?
Развернутых и полных ответов на этот вопрос, к сожалению, нет. Спустя сто лет обратимся к «жаркому лету 19-го», привлекая малоизвестные воспоминания очевидцев и архивные документы.
Время колчаковской тюрьмы в Нижнем Тагиле истекло в полдень 13 июля. Часть арестантов выпустили накануне, а 76 последних и весьма опасных, с точки зрения власти, были эвакуированы в город Ирбит4
Непросто складывалась ситуация и в других районах Пермской губернии. 10 июля начальник Николаевской тюрьмы Смирнов запросил указаний руководства в связи с эвакуацией Нижне-Туринского завода, так как 90 тюремных чинов продолжали удерживать 716 заключенных, а распоряжений, что делать с ними и «ценным имуществом», не поступало. Комендант Верхотурского уезда ротмистр Есипов переложил решение проблемы на военно-административное управление отступавшей Сибирской армии5
Свидетельства очевидцев открыли картину разыгравшейся трагедии. Не дождавшись реальной помощи, руководство тюрьмы приступило к самостоятельной эвакуации контингента.
В отсутствие транспорта администрация сформировала три пеших этапа. О судьбе первой колонны, в которую отобрали большевистский актив, по горячим следам рассказал непосредственный участник событий Фокин в газетной публикации: 13 июля по Верхотурскому тракту на город Ирбит отправили первую партию в 206 человек <…> При нашем выходе из тюрьмы начальник конвоя — лихой капитан, заявил: «Объявляю, что имею 3000 боевых патронов. Если вы пойдете хорошо, то может быть, половину вас доведу до места назначения, а то…»
После этого внушения погнали. И погнали так, как скотину не гонят: в течение одних суток мы прошли от Нижней Туры до Верхотурья 68 верст! Обессилевшие, задыхающиеся падали по дороге и их беспощадно прикалывали.
И когда стоны этих несчастных доносились до нас, конвойное начальство кричало: «Не оборачивайся! Назад не гляди! Из шеренги не выходить!» И наставив штыки в спины, гнали нас вперед.
В Верхотурье предполагалась дневка, но конвойное начальство, узнав о том, что красные наступают и что ими перерезан Ирбитский тракт, решило перебить всю партию.
Мы это поняли, мы чуяли свою гибель, и перед отправлением партии из Верхотурья между нами было условлено — прибегнуть к самоосвобождению и, чтобы избежать расстрела, бежать в разные стороны по данному одним из нас сигналу.
Палачи, однако, предупредили нас Отведя партию от Верхотурья версты на три, конвойный начальник «распорядился». И вот замыкавший партию конный конвой стал с неистовством рубить шашками задние ряды, и тотчас же вслед за этим, когда задние ряды стали, спасаясь от шашек, пробиваться вперед, и все ряды смешались, раздался первый залп <…> Большая часть товарищей пала на землю — и убитые, и те, что надеялись, лежа на земле, спастись от пуль.
Часть кинулась с дороги направо и налево на цепь конвоиров, смяли их и бросились в лес, тянувшийся по обе стороны тракта. Бросился и я. Вдогонку нам засвистали пули, но лес, к счастью, был густой и деревья мешали попадать в бегущих <…> Бежало нас не более 60–70 из партии в 206 человек6
Нам ничего не известно про автора статьи, зато тагильчане хорошо знают другого очевидца расстрела. Николай Ефимович Короваев родился 18 мая 1900 г. в Нижне-Тагильском заводе в семье сцепщика вагонов Пермской железной дороги, который потерял на казенной службе ногу.
Николай окончил Пермское училище и устроился телеграфистом на станцию Тагил Именно он принял телеграмму из Петрограда об отставке царя в феврале 1917 г. Одним из первых он вступил в члены РСДРП(б) и стал комиссаром на железнодорожном телеграфе.
Осенью 1918 г он отступал с частями Красной армии, исполнял обязанности начальника связи штаба 29-й дивизии, но был пленен в Красных казармах в Перми. Ему удалось бежать и добраться домой
по чужим документам, однако вскоре он был арестован в доме родителей.
Военно-следственная комиссия постановила содержать его под стражей до окончания войны как представляющего угрозу для государственного строя и общественного спокойствия. Весной он был перемещен в Нижне-Туринскую тюрьму7
Во дворе построили колонну 205 человек, по 5 в ряд и предупредили, что при побеге одного будут расстреляны все стоявшие в ряду остальные четверо. Во дворе мы пробыли часа 3–4 <…>
Конвой состоял из 20 пеших солдат <…> К вечеру вышли к полям, лес кончился, но мы увидели, что из леса еще вышли пешие солдаты человек 20, конные человек 30 и один станковый пулемет. Это были дополнительные силы охраны, которые были скрытно размещены с целью предотвращения бегства.
Тюремная администрация знала о планах и настроениях заключенных от своих информаторов. Именно этим объяснялось запоздалое выступление колонны из Нижней Туры. На следующий день достигли уездного центра, потеряв несколько обессилевших арестантов, приконченных конвоем в пути.
Отойдя километров 5 от Верхотурья, нам объявили, кто плохо чувствует и не может идти, отставайте, сзади идут телеги и повезут на телегах. Прошли еще километров 5. Сзади раздался душераздирающий крик: «Товарищи, нас обманули, телег нет, отставших солдаты штыками и шашками рубят!» Оглянувшись на крик, я увидел окровавленного человека. Это послужило сигналом, и заключенных стали в упор расстреливать. Какое-то мгновение я стоял в оцепенении, и пришел в себя от голоса Сергея Антипова, он дергал меня за брюки и говорил: «Ложись, ложись, подумают, что убит».
Я вырвался и бросился бежать, наскочил на конвоира, который из винтовки целился куда-то, правее меня, сшиб его и побежал по лесу и выбежал к реке <…> Как я оказался в реке, до сего времени не помню. Плавать я не умею. Опомнился, когда вода дошла мне по грудь. Пули шлепались в воду, местами впереди меня вода текла окрашенная кровью. Впереди крутой высокий берег, видел, что один поднялся почти доверху, сорвался и вновь скатился к воде.
Забравшись на берег, оглянулся на какой-то миг, увидел на противоположном берегу трупы людей и конвоиров. Выстрелы, хотя и редко, но слышались. В лесу встретил первого Птахина, потом Ошиткова и еще двоих8
Короваев вспоминал, что спасшиеся беглецы заночевали в лесу, а наутро решили выбираться малыми группами. Он и трое тагильчан — Баженов, Птахин, Ошитков — устремились на запад, навстречу приближавшемуся фронту, ориентируясь на артиллерийскую канонаду. В дороге они питались рыбой, ягодами и менее горькими березовыми листьями, а через восемь суток вышли к караулу железной дороги.
До Нижней Туры добрались пешком, а уж затем до Нижнего Тагила — поездом. Следует отметить, что Короваев из колонны побежал в сторону реки Туры, вдоль которой шел Ирбитский тракт, а Фокин — в противоположную сторону.
Все источники свидетельствуют, что арестанты подготавливали побег во время перехода, предполагая скорую и скрытую расправу, но утверждали, что организованный побег не состоялся по причинам предательства и сильной охраны, а бегство произошло спонтанно в связи с начавшимся массовым убийством ослабших и отставших заключенных.
Автор газетного разоблачения Фокин написал о судьбе оставшихся в тюрьме заключенных: Вторую партию вывели из Нижней Туры часов через восемь после нас, в ней было около 300 человек, большинство эвакуированные из Оханской тюрьмы.
С ними поступили проще: загнали в монастырский сарай, находящийся недалеко от Верхотурья, заперли входы, ввели в полутемный сарай конвой и перестреляли всех. В том числе 30 женщин и трех грудных младенцев. Вывели позже из Нижней Туры и третью, последнюю партию, но об ее участи ничего не знаю.
Конечно, советская власть не могла пройти мимо трагического события 14 июля 1919 г, где с правой стороны Ирбитского тракта местные жители захоронили в братской могиле около шестидесяти жертв «белого» террора.
Через десять лет в 5 км от Верхотурья был установлен мраморный обелиск на кирпичном фундаменте с металлической покрытой бронзой звездой. На нем была сделана надпись: «Память павшим в борьбе за освобождение трудящихся Урала; их светлая, преданная революции жизнь служила и будет служить призывом к борьбе за освобождение трудящихся всего мира»9
Безымянный памятник возник на месте трагедии, когда еще были живы участники и свидетели тех событий. Возможно, имена погибших сохранились в каких-либо документах.
О судьбе злосчастного этапа поведал в начале 1928 г. уроженец волостного села Тимино Екатеринбургского уезда Семен Сергеевич Петухов: Наконец выстрелы прекратились, а в стороне от нас Артамошкин отдавал какое-то распоряжение. Наступила глубокая тишина. Оставшиеся в живых валялись мы в крови своих товарищей и не верили, что остались живы после такой бойни <…>
Вставших нас построили и сосчитали, после чего осталось нас 65 человек. Нас посадили на трактовый вал, а наши мучители стали добивать тяжелораненых.
Как свидетельствует Петухов, «зверь Артамошкин после Верхотурской бойни» и одиночной попытки бегства приказал подчиненному Хабибуллину убить одним патроном троих выбранных им заключенных — Масленникова, Шишкина и неизвестного тяжелобольного — для устрашения оставшихся.
В Ирбитскую тюрьму начальник конвоя сдал 61 арестанта из 205 доверенных ему. На пристани в Тавде уже новый сборный этап погрузили в «баржи смерти» для эвакуации в Сибирь по Тавде
и Тоболу «под тем же начальством капитана Артамошкина»10.
* * *
Из-за быстрого продвижения Красной армии те же проблемы испытали и пенитенциарные учреждения Екатеринбурга, в которых содержалось более двух тысяч человек.
По приказу начальника гарнизона арестантов эвакуировали в Александровскую центральную каторжную тюрьму (Иркутск), но из-за нехватки подвижного состава им пришлось следовать пешим ходом на Камышлов и Ишим.
Первая тысяча заключенных, преимущественно уголовных, вышла из камер и покинула город рано утром 12 июля, остальные смогли выйти только утром 14 июля в сопровождении воинской части. В Екатеринбурге, куда красноармейцы вошли уже вечером, остались только больные и неходячие11.
От Екатеринбурга до Камышлова около 140 верст по старому Сибирскому тракту, но всего через двое суток первую партию «загнали» в пересыльную тюрьму. Очевидец, бывший красноармеец Совков, свидетельствовал:
За этот путь положили 130 человек. До Камышлова, главным образом, принимал участие в расстрелах нашего этапа отряд Анненкова, казаки которого сопровождали нас до Тюмени и щелкали направо и налево, кто подвернется под руку. Попадали не только люди, идущие за идеи, политические арестованные, но и арестованные за уголовные дела. Всего в этапе до Ишима мы потеряли около 200 человек12.
Красная армия рвалась к Тоболу, и Камышловская пересыльная тюрьма работала на пределе сил. 16 июля под охраной верховых казаков из нее вывели очередную партию арестантов и погнали на восток, как полвека назад, когда не было Транссибирской магистрали.
Волостное село Никольское находилось на девятой версте тракта, и там случилась последняя остановка. До следующего села Черемыш никто из этапа не дошел, сибирские казаки уничтожили людей холодным оружием в несколько приемов.
Из 160 заключенных выжили только десять. Некоторые из них (Алимов, А. Бабинов, В. Бельков, Г. Обоскалов, П. Трубин) дали показания.
6 августа следственная комиссия Камышловского РВК произвела вскрытие захоронений и опознание жертв. В ходе актирования и фотографирования было обнаружено и перезахоронено в волостном центре 126 трупов, в 28 из них опознали жителей прилегающих районов.
В основном смерть наступила от колото-резаных ран, нанесенных штыками и шашками. Среди убитых были и женщины. Самая крупная общая могила, содержащая 78 тел, была вскрыта на 5-й версте после Никольского13.
Один из бывших заключенных, председатель Красноярского сельсовета (Ревда Екатеринбургского уезда) Ф. Л. Бороздин в своих воспоминаниях (1929) отметил, что попал во вторую партию политзаключенных, выведенную во время ночного дождя за день до освобождения Екатеринбурга:
И с первых же дней нашего этапа начались расстрелы арестованных <…> В г. Ишиме к нам присоединили ишимских заключенных, и всего нас стало 1200 чел. И только за то, что мы просили хлеба в первом же селе от Ишима, выкликали первых по списку 85 чел. и с криком «Ура» набросились на беззащитных и всех перекололи.
Оставшихся арестованных гнали пешком до Ново-Николаевска, где нас захватила зима, там погрузили в вагоны и отправили в Иркутск. И когда догнали до Александровского централа, то нас насчитывалось только около 250 чел., а остальных в пути перекололи <…>Но, к великому сожалению, в Екатеринбург нас вернулось около 100 тов. из 1200 чел.14
Шансов выжить у заключенных, отправленных пешим порядком в Сибирь, было немного. Расстояние от Екатеринбурга до Новосибирска более 1600 верст. Преодолеть огромный путь в сжатые сроки без пищи и отдыха невероятно трудно, и подневольные люди тысячами гибли на дороге от голода и холода, болезней и травм. Но оказалось, что в большей степени их насильственно лишали жизни, списывая утраты на побеги.
Необходимо и далее разрабатывать указанную тему для восстановления подробностей трагических фактов заключительного периода Гражданской войны на Урале, смертей тысяч заключенных, их имен, как погибших, так и спасшихся, учтенных в документах колчаковской тюремной администрации, официальных расследованиях и других доступных источниках.
Фото Расстрел на реке Туре в г. Верхотурье.
Примечания
1 НТГИА. Ф. 404 «Нижне-Тагильская волостная земская управа (1917–1919)» (13 дел) ; Там же. Ф. 405 «Управление коменданта Нижне-Тагильского завода и его окрестностей (1918– 1919)» (49 дел) ; Кашин В. В. Белый Тагил. По трофейным документам Колчака. Нижний Тагил, 2018. С. 299–316.
2 НТГИА. Ф. 405. Оп. 1. Д. 36. Л. 4 об. ; Д. 30. Л. 121 ; Д. 45. Л. 85.
3 Там же. Д. 36. Л. 74 об.
4 Там же. Д. 38. Л. 92.
5 Там же. Л. 52.
6 Фокин. По кровавым следам (страшная страничка) // Урал. рабочий. 1919. 6 авг.
7 Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал». Ф. 14. Оп. 1. Д. 69. Короваев после Гражданской войны окончил Саратовское военно-инженерное училище, работал в депо Нижнего Тагила, участник Великой Отечественной войны, сапер и телефонист. Награжден медалью «За боевые заслуги» (за форсирование Днепра). После выхода на пенсию с поста директора Трамвайно-троллейбусного треста г. Элисты вернулся на родину. Написал указанные воспоминания в 1964 г.
8 Сергей Иванович Антипов — красноармеец, арестован по делу № 76 в октябре 1918 г. Содержался с братом Иваном в арестном доме, обоих перевели в Николаевскую тюрьму. Владимир Николаевич Птахин — красноармеец, участник Русско-японской войны, арестован по делу № 559 в конце 1918 г., этапирован в Николаевскую тюрьму. Терентий Федорович Ошитков (1882 г. р.) проживал в собственном доме по ул. Тагильской, 72, доброволец РККА, член РСДРП(б), арестован в октябре 1918 г., после приговора по делу № 99 этапирован в Николаевскую тюрьму.
9 Войтенко А. А. На той далекой, на гражданской… Памятники и памятные места гражданской войны на Среднем Урале (1918–1919). Екатеринбург, 2007. С. 272–273 ; Неверов Л., Владимирский Д. Исторические памятники города Свердловска и Свердловской области. Свердловск, 1962. С. 126.
10 ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 193. Л. 62–65.
11 Там же. Д. 349. Л. 102–104.
12 Там же. Д. 31. Л. 44–45.
13 Там же. Д. 349. Л. 105–107 ; Артюшенко О. Г. Свидетельство зверств колчаковских душегубов — казаков в Гражданской войне на Урале [Электронный ресурс]. URL: http:// artyushenkooleg.ru/wp-oleg/archives/22231 (дата обращения: 03.06.2019). 14 ЦДООСО. Ф. 41. Оп. 2. Д. 188. Л. 7–8.