НИЖНЕТАГИЛЬСКАЯ ИСТОРИЯ УГОЛОВНО-ИСПРАВИТЕЛЬНЫХ УЧРЕЖДЕНИЙ
Весь Тагил — №11 четверг, 7 октября 2010 год
Для изоляции классово-враждебных элементов…
Это нашей истории строки…
21 ноября 1920 года в почти двухвековую на тот момент историю Нижнего Тагила была вписана новая страница. В этот день на территории женского Скорбященского монастыря на Малой Кушве открылся Нижнетагильский концентрационный лагерь № 2, куда из Екатеринбурга доставили первую партию заключенных – 421 человека.
Так начинался Тагил лагерный, город тюрем и колоний, город спецпереселенцев и ссыльных. Эта тема почти не нашла отражения в открытой печати в силу гласных и негласных запретов. Как-то не принято было говорить о том, что «железную столицу» опорного края державы в советский период в большинстве своем строили «враги народа» – сначала приверженцы буржуазного и царского дворянского строя, а позже – раскулаченные, ссыльнопоселенцы, уголовники и политические, военнопленные, интернированные и прочие репрессированные властью люди.
В преддверии 90-летия лагерно-тюремной истории города газета «Весь Тагил» обратилась к этой незаслуженно замалчиваемой и очень интересной теме и подготовила несколько публикаций. Сегодня выходит первая из них
Вообще-то Урал, как и Сибирь, всегда считался краем вольным. В эти места, далекие от российских столиц и суровой барской руки, бежали крестьяне и промышленный люд в поисках новой жизни.
В конце 17-го – начале 18 веков, с началом освоения природных богатств и приходом Демидовых, вольницы поубавилось. Хозяева Каменного пояса для острастки самых прытких тоже использовали сначала земляные ямы, а потом и тюрьмы, но широкого распространения эта практика не получила.
Нижний Тагил, к приходу советской власти формально оставаясь заводским поселком, а по численности населения превосходя иные губернские центры, тоже имел свое тюремное заведение. Да не одно.
Первое располагалось рядом со старым металлургическим заводом, позже получившим имя Куйбышева. Второе, так называемый Домзак, стояло у вокзала, рядом с корпусами ликеро-водочного завода. Оба предназначались для изоляции правонарушителей – как местных, так и пересыльных. Местных было немного, поэтому нельзя сказать, что тюрьмы работали с полной нагрузкой.
С приходом к власти большевиков карательная система России получила мощный толчок к своему развитию. Физически уничтожая самых активных противников нового строя, государство направляло остальных классово-враждебных элементов на трудовое перевоспитание. Тем самым решалось сразу несколько задач.
Во-первых, массовый террор уменьшал число противников Октябрьской революции 1917 года – так называемые эксплуататорские классы. Во-вторых, дешевый рабский труд лагерных сидельцев, лишенных всяких прав, позволял с минимальными затратами восстанавливать надорванную Первой мировой войной экономику страны.
Повсеместное создание репрессивной машины шло буквально с первых дней советской власти. На местах военно — революционные суды, ревкомы, чрезвычайные комиссии жестко и беспощадно уничтожали любую контрреволюционную деятельность.
Малоизвестный факт из «Книги памяти», вышедшей в 1994 году под редакцией доктора исторических наук В. М. Кириллова: в сентябре 1918 года в Нижнем Тагиле были арестованы и расстреляны 15 инженеров и техников. Они состояли в партии, но не большевистской, а в «Народной свободе». За что и поплатились жизнью.
В мае следующего 1919 года увидело свет постановление Всероссийского центрального исполнительного комитета «О лагерях принудительных работ». Этим документом для изоляции классово-враждебных элементов предписывалось создание в каждом губернском центре концентрационного лагеря.
Уже к ноябрю того же года в России появился 21 лагерь с 16 тысячами заключенных. Через год, в ноябре 1920-го, мест заключения стало 84 с «населением» почти 60 тысяч человек. Тогда же возник и концлагерь в Нижнем Тагиле.
Его появлению предшествовало решение Нижнетагильского горсовета (городом Тагил стал, напомним, в августе 1919 года) о закрытии женского Скорбященского монастыря на Малой Кушве и передаче комплекса его зданий в ведение НКВД. Площадку обнесли колючей проволокой, поставили посты охраны. Под камеры приспособили бывшие монашеские кельи и даже подвал недавно построенного Вознесенского храма. Всего лагерь был рассчитан на 500 заключенных.
Как уже говорилось, первый этап пришел из Екатеринбурга 21 ноября. Обитателями концлагеря стали осужденные за саботаж, преступления по должности, эксплуататоры труда. Из 421 человека 154 считались контрреволюционерами, 105 – политически неблагонадежными, 52 имели уголовные статьи.
Народ в основном был из западных губерний – Минской, Грозненской, Виленской, часть – из Польши. Примерно треть составляли местные – из Уральского региона. Большинство относилось к крестьянству, но 106 человек числились мещанами, 13 – священнослужителями, а 21 – дворянином. Эти сведения – из очерка И. В. Злобиной «Социальный портрет заключенного концентрационного лагеря № 2», опубликованного в 1999 году в книге «Нижний Тагил 1920-1980 годы. Жертвы репрессий».
Относительно короткую историю тагильского лагеря автор делит на два этапа. Второй начался 21 декабря 1921 года, с момента прибытия партии из 376 заключенных, преимущественно, крестьян Тамбовской губернии, осужденных за участие в восстании против советской власти под руководством А. С. Антонова.
Этот этап кардинально изменил социальный расклад «зэков». Вместо политически неблагонадежных и контрреволюционеров доминировать стали дезертиры, бандиты и содействующие им. Поменялась и география сидельцев: большинство составляли выходцы из центра России – Московской и Смоленской губерний.
При лагере сразу организовали мастерские: сапожную, портняжную, кузнечно-слесарную. Заключенные сами себя обстирывали, пекли хлеб. Для остальных, поскольку основу перевоспитания составлял принудительный труд, нашлась работа на предприятиях и в организациях Нижнего Тагила.
Каждый заключенный имел лицевой счет, на который перечислялись остатки заработка за вычетом расходов на его содержание и содержание администрации лагеря.
В 1920-м – начале 1921 года, хоть и жили осужденные небогато и в антисанитарных условиях, больных и умерших было относительно немного. Ситуация резко изменилась во второй половине 1921-го и в 1922 году. Из — за недостатка питания, как писали в официальных документах, а по сути от голода и болезней, в этот период в концлагере № 2 умерли 265 человек из 558 отбывавших наказание. Может быть, из-за этого, а может, и по другой причине, но 1 июля 1922 года лагерь в Нижнем Тагиле закрыли.
Вскоре на его месте открылся детский городок № 1, куда со всей страны везли беспризорников. Режим их пребывания поначалу почти не отличался от режима концлагеря № 2, и только позже городок стали называть центром перевоспитания детей и демонстрировать всем как пример заботы государства о подрастающем поколении. Но это – совсем другая история.
Сегодня все на Малой Кушве выглядит совсем иначе, чем 90 лет назад. От прежнего комплекса остались лишь Скорбященская церковь, где размещаются монахини и послушницы вновь открытого в 1998 году женского монастыря, восстанавливаемый Вознесенский храм да несколько находящихся в аварийном состоянии домов дореволюционной постройки.
Матушка Кирилла, настоятельница монастыря, сетует на невеликие финансовые возможности обители, отсутствие современных меценатов.
Историю своего монастыря, начавшуюся еще с создания в 1884 году женской богадельни и прерванную в 1920-м, матушка знает хорошо. С ее благословения послушница Катя ведет меня в сохранившиеся подвалы храма Вознесения Господня. Низкие сводчатые потолки, сырость на стенах, затхлый запах застоявшегося воздуха…
Ловлю себя на мысли, что здешняя обстановка сама по себе гнетет человека, давит на него. Этого, наверное, и добивались организаторы концлагеря № 2, выбирая под камеры заключенных подвалы монастырской обители.
Здесь когда-то тяжко жили и в муках умирали те, кто не принял большевистский порядок, пытался бороться с ним. Железная колесница репрессий прошлась по их судьбам, отразилась на детях и внуках. С облегчением выхожу на свежий воздух. Так вот он какой, концентрационный лагерь № 2…
С него началась гулаговская страница в истории моего родного города. Посеянные 90 лет назад зерна злости, гнева и ненависти уже вскоре дали на тагильской земле обильные плоды. Но об этом – в следующей публикации.
Борис Минеев.
Весь Тагил — №12 четверг, 14 октября 2010 год
Тагильский ГУЛАГ
Это нашей истории строки…
(Продолжение. Начало в № 11.)
Большинству из нас, особенно если пора ученичества уже давно позади, хронически не хватает времени на познание истории. А жаль. Ведь история своей семьи или история города, где мы живем, занятие очень интересное и познавательное. Цепь событий, образующих эту саму историю, порой приводит к самым неожиданным находкам.
Для меня, коренного тагильчанина, такой находкой стала строчка из биографии города, которая гласила, что в нем 21 ноября 1920 года открылся концлагерь № 2. Два месяца изучения архивных материалов, вышедших ранее книг и брошюр на эту тему, встреч с ветеранами учреждений уголовно-исправительной системы Нижнего Тагила и их сегодняшними преемниками вылились в цикл материалов.
Сегодня – вторая публикация этого цикла.
Закрытый на Малой Кушве летом 1922 года концентрационный лагерь № 2 был первым в Нижнем Тагиле репрессивным учреждением, созданным советской властью. Первым, но, к сожалению, не единственным. Как зуб дракона, он дал многочисленное потомство, превратившее наш трудовой город в один из крупнейших центров отечественной пенитенциарной системы.
Этапы ее развития практически совпадают с этапами освоения природных богатств Урала, прежде всего Северного Урала, и со строительством заводов и фабрик Урало-Кузбасского промышленного района.
В конце 1920-х и начале 1930-х годов, с началом политики ускоренной индустриализации страны, непомерно возросла нагрузка на крестьянство России. Введенные налоги и штрафы за их неисполнение разоряли основу деревни – единоличников, семейные хозяйства.
Признанных кулаками репрессировали – ссылали в места, куда, по образному народному выражению, Макар телят не гонял Раскулачивание шло по всей стране, в том числе и на Урале.
В Тагильский округ, организованный в 1923 году, к началу репрессий входили, помимо самого Нижнего Тагила, Алапаевск, Кушва, Верхотурье, Надеждинск (нынешний Серов) – всего 16 районов, 15 сельсоветов и 25 рабочих поселков. По постановлению Уралобкома ВКП(б) от 5 февраля 1930 года надо было спешно ликвидировать более 20 тысяч кулацких гнезд.
В Тагильском округе, в основном, промышленном, раскулачиванию и выселению подлежали 300 кулацких хозяйств, семьи которых отправили на Крайний Север.
Выселенные кулаки Тагильского округа – капля в море тех, кто прибыл в наши края с клеймом спецпереселенца. Переполненные эшелоны со стариками, женщинами и детьми (мужиков, как правило, арестовывали органы ОГПУ) непрерывно шли на Урал.
На 10 марта 1930 года только в северные районы Тагильского округа с Северного Кавказа и из Курганского округа поступили для расселения четыре тысячи семей или около 20 тысяч человек. Ожидалось скорое прибытие еще 7800 семей раскулаченных.
От железнодорожных станций пешком и подводами их направляли в глухую уральскую тайгу, где люди, как правило, оказывались предоставленными сами себе. Трудоустраивать их было некуда. Через месяц, к 20 апреля, на севере округа уже находились 54537 спецпереселенцев. Большинство из них ждали голод, цинга и смерть.
Центр округа – Нижний Тагил – тоже не избежал даже не волны, а цунами ссыльного крестьянства. Для них в городе организовывали спецпоселки на Красном Камне, Тагилстрое, Огнеупоре, руднике Ш Интернационала и в других местах.
За 1929-1933 годы число занятых в промышленности и на строительстве выросло более чем втрое. Основу роста составляли ссыльные и принудительно мобилизованные.
Прибывающих в Тагил спецпереселенцев селили в наскоро построенные бараки. Сначала – на второй площадке Тагилстроя, где на нарах ютились без малого 15 тысяч человек. Затем – на ВЖР, кирпичном заводе, Евстюнихе, третьей плошадке Уралвагонстроя.
Быстрыми темпами росло население города. Если в 1926 году в нем проживала 31 тысяча человек, то в марте 1931- го уже 59500, а к январю 1932-го – 117700. В конце 1935 года в Тагиле было десять спецпоселков, население которых через год удвоилось.
Эти люди вместе с заключенными и трудмобилизованными стали основной рабочей силой на строительстве Новотагильского металлургического комбината и Уралвагонзавода, на добыче угля и руды в карьерах и шахтах.
Летом 1938 года на Уралвагонстрое трудились 2809 бывших кулаков, на Уралвагонзаводе – 1727, на Тагилстрое – 2240.
Этапным для Тагила лагерного стал 1941 год. С началом Великой Отечественной войны следом за коллективами более чем сорока промышленных предприятий, эвакуированных к нам из центра страны и ее южных областей, в город стали прибывать эшелоны заключенных. Их задачей была постройка жилья для рабочих эвакуированных военных заводов и, самое главное, – строительство второй очереди Новотагильского металлургического и коксохимического заводов, чья продукция была остро нужна фронту.
Местных мужчин, строителей и металлургов, призвали в действующую армию. К лету 1942 года на фронт ушли 49493 тагильчанина. Катастрофическую нехватку рабочей силы советская власть решала проверенным способом: за счет бесплатного труда осужденных. Уже в ноябре 1941 года на базе треста «Тагилстрой» началась организация одной из самых жестоких уральских лагерных систем – Тагиллага.
В декабре на Красном Камне вместо исправительно — трудовой колонии № 4 появился первый лагпункт «Тагиллага». А в январе 1942 года приказом наркома внутренних дел СССР Л.П. Берии вся ответственность за обеспечение Тагилстроя людскими ресурсами и техникой была возложена на крупнейшую организацию Главгидростроя НКВД – «Волгострой». В феврале 1942-го, в самый разгар суровой уральской зимы, стали приходить первые эшелоны с волгостроевцами.
Поток заключенных нарастал лавинообразно. Штурмовыми методами, помимо строительства промышленных объектов, шло создание инфраструктуры гулаговского монстра. Уже к концу 1942 года в 18 поселениях «Тагиллага», его 103 бараках и 57 землянках находились 43 тысячи осужденных.
Как вспоминает один из них, П.Д.Шурделин в «Книге памяти», вышедшей в свет в 1994 году, лагерь вскоре практически стал автономен: имел свою прокуратуру и судей, свою охрану и милицию, хлебозавод и пекарни, подсобное хозяйство, конно-машинный парк и многое другое.
Больше всего лиха хватили лагерные сидельцы в начале 1942 года. Рабочий день длился 11-12 часов, кормили плохо. Жившие в антисанитарных условиях люди много и тяжело болели. От хронического недоедания развивалась дистрофия. О чем говорить заключенным, если на танковом заводе № 183, как тогда назывался Уралвагонзавод, официальная калорийность питания упала с 3370 до 1600 килокалорий. Из 16-тысячного коллектива танкостроителей 13 тысяч были дистрофиками. Люди десятками умирали прямо на своих рабочих местах.
Смертность в Тагиллаге тоже была самой высокой среди семи лагерных систем, в годы войны действовавших в Свердловской области. За 1942-1943 годы от голода, болезней и издевательств охраны умерли около 18 тысяч человек.
Ситуация резко поменялась с увольнением первого начальника Тагиллага Я.Д. Рапопорта и назначением на его место бывшего начальника «Тагилстроя» М.М. Царевского. Опытный организатор, он принял меры по улучшению питания заключенных, изменению условий содержания. Как результат – за два последующих года в лагере умерли 1550 человек.
Часть заключенных Тагиллага составляли советские немцы. Были среди них обитатели Поволжской автономной республики, были фронтовики, отозванные из действующей армии по приказу Сталина. Будущие ученые и врачи с мировыми именами работали каменщиками и грузчиками, входили в состав конструкторских бюро и в управленческий аппарат строек, а после рабочего дня шли за колючую проволоку. Более двух тысяч из них навсегда остались в тагильской земле.
С 1943 года контингент «Тагиллага начали пополнять военнопленные и окруженцы. Позже появились женщины и дети, интернированные из Прибалтики и Восточной Пруссии. Для них организовали спецлагери № 153 и 245, здесь же сидели пленные венгры и румыны, итальянцы и австрийцы, поляки и японцы. Условия их содержания были, как и у остальных заключенных. Впрочем, не всегда.
Как вспоминал сын хирурга Т.А. Грасмика, пленные немцы могли позволить себе гулять в Нижнем Тагиле по центральной улице Ленина и петь национальные песни, а советским немцам этого не дозволялось. Кстати, последний военнопленный покинул город только в 1955 году, через десять лет после Победы.
Трудно переоценить вклад заключенных в развитие города в годы Великой Отечественной войны и после нее. Руками почти 140 тысяч человек, а именно столько «врагов народа» прошло через Тагиллаг, их потом и кровью на площадке Новотагильского металлургического завода были возведены две мартеновские печи и домна № 3, блюминг,бандажный, рельсобалочный, фасонно-литейный и прокатный цехи.
На коксохимическом заводе – две коксовые батареи и цех ректификации, на Уралвагонзаводе – танкодром и подъездные дороги, на Высокогорском железном руднике – аглофабрика, клуб, Северо-Лебяжинский карьер.
Выросли цементный, шиферный, кирпичные заводы, Верхне-Выйская и Черноисточинская плотины, многочисленные леспромхозы. Построены десятки жилых домов, во многом сформировавших сегодняшний облик центральной части города и Дзержинского района.
После войны численность узников Тагиллага уменьшилась. Основным промышленным объектом стало строительство Гороблагодатского рудника в Кушве.
В 1946 году лагерь разделили с «Тагилстроем», хотя на площадках треста основной рабочей силой по-прежнему являлись заключенные. Их на 1 марта 1953 года насчитывалось в Нижнем Тагиле 17875.
После смерти Сталина началось крушение созданной им уголовно-исполнительной системы. Приказом Министерства внутренних дел СССР от 29 апреля 1953 года в Свердловской области были ликвидированы Тагиллаг, Богословлаг и Ураллаг. На месте каждого из этих лагерей возникли десятки исправительных колоний общего и строгого режима, колонии поселений и спецкомендатуры.
Средний Урал, особенно его северные территории, так и остались тюремным краем, куда для отбывания срока наказания и на исправление отправляют осужденных со всей матушки России. О дне сегодняшнем Тагила тюремного – в нашей заключительной публикации.
Борис Минеев.
Весь Тагил — №13 четверг, 21 октября 2010 год
Зубы дракона
Это нашей истории строки…
(Окончание. Начало в №№ 11 и 12.)
Не раз доводилось слышать: «Тагил – это лагеря и колонии», «В Нижнем Тагиле каждый второй – бывший зек». Утвердившийся в общественном сознании образ нашего города у многих в России напрямую ассоциируется с каторжным краем, куда со всей страны отправляют на трудовое перевоспитание осужденных преступников.
Эта печальная слава затмевает образ города-труженика, дающего стране металл и прокат, руду и химические смолы, железнодорожные вагоны и самые современные танки. Не раз делались попытки облагородить имидж Тагила, вынести на первый план его рабочую биографию. К сожалению, практически все они не принесли желаемого результата.
Что же сегодня представляет собой Тагил с точки зрения уголовно-исполнительной системы? Как исторически за 90 лет сформировалась в городе сеть учреждений исполнения наказаний? Об этом – в заключительном материале нашего цикла публикаций.
Наследники Тагиллага
Ликвидировав в 1953 году Тагиллаг, на его материально — технической базе государство создало целую сеть мест лишения свободы. Бывшие лагпункты и лагучастки стали самостоятельными исправительно — трудовыми колониями с разными видами режима – от общего до строгого.
В городе появились колонии-поселения, куда после отсидки части назначенного судом срока направлялись осужденные, а также спецкомендатуры, где отмечались вышедшие на свободу и оставшиеся работать в Нижнем Тагиле. Всего было создано более десяти учреждений, относящихся к ведению Управления местами
заключения.
Сколько всего осужденных прошло через тагильские колонии и тюрьмы, к сожалению, не скажет никто. На наш вопрос, адресованный Главному управлению федеральной службы исполнения наказаний по Свердловской области, ответ был дан лаконичный: таких данных нет.
Можно уверенно сказать, что это сотни тысяч человек. Наказание они отбывали по самым разным статьям: от умышленного убийства до банальной бытовой ссоры с отягчающими последствиями.
Попытки уменьшить в Нижнем Тагиле количество УЩ местной властью предпринимались неоднократно. Уже во времена демократизации, в 90-е годы, удалось добиться ликвидации одной колонии на станции Сан — Донато. В ходе реорганизации уголовно-исполнительной системы и либерализации правовой базы повсеместно были ликвидированы спецкомендатуры.
Сегодня на территории города расположены семь учреждений ГУФСИН России. Это следственный изолятор и лечебно — исправительное учреждение, две колонии строго и две колонии общего режима, а также колония-поселение. По состоянию на 20 августа 2010 года в них содержались 11622 человека – четверть от всех осужденных, находящихся в Свердловской области
«Форма, норма и режим»
Наиболее известны две тагильские колонии: ИК-6, в обиходе – женская колония на Красном Камне, и ИК-13 , где сидят бывшие работники правоохранительных органов и силовых ведомств. Мы побываем в обеих, а начнем с краснокаменской. Из 37 российских женских колоний она – самая большая.
Дислоцируется ИК-6 на территории бывшего восьмого района Тагиллага, где в годы войны был расположен его центральный производственный комбинат. Вот уже более шестидесяти лет колония сохраняет «швейный» профиль. Руками женщин — осужденных сегодня выпускается 160 видов продукции – от рукавиц и рабочих халатов до армейской формы. В технологическую цепочку входят цехи от закройного до пошивочного.
Впечатляют объемы производства: за месяц швеи колонии при полной загрузке оборудования могут одеть в армейский наряд пехотную дивизию.
– В нашем профессионально — техническом училище женщины получают профессии швеи-мотористки, контролера ОТК, портного с умением производить раскрой одежды,– рассказывает подполковник внутренней службы начальник центра трудовой адаптации осужденных Л. П. Худякова.– На производстве постоянно идет замена старого оборудования на современное, позволяющее давать более качественный продукт.
Женский профиль учреждения виден не только по перечню профессий. В колонии есть Дом ребенка, где сегодня воспитываются 114 ребятишек, рожденных в неволе. Православный храм носит имя святой мученицы Натальи. В магазине колонии наряду с чаем, печеньем и сахаром продается парфюмерия.
Но при всех своих особенностях «шестерка» остается учреждением исправительной системы, правила которого лаконичны и просты: «Форма, норма и режим». Единая для всех осужденных форма одежды, обязательное выполнение нормы выработки, расписанный по минутам от подъема до отбоя режим
жизни.
15 лет колонию возглавляет полковник внутренней службы Н. Г Свинина – очень авторитетный и уважаемый в областном управлении руководитель. На мой в общем-то провокационный вопрос, как себя чувствует человек, выбравший профессию, связанную с нахождением за решеткой, она ответила просто и мудро: кто-то должен делать и эту работу, изолировать преступников от общества.
Здесь, как говорится, не прибавить, не убавить.
«Спасибо, Гаврилыч!»
Более полувека насчитывает и история ИК-13. Она тоже прямой наследник Тагиллага, из общей стала специализированной, предназначенной для отбывания наказания бывшими сотрудниками силовых ведомств и правоохранительных органов.
Из ее сидельцев многие были на слуху – от зятя Брежнева заместителя министра внутренних дел СССР генерал-полковника Ю. М. Чурбанова до недавнего начальника Свердловского областного управления министерства по чрезвычайным ситуациям России генерал-лейтенанта В. Ф. Лахтюка, нынешнего дежурного по храму Николая Угодника, ведущего для осужденных воскресную школу.
Из содержащихся здесь двух тысяч человек лишь четверть имеют возможность трудового перевоспитания. Специализация колонии преимущественно на работе с металлом востребована только Уралвагонзаводом, для которого осужденные вырубают дефекты крупного стального литья – рамы боковой и балки надрессорной, а также ведут механическую обработку деталей. Сегодня у завода заказов на сторону практически нет, поэтому производственные участки колонии заняты работой в одну смену.
В сопровождении заместителя начальника колонии подполковника внутренней службы В. В. Кривоногова иду по так называемому проспекту Свободы. Высоченные металлические ограждения с обеих сторон увенчаны «егозой» – специальной колючей проволокой.
Проспект делит территорию на жилые и производственные корпуса. Заходим в здание отряда № 1: в зале ровные ряды двухярусных кроватей, аккуратно заправленных постельным бельем, рядом – каптерка, душевая, комната отдыха, где человек десять смотрят по кабельному телевидению канал «Нэшнл джиографик».
Идиллию прерывает рассказ о себе старшего дневального отряда. В прошлом был следователем районной прокуратуры, сюда попал… за разбой. Срок – девять лет, отсидел около половины. Как и большинство осужденных, рассчитывает на условно-досрочное освобождение.
Специфика «тринадцатой» не только в юридически подкованном контингенте. Здесь у большинства осужденных сроки относительно невелики. Это не «шестерка», где за хранение и транспортировку наркотиков суд определяет женщинам до 23 лет заключения. И не ИК-5, где практически у каждого десятого срок от 15 лет и выше.
Беда нашего общества – наркоторговля – приводит за решетку многих, причем в самом расцвете лет.
Лишение свободы – наказание сильное. Человек оказывается годами изолирован от общества, родных и близких. Хочет или не хочет, вынужден подчиняться дисциплине и общим правилам поведения. Но это – его выбор, его в колонию никто не приглашал.
Конечно, сегодняшние условия с условиями Тагиллага не сравнимы. Чего стоит, например, запись «Спасибо, Гаврилыч!» в книге отзывов в столовой для осужденных ИК-13.
Гаврилыч – это шеф-повар столовой. Имеет два высших образования и оба по технологии приготовления пищи в общественном питании. В «ментовскую» зону попал из-за своей биографии: когда-то ему тоже доводилось трудиться в системе МВД
«Говорит и показывает колония-ТВ»
«Шестерка» и «тринадцатая» – зоны общего режима. Еще одно учреждение ФСИН в Нижнем Тагиле – колония № 5 – имеет режим строгий и предназначена для осужденных, впервые попавших под жернова российской Фемиды. Дислоцированная по соседству с металлургическим комбинатом, она – ровесница Тагиллага и образована в 1942 году для строительства объектов Новотагильского завода.
Внешне строгость «пятерки» не проявляется никак. Тот же КПП с лязгающей тройной решеткой на входе и обязательным вопросом дежурного: «Колющих и режущих предметов, оружия не имеете?», те же высокие металлические ограждения с «егозой».
Как поясняет начальник колонии подполковник внутренней службы Ю.Л. Лаптев, разница режимов – в количестве разрешенных осужденным длительных и кратких свиданий с родными и близкими. В пятой их меньше в полтора раза.
Разнообразие производств – от распиловки «кругляка», изготовления мебели и деревянных сувениров с резьбой до кузницы, выпуска шлакоблоков и дорожной плитки – позволило колонии с минимальными потерями пройти через недавний экономический кризис.
Он, конечно, тоже сказался и уменьшил число осужденных, занятых полезным трудом. Чтобы найти для них работу, Юрий Леонидович Лаптев крутится как заправский менеджер.
В остальном «пятерка» – типичная зона, куда постепенно проникают веяния от идущего реформирования российской уголовно-исполнительной системы. Федеральная служба исполнения наказаний добилась, например, чтобы «первоходки» и рецидивисты сидели отдельно.
Осужденный, на лицевом счете которого есть средства, может отметить с друзьями свой день рождения в кафе — баре колонии. Ежеквартально проходит родительский день, когда для осужденных и их близких местные самодеятельные творческие коллективы дают концертную программу в клубе учреждения.
Помимо ежедневной пары десятков каналов кабельного ТВ сидельцы ИК-5 по субботам смотрят на телеэкранах отрядов выпуски новостей, подготовленные местной телестудией. Сюжеты о жизни колонии комментирует ведущий – выпускник Щукинского театрального училища, а готовят их к показу операторы и компьютерщики из числа осужденных
Вместо эпилога
Давайте попробуем подвести некоторые итоги 90-летней истории Тагила тюремного.
Вклад заключенных в индустриальное развитие города, особенно в военное лихолетье и послевоенный период, заставляет по-иному взглянуть на сформированную советской пропагандой благостную картину ударных «комсомольско-молодежных строек».
Домны и мартены, прокатные цехи и машиностроительные заводы, кварталы жилых домов и учреждения культуры стоят на костях тысяч и тысяч узников тагильских тюрем и лагерей. Без них никогда не стал бы наш город опорой «опорного края Державы».
Жизнь по соседству с осужденными, многие из которых после освобождения оставались и остаются в Нижнем Тагиле, наложила свой отпечаток на наше сознание. У человека, прошедшего через зону, хочет он того или нет, из-за противодействия государственному насилию происходит деформация морали и нравственности. А труд из формы творческого выражения своих возможностей превращается в тяжкую обязанность. Как правило, нелюбимую.
В то же время присутствие в числе узников, преимущественно в период Тагиллага, многих выдающихся представителей интеллигенции – ученых, инженеров, деятелей культуры – резко подняло интеллектуальный потенциал города, сделало его сегодня не только индустриальным, но и культурным центром Урала.
Треть из своей почти 300-летней истории город живет, имея на теле родовые пятна учреждений отечественной уголовно — исправительной системы. Плохо это для Тагила или хорошо – однозначно не скажет никто. Да и нужна ли такая категоричность? Так сложилась судьба города, а с ней не поспоришь.
Нам была бы интересна точка зрения читателей газеты на этот вопрос. Предлагаем обсудить его на наших страницах и ждем откликов на серию материалов, публикация которых заканчивается сегодня.
Борис Минеев