КОМИССАР ДЕМИДОВА НА НИЖНЕТАГИЛЬСКИХ ЗОЛОТЫХ ПРИИСКАХ В 1823—1828 гг
КОМИССАР Н. Н. ДЕМИДОВА НА НИЖНЕТАГИЛЬСКИХ ЗОЛОТЫХ ПРИИСКАХ В 1823—1828 гг.
Документ. Архив. История. Современность. — Вып. 12. — Екатеринбург : Изд-во Урал. ун-та, 2011. — С. 85-104.
О. А. Мельчакова Уральский федеральный университет имени первого Президента России Б.Н. Ельцина
Для осуществления контроля за деятельностью приказчиков Главной Нижнетагильской заводской конторы Н. Н. Демидов успешно использовал своих доверенных лиц — комиссаров1
Необходимость назначения очередного «приказчика по особым поручениям» возникла у Николая Никитича в 1823 г., в связи с началом добычи золота на приисках при Нижнетагильских заводах. В этот раз в роли комиссара выступил приказчик Петербургской домовой конторы Петр Семенович Соловьев.
В 1963 г. Б. Б. Кафенгауз предпринял исследование хранящихся в Российском государственном архиве древних актов донесений Соловьева, отправленных Н. Н. Демидову из Нижнего Тагила в феврале — октябре 1824 г., для реконструкции истории возникновения золотопромышленности в Нижнетагильском горнозаводском округе2
Изучение комплекса документов, выявленных в фондах 102 («Демидовы — заводовладельцы») и 643 («Главная контора Нижнетагильских заводов») Государственного архива Свердловской области (далее — ГАСО), в частности инструкции, полученной П. С. Соловьевым от Санкт-Петербургской домовой конторы, переписки Николая Никитича и Павла Николаевича Демидовых с Соловьевым, а также с управляющими Санкт-Петербургской и Нижнетагильской заводской контор, позволяет уточнить хронологические рамки деятельности этого комиссара в Нижнем Тагиле, составить представление как о порученных Соловьеву обязанностях и специфике их реализации в условиях его противостояния приказчикам Нижнетагильской конторы, так и в целом об истории развития нижнетагильской золотопромышленности в 1823 — 1828 гг.
Решение об отправке приказчика Санкт-Петербургской домовой конторы П. С. Соловьева в Нижний Тагил в качестве своего доверенного лица Н. Н. Демидов принял в сентябре 1823 г., но Соловьев выехал из Санкт-Петербурга только в конце декабря этого года3
Штатные ведомости и другие выявленные документы позволяют реконструировать вехи служебной биографии этого комиссара.
С 1789 г. П. С. Соловьев состоял в штате служителей Главной Нижнетагильской заводской конторы, с 1806 г. возглавлял полицейское отделение этой конторы4, с 1820 г. занимал должность второго приказчика конторы5, после чего получил назначение на должность приказчика Санкт-Петербургской домовой конторы.
В Нижнем Тагиле жила мать Соловьева, и поступившая от него в 1823 г. просьба разрешить навестить ее была использована в качестве удобного повода для назначения его «инспектором» на заводы6
Инструкция от 21 ноября 1823 г, полученная П. С. Соловьевым от петербургских администраторов, свидетельствует о том, что главную цель его поездки на Нижнетагильские заводы Н. Н. Демидов усматривал в проведении своеобразной ревизии местных золотых приисков.
Комиссару предписывалось в течение зимы 1823 г. ознакомиться с процессом золотодобычи не только на приисках при Нижнетагильских заводах, но и на других частных и казенных приисках, чтобы произвести сравнительный анализ «средств добычи», промывки и «отыскания» золотосодержащих песков7
Кроме того, Соловьев должен был выявить среди жителей Нижнетагильских заводских поселков тех, кто располагал сведениями о залежах золота, платины, серебра, свинца и драгоценных камней для того, чтобы весной 1824 г. произвести разведку этих месторождений8
Петербургские управляющие пытались внушить Соловьеву, что более предпочтительна отправка всех его донесений лично им, в Петербургскую контору, или племяннику Н. Н. Демидова, управлявшему его делами Николаю Дмитриевичу Дурново, а не напрямую Николаю Никитичу. Очевидно, они намеревались контролировать его действия, опасаясь утечки информации о своих промахах в руководстве заводами и приисками.
Особое место в инструкции, полученной Соловьевым, уделялось его взаимоотношениям с управляющими Главной Нижнетагильской заводской конторы. С одной стороны, нижнетагильские приказчики должны были содействовать Соловьеву, выделив в помощь ему одного или двух служителей, а также одного из учеников Выйского училища.
Нижнетагильской конторе поручалось отправлять в Екатеринбург образцы металлов или драгоценных камней из месторождений, которые удастся открыть Соловьеву, для проведения необходимых проб.
С другой стороны, петербургские администраторы подчеркивали, что Соловьеву следует проявлять уважение и вежливость по отношению к нижнетагильским приказчикам, поскольку и Демидов, и столичные управляющие осознавали всю сложность порученной ему миссии.
Соловьев назначался приказчиком Нижнетагильской конторы и в качестве такового получал право знакомиться с ведущейся ею перепиской, должен был вникать в управление всеми отраслями заводского хозяйства, в состояние дел на всех подчиненных ей заводах.
Но в то же время он был поставлен над Нижнетагильской конторой, так как ему поручалось извещать о всех «недосмотрениях» и злоупотреблениях не только заводских управляющих, но и петербургских, и самого заводовладельца9
Выявленная Б. Б. Кафенгаузом переписка П. С. Соловьева с Н. Н. Демидовым за февраль — октябрь 1824 г. свидетельствует о том, что этому комиссару Демидова удалось не только открыть новые богатые золотом прииски, но и уведомить Николая Никитича о многочисленных злоупотреблениях заводских приказчиков.
В частности, крестьянин Е. Дружинин сообщил Соловьеву, что еще в 1821 г. он поставил в известность управляющих Нижнетагильской конторы об открытии им золотых приисков, но они не доложили об этом в соответствующие государственные инстанции, поэтому в 1822 г. Дружинин подал донесение об открытии приисков министру финансов Д. А. Гурьеву через отставного штабс-капитана Мосцепанова10.
Деятельность Евлампия Максимовича Мосцепанова, в 1820—1821 гг. занимавшего должность учителя Выйского училища, достаточно подробно изучена историками. В частности, Э. А. Черноухов отмечает, что у Мосцепанова возник конфликт с заводскими управляющими, разворовавшими выделяемые на содержание училища средства, в ходе которого он апеллировал к гражданским властям края, но был осужден пермским судом к ссылке в Сибирь11.
Но дело Мосцепанова вышло за пределы местных инстанций и грозило управляющим Н. Н. Демидова самыми серьезными последствиями, так как уволенный учитель обратился с доносами к министру духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицыну и к министру внутренних дел и полиции В. П. Кочубею «относительно поругания религии и неисполнения оной» нижнетагильскими приказчиками12
Видимо, еще больше должен был встревожить руководство Нижнетагильской и Петербургской контор донос Мосцепанова министру финансов Д. А. Гурьеву, которому он передал донесение Дружинина об утайке нижнетагильскими приказчиками факта открытия им приисков.
Поэтому петербургские управляющие П. Данилов и А. Любимов поспешили подать в мае 1822 г. встречные прошения В. П. Кочубею и Д. А. Гурьеву, в которых подчеркивали, что Мосцепанов подал ложные доносы «в отмщение за удаление его» с заводов, с целью «потрясти устройство и спокойствие заводского управления изветами о небывалых происшествиях и более для того, дабы чрез заведенное исследование остановить к убытку действие работ»13.
Таким образом, они пытались доказать, что все изложенное в доносах не соответствует действительности, а сами доносы составлены из мести за отставку от должности учителя. Сама отставка преподносилась как вынужденная мера, вызванная безнравственностью Мосцепанова и тем, что он внушал ученикам и заводским работникам вредные мысли.
В качестве доказательств указывалось на двоеженство Мосцепанова («оставив одну жену в Чернигове, женился на другой в Ярославле») и на то, что «он вместо назидания, каковое потребно от учителя к питомцам, занимал их расстройством, неуважением старшин, производил неблагонамеренные внушения мастеровым в заводе людям, ко вреду и убыткам казне и владельца, отвлекая их от работ и повиновения под разными расстройствами»14.
Пытаясь добиться прекращения деятельности на Нижнетагильских заводах следственной комиссии, петербургские управляющие писали Д. А. Гурьеву, что Мосцепанов использует это расследование в своих интересах: «Еще более расстраивает своими неблагонамеренными внушениями служителей и мастеровых людей, обещая ходатайствовать, первым — вольности, а последним — прибавку плат за работы»15
По словам Е. Дружинина, именно его донесение Д. А. Гурьеву, доставленное Мосцепановым, имело результатом издание указа 1823 г., предписывающего Нижнетагильской конторе начать разработку золотых приисков. Но, как выяснил П. С. Соловьев, открытие первых приисков было приписано приказчику Ивану Макарову, надзирателю Федору Шептаеву и родственникам управляющих Нижнетагильской заводской конторы 16.
Борьба за право считаться «открывателем» прииска продолжалась и позже. Так, в июне 1824 г. Соловьев в письме Н. Н. Демидову доказывал, что именно посланными им людьми в феврале этого года был открыт Черно-Вилюйский прииск, в то время как И. Макаров пытался доказать, что прииск на реке Вилюй был открыт им еще в 1823 г.17
Пытаясь впредь исключить саму возможность возникновения споров о том, кем действительно открыт тот или иной прииск, в апреле 1825 г. Н. Н. Демидов потребовал от приказчиков Нижнетагильской конторы: «Непременно завести такое правило, чтоб желающие открыть золотые прииски вновь, объявляли об оных в учрежденной на то экспедиции, коя, противу всех моих повелений, еще не заведена… где в журналах означать имена объявителей, чтоб другие не могли после те прииски привлекать к своему усердию. Экспедиция, по объявлению, немедленно должна командировать опытных людей на место сказанного прииска для делания пробы»18.
Но и это распоряжение Демидова не достигло цели. В ноябре 1825 г. Соловьев был вызван в Екатеринбургский уездный суд по делу нижнетагильского жителя Мамотина, который в своем донесении, поданном в Нижнетагильскую контору, «доказывал, что неправильно присвоен отыском золотосодержащий Акинфиевский прииск дядей приказчика Григория Матвеева Акинфием Хребтиковым»19.
Нижнетагильские приказчики, инициировавшие это расследование, пытались доказать, что донесение, представленное Мамотиным, сочинил Соловьев, более того, он якобы заставил Мамотина подать это донесение20
Круг проблем, связанных с золотодобычей и активно обсуждавшихся в переписке Н. Н. Демидова с П. С. Соловьевым в 1824 — 1828 гг., был достаточно широк. Одна из них — борьба с «хищничеством» золота.
В донесениях, отправленных Н. Н. Демидову в марте — мае 1824 г., комиссар сообщал, что отсутствует какой-либо письменный учет поступающего от промывальщиков золота, оно принимается приказчиками без взвешивания и хранится управляющим Г. И. Матвеевым не в конторе, а в его собственном доме21.
Уже после смерти Н. Н. Демидова, последовавшей 22 апреля 1828 г., в письме старшему из наследников заводовладельца, Павлу Николаевичу, от 29 июня 1828 г. Соловьев писал, что именно он ввел новый порядок хранения и приема золота, в соответствии с которым каждому промывальщику золота стали выдавать берестяную коробочку, которую опечатывали конторской печатью, а прием золота начали производить в конторе ежедневно, при его взвешивании и письменном учете в особых «шнуровых книгах».
По словам Соловьева, введенное им новшество позволило увеличить добычу золота с 4,5 до 50 пудов22
Порядок фиксации добываемого золота в книгах, выдаваемых заводским исправником и Горным правлением, Соловьев подробно описал в донесении от 18 мая того же 1828 г.: «При каждом золотосодержащем прииске, только бы где добывалось золото, имеется от заводского исправника шнуровая книга, в которую на месте добычи золота каждодневно в оную и записывается дневная добыча золота, а по прошествии седмицы, в воскресный день, по приеме седмичной добычи золота, записывается в шнуровую книгу, имеющуюся от Горного правления, и со всею верностью с книгою от заводского исправника, на прииске имеющейся.
Таким же образом записывается и добытое золото старателями, не подвергаясь ни малейшему подозрению или какой-либо опасности. А по прошествии годичного времени для поверки оные книги отсылаются в Горное правление и по поверке остаются уже в оном Горном правлении»23
Но попытки Соловьева ввести строгий учет добываемого на приисках драгоценного металла, видимо, нередко встречали противодействие со стороны служителей Нижнетагильской конторы.
Так, в предписании нижнетагильским приказчикам от 29 ноября 1824 г. Н. Н. Демидов заявил, что из донесения Соловьева ему известно, что во время осмотра золотых приисков им обнаружен «большой непорядок в приеме золота» на Катабинском и Телятинском приисках: «На первом у служителя Янченкова нет даже весов, а Шептаев, приезжая туда, отбирает золото и увозит с собою для вешания в своей конторке, не давая никаких расписок в получении золота тому, от кого оное принял. На Телятинском же прииске, хотя и есть весы, но книг никаких не ведется и тот же… Шептаев отбирает золото во время объезда своего по золотым промыслам»24
В круг наиболее актуальных и сложных проблем, обсуждавшихся в переписке Н. Н. Демидова с его комиссаром, нижнетагильскими и столичными управляющими, входила проблема обеспечения золотых промыслов рабочей силой. В инструкции, полученной Соловьевым, ему предлагалось применять на золотых приисках как труд «сторонних людей», так и местных мастеровых, временно не занятых на заводских работах, а также женщин и подростков25
П. С. Соловьев же был сторонником использования на золотых приисках труда вольнонаемных работников.
В конце февраля 1824 г., сообщая Н. Н. Демидову об открытии золотого прииска на реке Виме, он предложил включить трех его «открывателей», крепостных крестьян Ф. Улегова, К. Дружинина и Е. Копылова, в штат служителей Нижнетагильской конторы и разрешить им нанимать «вольных людей» для добычи золота.
Соловьев считал, что при таком способе организации работ следует платить служителям из числа «открывателей» по 2 рубля за каждый представленный в Нижнетагильскую контору золотник промытого золота, а они сами должны будут из полученных за добытое золото денег оплачивать труд нанятых ими работников26
Но Н. Н. Демидов отверг это предложение. Видимо, его не устраивала не столько перспектива зачисления открывших прииски крестьян в «служительский комплект», сколько передача в их ведение найма работников, расчетов с ними, организации и надзора за работами на «золотых промыслах».
Петербургские управляющие, «заботясь о средствах к усилению золотых промыслов», в январе 1824 г. высказались за решение вопроса о рабочих руках для них путем найма «посторонних вольных работников» в Вятской губернии из числа тех же рабочих, «кои обыкновенно ходят на караванах».
Возможность такого рода найма они усматривали из донесения приказчика Нижнетагильской конторы Агапа Осипова и конторщика той же конторы Федора Никерина, командированных для вербовки работников на очередной «железный караван», которые сообщили, что «тех вятских работников ныне имеется весьма много по малому требованию оных на караваны»27.
Петербургские администраторы считали, что в этой ситуации «весьма возможно будет нанять тех вятских работников (от 100 до 300 человек) для работы на “золотых промыслах” при Нижнетагильских заводах» если не на целый год, то по крайней мере на 6 месяцев летнего времени и употребить их к земляным работам, т. е. к добыче золотосодержащих песков, не занимая их промывкою и другими работами.
Кроме того, они потребовали от нижнетагильских приказчиков немедленно выяснить, «не найдется ли охотников из кунгурцев или других людей, близ заводов находящихся», для работы на приисках28
Но первые попытки найма работников в Вятской губернии не принесли ожидаемых результатов. Так, неудачей закончилась попытка заводских служителей Е. Баженова и М. Шамарина совместить вербовку работников на «железный» караван с поиском двухсот наемных землекопов для золотых приисков, предпринятая ими в феврале 1824 г.
Баженов усматривал причину неудачи в том, что было упущено время для найма, а также ссылался на свою занятость проблемами отправки заводского каравана. По его мнению, даже при самых больших усилиях можно было нанять не более 50 человек29
Видимо, провал планов массовой вербовки работников в Вятской губернии подвел Н. Н. Демидова к мысли о необходимости покупки крепостных крестьян для их перевода на заводы и привлечения к работам на приисках.
В марте 1824 г. он сообщил петербургским управляющим о своем намерении купить крестьян30. Но руководство Петербургской конторы поставило под сомнение возможность реализации его распоряжения, приведя два веских аргумента.
Во-первых, управляющие ссылались на законодательные акты, запрещающие покупку крестьян для их перевода на заводы, хотя и допускали в перспективе возможность добиться отмены этого запрета в коронных инстанциях, в том числе в Государственном совете, используя заинтересованность властей в золотодобыче31.
Во-вторых, по их мнению, переселение купленных крестьян на заводы потребует больших финансовых вложений: «Потому что, как известно из примеров, каждая душа из покупных крестьян с переводом на заводы не дешевле стоить будет 400 руб., при том надобно их там водворить, выстроить на Ваш счет дома, снабдить скотом на первый случай, кормить бесполезно таких, которые в работе способны быть не могут, ибо таковых в семействах случается немалое число.
Все это сделав, потратя важную сумму на таковой предмет, после, употребляя их в работу, понадобится платы выдавать такие же, какие и вольно нанятые получать должны»32
Для экономии средств управляющие предлагали нанять «до 500 человек в Могилевской губернии или других местах из занимающихся земледельными работами людей на год и на два, даже и на три, с заключением надлежащих контрактов с самими лично мужиками или же с помещиками», рассчитывая, что труд наемных работников обойдется ненамного дороже труда занятых на золотых приисках заводских крепостных.
Они указывали, что разница в оплате возникнет лишь в связи с тем, «что наемным надобно будет произвести плату за проходные дни вперед на заводы и, по миновании контрактам сроков, обратно в дома их»33
В письме от 8 мая 1824 г. заводовладелец предписал в качестве возможного пути решения существующей проблемы временный перевод на прииски вотчинных крестьян. Но более детально осведомленные о ситуации в вотчинах петербургские управляющие доложили, что время для отправки крестьян уже упущено, так как они успели разойтись по своим традиционным промыслам «для достаточной и немедленной заработки положенных на них оброков»34
Столичные администраторы предлагали другие способы изыскания столь необходимых для приисков рабочих рук. В частности, управляющие по-прежнему рассчитывали осуществить наем работников в Вятской губернии, а также планировали нанять крестьян в вотчинах сестры Н. Н. Демидова, Марии Никитичны Дурново, у
киевских и белорусских помещиков, а также в окрестностях Нижнетагильских заводов35
.
В мае 1824 г. Санкт-Петербургская контора предложила приказчику Оленеву, управлявшему вотчинами М. Н. Дурново, заключить договор об условиях («кондициях») привлечения крестьян этих вотчин к работам на Нижнетагильских золотых приисках36.
Но крестьяне проигнорировали приглашение на работы, которые должны были состоять в копке земли, ее перевозке и переноске, а также в рубке дров. Видимо, позднее Оленеву все-таки удалось отправить на прииски 58 крестьян, но все усилия оказались напрасными. Об этом свидетельствует донесение П. С. Соловьева Н. Н. Демидову от 17 октября 1824 г., в котором он сообщил, что 31 человек из числа этих крестьян совершили побеги, а остальные 27 от работы отказались37
9 сентября 1824 г. был издан сенатский указ «о распространении открытий и умножении разработки золотистых песков», который предоставил заводчикам право обращаться к министру финансов с просьбой о переводе в их распоряжение крестьян «по особенным местным обстоятельствам… для успеха производства золотого промысла»38.
Принятие этого законодательного акта открывало для Н. Н. Демидова перспективу решения вопроса об обеспечении золотых приисков рабочими руками за счет перевода на них вотчинных крестьян.
В 1824—1828 гг. Н. Н. Демидовым было приобретено несколько новых вотчин, в частности имение в Крапивинском уезде Тульской губернии, купленное в 1825 г. у И. Н. Дурново; вотчина в Ярославском уезде Вятской губернии, приобретенная у А. А. Демидова в том же 1825 г.; расположенное в Черниговской губернии имение Шептаки, купленное у графа П. А. Разумовского в 1826 г., и др.
В переписке второй половины 1820-х гг. достаточно часто решались вопросы переселения крестьян некоторых приобретенных вотчин на заводы для работы на золотых и платиновых приисках.
Так, например, в письме нижнетагильским управляющим от 7 августа 1825 г. Николай Никитич писал о своих планах перевода вотчинных крестьян: «Я сие расположу таковым манером, чтоб перевести часть на всегдашнее пребывание, ибо они прежде трех лет обзавестись не могут, других же на временные работы. Чтоб все шло без остановки, надобно вам сообразиться, куда на первый случай удобнее оных поместить.
Надобно сделать соображение, где лучше учредить таковые новые селения, поелику оные не железная руда, а место, которое дает теперь большие выгоды, чрез год и менее может совсем пресечься, то нужно обсуждать и обсудить, чтобы поставить таковые селения в середине уже найденных приисков или инаково»39
Представляет интерес и ордер Санкт-Петербургской конторы московским управляющим от 21 октября 1825 г., в котором цитируется «повеление» Н. Н. Демидова по поводу отправки на заводы крестьян из Тульской вотчины, купленной у И. Н. Дурново.
В этом документе Николай Никитич выражает одобрение действиям петербургского управляющего Белова, который отсрочил перевод ста крестьян на прииски в связи с началом жатвы хлебов, и отдает распоряжение об их отправке следующей весной.
При этом заводовладелец не скрывает истинных побудительных мотивов своего попечительства о вотчинных крестьянах: страха перед их «ропотом», нежелания тратить деньги на то, чтобы кормить их даром, если они не успеют запастись хлебом, покупать им тулупы и теплую обувь в случае их отправки на заводы холодной зимой.
Именно поэтому петербургские управляющие даже не намерены были выполнять приказ хозяина в том случае, если предназначенные для отправки на заводы крестьяне были готовы к отъезду и на подготовку их перемещения уже были затрачены «господские деньги»40.
А в своем очередном ордере от 10 ноября 1825 г., адресованном Московской конторе, петербургские управленцы сообщили, что и сам Н. Н. Демидов отдал приказ отправить из числа крестьян Ерахтурской вотчины «до 500 человек, не назначая уже времени к отправке»41.
П. С. Соловьев в своих донесениях конца 1824 г. по-прежнему убеждал хозяина Нижнетагильских приисков, что «умножить золотые промыслы весьма можно через вольнонаемных государственных крестьян, каковых охотников… у господина Алексея Ивановича Яковлева в работах по золотым промыслам обращается большая партия». Соглашаясь с его доводами, Демидов требовал от нижнетагильских приказчиков принятия мер «к найму посторонних людей»42.
В то же время заводовладелец пытался изыскать наиболее дешевые варианты применения труда «вольных работников».
В частности, он рассматривал наем крестьян близлежащих к Нижнетагильским заводам селений Екатеринбургского, Шадринского и Кунгурского уездов как более выгодный по сравнению с вербовкой работников «из отдаленных от Сибири губерний», а также предлагал прекратить выдачу «задатков» и «проходных денег» «при найме вольных людей для золотых промыслов».
В ответном письме петербургские управляющие попытались вежливо объяснить Николаю Никитичу, что его приказ вряд ли можно выполнить и подробно обосновали свое мнение: «Многие из людей или вообще все нанимающиеся в работы имеют главною целью то, чтобы оплатить государственные повинности, без чего не выдадут им плакатных паспортов, да ежели бы не было и сего, то всякий желает обеспечить на время своего отсутствия оставляемое семейство, для чего также желает всякий получить что-нибудь в задаток… Равно нельзя отказывать и в выдаче проходных, ибо по бедности им не на что бы было
продолжить путь».
Петербургские администраторы убеждали своего хозяина, что система поручительства, применяемая при найме, гарантирует возврат денег, выдаваемых в качестве задатка (аванса) и на перемещение до места работы («проходных денег»): «От выдачи задатков и проходных потери быть не может, ибо таковые люди обыкновенно нанимаются десятками, которые ручаются за свой десяток в том, что ежели кто из них не явится в работу, то остальные обязываются за такового оплачивать или зарабатывать»43.
Одной из важнейших задач, выполнения которых Н. Н. Демидов требовал от П. С. Соловьева и управляющих Санкт-Петербургской и Нижнетагильской контор, являлось создание приемлемых условий труда для занятых на золотых приисках работников и поощрение как «открывателей» приисков, так и наиболее трудолюбивых рабочих раздачей денег и подарков от его имени.
Заводовладелец рассматривал патерналистский курс, который он проводил в социальной политике по отношению к работникам золотых приисков, как необходимое условие их рентабельной работы. П. П.
Свиньин, посетивший Нижнетагильские прииски в 1824 г., писал в своей статье, опубликованной в «Отечественных записках» в апреле 1825 г.: «При каждом прииске золотосодержащих песков, на коих производится работа, устроены обширные казармы с печами для зимнего времени, равно и теплые промывальни. Сим и подобным тому мерам золотопроизводство Нижнетагильских заводов обязано невероятным своим успехам.
Нельзя не отнести оных и к попечительности и великодушию заводосодержателя, ибо, кроме обыкновенных плат, он разрешил заводской своей конторе делать приставам и усердным работникам особые, единовременные награды деньгами и вещами, както: сукном, часами, позументами, сарафанами, шелковыми кушаками, платками и пр., что многие уже и получили»44.
Сведения, приведенные П. П. Свиньиным, находят подтверждение в архивных документах. Так, например, в «повелении», полученном Санкт-Петербургской конторой в январе 1824 г., Н. Н. Демидов предписывал построить «теплые промывальни» на всех новых приисках, а также выслал вместе с описанием «рисунки промывальных корыт, в Риме у золотых дел мастеров употребляемых»45.
Кроме того, он требовал от петербургских управляющих не скупиться на раздачу денежных вознаграждений и подарков тем, кто находил новые месторождения золота, а также самым усердным работникам.
По распоряжению Н. Н. Демидова с отправлявшимся в Нижний Тагил П. С. Соловьевым было послано из Петербурга 52 ¾ аршина сукна «для награждения кафтанами тех из участвующих в открытии и производстве золотых промыслов, коим назначено сшить оные от самого господина Николая Никитича», а также по усмотрению нижнетагильских приказчиков46.
В качестве подарков должны были быть вручены и 10 шелковых персидских кушаков, которые петербургские управляющие поручили купить в Казани по цене от 50 до 60 рублей приказчику Борисову47.
Для награждения тех, кто откроет новые прииски, Н. Н. Демидов также выделил 500 рублей, которые поступили в распоряжение его комиссара48.
Кроме того, нижнетагильским приказчикам было предписано купить для подарков «открывателям приисков» различных вещей: шапок, кушаков, сапог, тулупов на сумму 5—6 тыс. рублей49.
В «повелении», отправленном из Рима в декабре 1823 г., Николай Никитич предписал нижнетагильским управляющим позаботиться о том, чтобы работающие на приисках «люди, а особливо женский пол, не ослабевали в работах от недостатков каковых либо в пище или одежде, не унывали в духе своем» в условиях «нынешнего холодного времени и больших снегов», а особенно те из них, «которые работают в дальнем расстоянии от жилищ своих и, несмотря на холод, должны ходить дальнее расстояние».
Для поднятия духа предлагалось практиковать денежное вознаграждение и раздачу подарков: «Например, если заметится, что кто либо из мужеского или женского пола усерднее будет против других работать и достает своими трудами лишнее против других, сознательность и усердие всех таковых брать на замечание и дарить деньгами от целкового рубля до 5 и до 10 руб. ассигнаций на человека, смотря по мере заслуги каждого: женщин — платьем, китайчатыми или бумажными сарафанами, лентами, башмаками или котами».
При этом хозяин Нижнетагильских золотых приисков был уверен, что предлагаемые им «способы и средства на успехи более подействуют, нежели всякие другие», и тем самым все издержки будут возвращены «с сугубою прибылью»50 .
Активная деятельность комиссара П. С. Соловьева вызвала бурный протест управляющих Нижнетагильской конторы и попытку избавиться от него с помощью доносов и жалоб. Н. Н. Демидову пришлось неоднократно вмешиваться в конфликты, возникавшие между его комиссаром и заводскими администраторами.
В конце концов, как отмечал Б. Б. Кафенгауз в своей статье «Первые шаги золотопромышленности на Урале», в мае 1824 г. Демидов приказал Соловьеву вернуться в Петербургскую контору51.
Но в этой же работе цитируется письмо Демидова Соловьеву, отправленное в июле 1824 г., в котором заводовладелец предписывает своему комиссару смотреть, «дабы золото… не растаскивали», и донесение Соловьева от 17 октября того же года о бегстве некоторых из вотчинных крестьян, присланных от Н. Д. Дурново для работы на золотых промыслах52.
Можно предположить, что в мае 1824 г. Соловьев либо был отозван с заводов самим Н. Н. Демидовым, поверившим поступившим на него доносам, либо отстранен от дел петербургскими управляющими по сговору с нижнетагильскими приказчиками. Письма Н. Н. Демидова в Нижнетагильскую контору отчасти проливают свет на обстоятельства этого события.
Так, из письма от 4 октября 1824 г. следует, что для того, чтобы избавиться от Соловьева, руководство Санкт-Петербургской конторы использовало доносы, поступавшие на него от Нижнетагильской конторы, и выбрало удачный момент, когда хозяин решил отдохнуть от дел и, не особенно вникая в них, пошел на поводу у своих управляющих:
«Я был в отпуске, и Петербургская контора, быв в связи с заводской, делала мне представления, на кои я соглашался, дабы иметь покой, но… ныне племянник управляет моим имением, которого ни письма Агапа Осипова, ни пустые пугалки прикащиков не заставят переменить образа мыслей»53.
В другом послании, продиктованном Демидовым своему секретарю 10 апреля 1825 г., он напоминал приказчикам об отзыве Соловьева как о проявлении «своевольства» петербургскими управляющими:
«Пора приказчикам вспомнить, что я есть хозяин и что одним почерком могу каждого отрешить, почему от меня и прошен племянник, чтоб он доводил их не умничать, а исполнять мою волю. Конечно, должен быть один главный в случае разноголосицы, но что другие его товарищи не суть его писари, а равные члены, и что время уже прошло, когда можно было менять людей, кои им не нравятся, как некогда было с Соловьевым, да и самих петербургских племяннику дана воля менять без сношений со мною, что он и сделал уже с Белоноговым»54.
Судя по переписке Н. Н. Демидова с приказчиками Нижнетагильской конторы, выявленной в ГАСО, в июле — августе 1824 г. П. С. Соловьев находился в Нижнем Тагиле, где продолжал осуществлять надзор за золотыми приисками55.
А нижнетагильские приказчики по-прежнему жаловались на него заводовладельцу. В своих доносах они обвиняли «комиссара» в том, что он раздал «господские» деньги, «ему данные на выдачу в награждение людям, заслуживающим внимания, без всякого разбора, а не по заслугам»; распоряжается по своему усмотрению заводскими работниками; предложил дать названия новым золотым приискам по приметам тех мест, где они были найдены; и даже в том, что он «вступил в связь с неблагонадежными людьми»56.
Более того, руководство Нижнетагильской конторы даже намерено было инспирировать судебный процесс против Соловьева. Узнав об этом, в октябре 1824 г. Н. Н. Демидов отправил в Нижний Тагил несколько гневных посланий. В одном из них он напоминал приказчикам, что даже Мосцепанов, занимавший всего лишь должность учителя Выйского училища, «довел контору до больших хлопот и неудовольствий», сокративших жизнь ее управляющим Рябову и Морозову. Поэтому нижнетагильским администраторам не следует затевать суд против Соловьева, пользующегося покровительством и самого хозяина заводов, и его племянника Н. Д. Дурново, который «имеет уважение от первейших людей в Петербурге и… найдет все способы защитить безвинного»57.
Демидов угрожал приказчикам увольнением с должностей и подачей иска на них в суд «как на ослушников против власти помещичьей», крепостных, обидевших своего хозяина. Кроме того, он заявил, что ввел такой порядок, «чтоб во всех конторах Главных, начиная с Петербургской, Московской и Одесской, теперь и заводской, непременно чтоб был один член совершенно противен в мыслях протчим его товарищам», который ставит его в известность о всех попытках покуситься на хозяйские интересы. В связи с этим борьба против Соловьева бессмысленна, так как, если даже удастся «выжить» этого доверенного человека Демидова, он будет заменен другим, например сыном того же Соловьева, Федором58.
В посланиях нижнетагильским приказчикам, отправленным в начале 1825 г., Н. Н. Демидов продолжал защищать своего комиссара, заявляя, что он ни при каких обстоятельствах не намерен отзывать Соловьева с заводов, потому что для получения сведений об истинном положении дел в заводском хозяйстве ему необходимо иметь информацию из двух источников; как от заводской конторы, так и от противостоящего ей, независимого от нее лица, представляющего самого заводовладельца59.
Наконец, в мае того же 1825 г. Демидов предпринял решительные меры для упрочения положения своего доверенного лица: он назначил Соловьева вторым приказчиком Нижнетагильской конторы, сохранив должность первого приказчика за Г. И. Матвеевым, но фактически уравняв их статус при подписании конторских документов.
Кроме того, заводовладелец принял решение включить Соловьева в доверенность, которая была предоставлена им нижнетагильским приказчикам на право управления заводами от его имени.
Выражением полного доверия Демидова своему комиссару стало также его распоряжение об отстранении от занимаемых должностей «приказчика по золотым промыслам» Ивана Макарова и его помощника Федора Шептаева, которые, вопреки неоднократным запретам, продолжали увозить принимаемое с приисков золото домой и только позже сдавали его в контору.
В июне 1825 г. последовало распоряжение Демидова еще об одной отставке от должности в Нижнетагильской заводской конторе — об увольнении Григория Ивановича Матвеева с поста главного управляющего этой конторой.
При этом увольнение Матвеева мотивировалось его собственными неоднократными просьбами об отставке, в которых он ссылался на то, что серьезно болен и «по случающимся частовременно болезненным припадкам не может заниматься далее по порученной ему должности» 60.
Следует лишь заметить, что всего за два месяца до отставки Матвеева, в апреле 1825 г., в письме из Флоренции Демидов поздравлял его с тем, что «всемилостивейший монарх изволил по представлению господина сенатора Соймонова обратить внимание на тех управляющих партикулярных заводов, усердием коих приведены в известность золотые промыслы», и наряду с другими Матвееву «назначена также золотая медаль на Владимирской ленте за его усердие и распоряжение по золотым промыслам»61.
Сам Николай Никитич неоднократно щедро награждал «первого» заводского приказчика прежде всего за успешное развитие нижнетагильской золотопромышленности.
В частности, в ноябре 1823 г. Н. Н. Демидов прислал в подарок жене Матвеева «ожерелье из трех ниток крупных жемчугов с замком из синего яхонта»62.
В декабре того же года Григорию Ивановичу досталось 50 из 150 полуимпериалов, полученных на Монетном дворе за сданное золото и присланных в Нижнетагильскую контору для раздачи «приказчикам Главной конторы и всем тем людям, кто занимался открытием и производством золотых промыслов»63.
В 1824 г. Н. Н. Демидов, по свидетельству П. П. Свиньина, прислал Г. И. Матвееву «отличной работы кубок», сделанный из нижнетагильского золота 64.
Скорее всего, болезнь Матвеева явилась лишь формальным поводом для его увольнения, а реальной причиной стало его поражение в противостоянии П. С. Соловьеву, за спиной которого вырисовывалась фигура грозного хозяина заводов.
Уже после отставки Матвеева в конце 1825 г. в Екатеринбургском уездном суде рассматривалось дело о краже золота с Нижнетагильских приисков, в ходе расследования которого ему было предъявлено обвинение в покупке «от похитителей краденого с приисков золота»65.
В связи с этим делом Н. Н. Демидов потребовал от руководства Нижнетагильской конторы принятия немедленных мер в том случае, если кто-либо из приказчиков «будет изобличен в непозволенном присвоении золота». Речь шла о том, чтобы незамедлительно передавать дело такого приказчика в суд и запрещать ему вход в контору, «кроме отобрания объяснений»66.
Кроме того, Демидов настаивал на обеспечении полной безопасности хранящегося в Нижнетагильской конторе железного сундука, «в который по истечении седмицы на одну ночь складывается золото», добытое на приисках67.
Покровительство Демидова своему комиссару вылилось и в заботу о карьере и материальном благополучии его сыновей. Один из них, Иван, приказом Демидова от 10 апреля 1825 г. был назначен помощником конторщика Нижнетагильской конторы68, а в конце 1827 г. был командирован в Таганрог, где до весны 1828 г. выполнял какие-то поручения
Н. Н. Демидова, который планировалв дальнейшем либо перевести его «в стряпчие в Петербург», либо отправить «на южные брега Крыма», где намеревался купить «славное имение»69.
Старший сын П. С. Соловьева, Федор, в 1826 г. занимал должность управляющего Московской домовой конторой70. Он побывал во Флоренции и не позже июля 1828 г. приехал в Петербург и был назначен управляющим Санкт-Петербургской домовой конторы.
За границей Федор встречался с Павлом и Анатолием Николаевичами Демидовыми, которые, как он писал из Петербурга в Нижний Тагил своему отцу, «соизволили приказывать», чтобы тот «всевозможно старался… добыть золота в нынешнем 1828 году 50 или, по крайней мере, 45 пудов»71.
В 1836 г. Федор Петрович Соловьев стал одним из организаторов работ по поиску золота в Восточной Сибири, предпринятых по распоряжению и на средства Павла Николаевича Демидова72.
Младший сын П. С. Соловьева, Филарет, прошел курс обучения в школе при Санкт-Петербургской конторе, а затем, видимо, был включен в штат этой конторы. Признанием заслуг П. С. Соловьева стало распоряжение Н. Н. Демидова о предоставлении отпускной Филарету в декабре 1827 г. 73
По просьбе отца Филарету было разрешено переехать из Петербурга в Нижний Тагил, куда он и прибыл 2 февраля 1828 г. По приказу Н. Н. Демидова он был назначен на должность помощника конторщика Нижнетагильской заводской конторы с жалованьем 450 рублей в год74.
После смерти Н. Н. Демидова, последовавшей 22 апреля 1828 г., Соловьев вел переписку по вопросам, связанным с добычей золота и платины, с его сыном, Павлом Николаевичем, который взял на себя управление Нижнетагильскими заводами вместе с дядей, Дмитрием Николаевичем Дурново. Лейтмотивом этой переписки являлся вопрос об использовании на приисках старателей из числа «посторонних крестьян».
П. С. Соловьев высказывался за активное привлечение «посторонних» старателей, в том числе работников Невьянского завода, в то время как директор Нижнетагильских заводов А. А. Любимов и нижнетагильские приказчики ратовали за применение на золото- и платиносодержащих приисках труда собственных заводских работников.
Свое последнее донесение Н. Н. Демидову П. С. Соловьев написал 11 мая 1828 г., когда Николая Никитича уже не было в живых, но комиссар об этом еще не знал, так как письмо с известием о смерти заводовладельца, отправленное «с эстафетой» из Петербурга, дошло до Нижнего Тагила только 21 мая.
В этом донесении Соловьев докладывал о том, что, поскольку большое количество невьянцев вместо заводских работ должны по приказу владельцев завода вносить денежный оброк, они «по свободности и по соседству на работу к Вашему превосходительству являются и по их способности в старатели к промывке золота допускаются», в то время как при Нижнетагильских заводах, хотя «из заводских ваших жителей и обращаются старателями, но самое малое число и не более 10 человек»75.
Комиссар жаловался на происки управляющих Нижнетагильской конторы, которые занижают оплату труда старателей, работающих на «убогих приисках», выплачивая им не по 5—6 рублей за каждый добытый золотник золота, а всего по 4 рубля. Он обвинял нижнетагильских приказчиков в том, что именно эти их действия привели к отъезду более 100 «посторонних» старателей76.
Но ответ на это донесение Соловьев получил уже от нового хозяина, П. Н. Демидова, который не разделял его мнение. В письме Нижнетагильской конторе от 30 июня 1828 г. Павел Николаевич достаточно твердо изложил свою позицию, заявив, что если и привлекать к работам старателей, то «только из собственных крестьян, а посторонних к сему отнюдь не допускать»77.
Он считал, что добычей золота должны заниматься переведенные из вотчин на заводы крестьяне и заводские работники, освободившиеся в связи с сокращением производства железа78.
Уход из жизни покровительствовавшего П. С. Соловьеву Н. Н. Демидова привел к обострению его конфликтов с директором Нижнетагильских заводов А. А. Любимовым, местными приказчиками и, в конечном итоге, к его увольнению с должности по приказу Д. Н. Дурново от 28 сентября 1828 г. «Во уважение многолетней службы и преклонных лет» бывшему комиссару Н. Н. Демидова была назначена пенсия, составлявшая половину ранее получаемого им жалованья, т. е. 600 рублей в год.
Д. Н. Дурново предписал руководству Нижнетагильской конторы выбрать «другого распорядителя» по золотым и платиновым промыслам, которому П. С. Соловьев должен был объяснить «ход дела» и, если понадобится, дать «письменное наставление»79.
Но нижнетагильские управляющие решили оставить добычу драгоценных металлов в собственном ведении, назначив двух «главных смотрителей» по золотым приискам и одного — по платиновым80.
Таким образом, временное поручение П. С. Соловьеву о надзоре за Нижнетагильскими золотосодержащими приисками переросло в его почти пятилетнюю службу в качестве главного смотрителя золотых и платиновых промыслов (с конца 1823 г. до сентября 1828 г.).
В целом же общий служебный стаж П. С. Соловьева, по его словам, составлял к февралю 1828 г. 40 лет. В качестве главной награды за свою многолетнюю службу Н. Н. Демидову Петр Семенович рассматривал медаль, полученную «по милости государя императора»81.
Но не меньшее значение имела для него успешная служебная карьера его сыновей.
1 См. об этом: Неклюдов Е. Г. Уральские заводчики в первой половине XIX века: владельцы и владения. Н. Тагил, 2004. С. 91, 94—95; Мельчакова О. А. Институт комиссаров в системе управления Нижнетагильским горнозаводским хозяйством Н. Н. Демидова: Макар Гаврилович Ткачев // Документ. Архив. История. Современность. Вып. 10. Екатеринбург. 2009. С. 280—293.
2 См.: Кафенгауз Б. Б. Первые шаги золотопромышленности на Урале // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран : сб. ст. к 70-летию М. Н. Тихомирова. М., 1963. С. 381—385.
3 См.: ГАСО. Ф. 102. Д. 158. Л. 237 об.
4 Там же. Ф. 643. Оп. 1. Д. 599. Л. 14.
5 Там же. Л. 58.
6 Там же. Ф. 102. Оп. 1. Д. 158. Л. 183 об.
7 Там же. Л. 184 об. П. С. Соловьеву предписывалось побывать на казенных Березовских приисках, а также на частных приисках А.И. Яковлева, Строгановых, купца Ярцова и наследников Расторгуева.
8 Там же. Л. 185.
9 Там же. Л. 185—187.
10 Кафенгауз Б. Б. Первые шаги золотопромышленности на Урале // Проблемы общественно-политической истории России и славянских стран. Сб. ст. к 70-летию М. Н. Тихомирова. М., 1963. С. 381.
11 Черноухов Э. А. «Посторонние» учителя и врачи в Нижнетагильском округе // Документ. Архив. История. Современность. Вып. 6. Екатеринбург. 2006. С. 191—192.
12 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 145. Л. 183.
13 Там же. Л. 184.
14 Там же. Л. 183 об.
15 Там же. Л. 182.
16 См.: Кафенгауз Б. Б. Первые шаги золотопромышленности на Урале. С. 381—382, 383.
17 ГАСО. Ф. 643. Оп. 1. Д. 534. Л. 68—70.
18 Там же. Д. 555. Л. 86—86 об.
19 Там же. Л. 199 об.—200.
20 Там же.
21 Кафенгауз Б. Б. Первые шаги золотопромышленности на Урале. С. 383, 384.
22 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 194. Л. 27—27 об.
23 Там же. Л. 18 об.—19.
24 Там же. Ф. 643. Оп. 1. Д. 555. Л. 19.
25 Там же. Ф. 102. Оп. 1. Д. 158. Л. 187 об.
26 Кафенгауз Б. Б. Первые шаги золотопромышленности на Урале. С. 383.
27 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 161. Л. 38.
28 Там же. Л. 38 об.
29 Там же. Л. 146.
30 Там же. Д. 161. Л. 110 об.
31 Указ от 31 июля 1802 г. запрещал «покупку крестьян к заводам, в отдаленности от оных расположенным, где необходимо нужно переселение, предполагающее неизбежное крестьянам разорение» (см.: ПСЗ. 1-е изд. Т. 25, № 20352. С. 210).
32 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 161. Л. 110 об.—111.
33 Там же. Л. 111.
34 Там же. Л. 237 об.—238.
35 Там же. Л. 238—238 об.
36 Там же. Л. 219 об.—223.
37 См.: Кафенгауз Б. Б. Первые шаги золотопромышленности на Урале. С. 385.
38 ПСЗ. 1-е изд. Т. 39, № 30056. С. 521.
39 ГАСО. Ф. 643. Оп. 1. Д. 555. Л. 162—162 об.
40 Там же. Ф. 102. Оп. 1. Д. 168. Л. 43—44.
41 Там же. Л. 70.
42 Там же. Ф. 643. Оп. 1. Д. 555. Л. 47.
43 Там же. Ф. 102. Оп. 1. Д. 178. Л. 133—133 об. (см. о системе поручительства документ № 9 нашей статьи).
44 Свиньин П. П. Картина золотопесчаных промыслов в уральских горах 1824 года // Отечественные записки. 1825. Ч. 22. СПб., 1825. С. 101—102.
45 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 161. Л. 20.
46 Там же. Д. 158. Л. 238—238 об.
47 Там же. Л. 238 об.
48 Там же. Л. 188 об.
49 Там же. Д. 161. Л. 14.
50 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 161. Л. 14—15.
51 См.: Кафенгауз Б. Б. Первые шаги золотопромышленности на Урале. С. 385.
52 Цит. по: Там же. С. 384—385.
53 ГАСО. Ф. 643. Оп. 1. Д. 555. Л. 233 об.
54 Там же. Л. 88 об. — 89.
55 См., в частности: Там же. Л. 230, 235.
56 Там же. Л. 235.
57 Там же. Л. 233—233 об.
58 Там же. Л. 233 об.—234.
59 Там же. Л. 51.
60 Там же. Л. 132.
61 Там же. Л. 70 об.
62 Там же. Ф. 102. Оп. 1. Д. 158. Л. 190.
63 Там же. Л. 238 об.
64 Свиньин П. П. Картина золотопесчаных промыслов в уральских горах 1824 года. С. 102.
65 ГАСО. Ф. 643. Оп. 1. Д. 555. Л. 191 об.
66 Там же. Л. 190.
67 Там же.
68 Там же. Л. 86.
69 Там же. Д. 199. Л. 100. По штатной ведомости 1828 г. И. Соловьев числился управляющим в Одессе (Там же. Ф. 643. Оп. 1. Д. 599. Л. 58).
70 Там же. Д. 170. Л. 162.
71 Там же. Д. 194. Л. 30.
72 Мосин А. Г. Павел Николаевич Демидов: портрет в первом приближении. С. 89—90.
73 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 199. Л. 11 об., 21.
74 Там же. Д. 194. Л. 11 об.—12.
75 ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 194. Л. 16 об.
76 Там же. Л. 16 об.—17
77 ГАСО. Ф. 643. Оп. 1. Д. 604. Л. 54 об.
78 Там же. Л. 38.
79 Там же. Л. 77.
80 Там же. Ф. 102. Оп. 1. Д. 194. Л. 54—54 об.
81 Там же. Д. 199. Л. 128—128 об