БЫТ И КУЛЬТУРНЫЕ ЦЕННОСТИ ГОРНОЗАВОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ УРАЛА XVIII — начало XX в.
Диффузия технологий, социальных институтов и культурных ценностей на Урале (XVIII — начало XX в.) Екатеринбург: УрО РАН, 2011.
Распространение культурных новаций в жизни горнозаводского и сельского населения.
Голикова Светлана Викторовна
Место работы: Институт истории и археологии УрО РАН (Екатеринбург)
Должность: д.и.н., в.н.с. сектора политической и социокультурной истории
E-mail: avokilog@mail.ru
В заводских поселениях с начала их сушествования стремились соблюдать «правильную планировку», хотя удавалось это не всегда. П.С. Паллас заметил, что в Саткинском заводе «дома, коих до 600 счисляется выстроены без всякого порядка и в неправильных улицах» 342. В предписании Соликамского земского суда 1824 г. отмечалось, например, что в планировке и застройке поселка при Чермозском заводе, основанном в 1761 г., « вот уже 60 лет безобразие» 343.
Даже после введения геодезической съемки территорий и маркшейдерской службы в 1760-1780-х гг. планы заводских поселков отличались большой упрощенностью. Только реформа 1806 г. поставила гражданское строительство под наблюдение и контроль архитекторов горного ведомства 344.
Власти настойчиво воплощали в жизнь принципы генеральных планов. В 1820-м г. контора Пожевского завода требовала от администрации Кизеловского «все по назначению правлением на план линии красной вновь заложенные дома перенести за счет того, кто таковую глупую застройку сделал», напоминая, что «на кварталы план прежде еше сделан и имеется в Кизеловской горной конторе» 345.
В 1830-х гг. на каждый жилой дом составлялся проект, указывались размеры участка (документы, разрешающие постройку дома, в большом количестве сохранились в архивных фондах контор казенных заводов). Под надзором «начальства» и по планам, утверждаемым конторой, строили жилье жители частных заводов 346.
Вопросы планировки поселений, как и каменное строительство, находились под постоянным контролем самого генерала В.А. Глинки. В 1843 г. он писал: «Обозревая горные заводы, я не раз отмечал, что заводские мастеровые часто строят дома свои, отступая от всех правил самой простой архитектуры» и требовал от подчиненных «принять меры, чтобы все дома в селениях… строились по фасадам, которые, соблюдая простоту, имели бы приличную наружность».
Начальники округов передавали его распоряжения вниз по инстанциям в более грозной форме: «При построении мастеровыми домов строжайше наблюсти, чтоб ни малейшего отступления против сих фасадов не было, в противном случае всякая несообразность будет исправляема насчет виновных, сие допустивших» 347.
К концу XIX в. усилия заводских властей по привитию у горнозаводского населения вкуса к «правильной» планировке начали приносить свои плоды. Она превратилась в один из атрибутов заводского образа жизни, в отличительный признак «прогресса» и получила положительную смысловую нагрузку. «И строянка у них в беспорядке. Не как у нас — улицы по ниточке, а кто где вздумал, тут и построился. На Большой улице и то порядок вывести не смогли: то она уже, то шире. В одном месте и вовсе на смех сделано. Идешь-идешь — в дома и упрешься… Пойдешь вдоль этих домов, да и воротишься близко к тому месту, откуда пошел. Штанами это место зовут. Штаны и есть», — так, по воспоминаниям П.П. Бажова, его отец отзывался о Полевском заводе. Беспорядок в планировке улиц здесь наблюдался больше в Заречной части, «по горе».
Из Суксунского округа в 1859 г. сообщали, что дома всех его жителей построены «правильно». «Дома построены и строятся здесь, — писали в 1866 г. о Нижне-Сергинском заводе, — правильными улицами». Правильную линейную планировку улиц в заводских селениях бывшего Нижне-Тагильского округа отмечали участники этнографической экспедиции 1950-х гг. 348
Отступление от «правильности» далеко не всегда было результатом «упрямства» горнозаводского населения, а диктовалось здравым смыслом. В условиях Урала она могла не стать благом, даже если планированием занимались такие авторитеты, как М.П. Малахов.
В первой половине XIX в. горная администрация стала вводить «планы» в селениях непременных работников. Современный архитектор «план Бобровского участка непременных работников обывательскому строению деревни Бобровы», выполненный им в 1832 г., оценил следующим образом: «В самом характере плана и в направлении улиц не учитывается наличие извилистой и значительной по ширине реки, холмистого рельефа, стихийно сложившейся застройки, не имеет ясного выражения положение главных улиц, не имеет видимых причин удаление от реки общественного центра. Прямоугольная сетка равных по ширине улиц и переулков ориентирована диагонально к меридиану, создав неравные, а для половины деревни неблагоприятные условия ориентации жилых домов, стоящих на противоположенных сторонах улиц» 349.
Поборники «правильной» планировки не учитывали местных климатических и бытовых особенностей жизни населения, механически подходили к приемам застройки, приводившим к созданию бытовых неудобств и ухудшению микроклимата поселений, а также стиранию своеобразия их внешнего архитектурного облика 350.
В описной и отдаточной книге Невьянского завода 1702 г. упоминаются черные избы с крышами самцовой конструкции. Жилище рабочих Ницинского завода в XVIII в. представляло собой однокамерную постройку также с самцовой крышей 351.
К середине XIX в. на заводах почти повсюду господствовали двух-трех-камерные жилища. Поэтому можно согласиться с утверждением X. Мозеля о стандартизации жилых строений в заводах: «Дома мастеровых почти все имеют одинаковую форму и состоят из избы и 1-2 горниц или просто из двух изб, разделенных сенями»352.
Попытки стандартизации жилой застройки возникали уже на ранних стадиях развития поселков, что прослеживается в генеральных планах Екатеринбургского, Билимбаевского, Невьянского заводов. В большей степени этот процесс проявился в первой половине XIX в., когда из столицы стали присылать «образцовые» проекты домов.
Дома этой категории, отражавшие приоритетные направления русской архитектуры, предлагались в разных вариантах — деревянные, деревянные — оштукатуренные «под камень», каменные, одно- и двухэтажные; их обычно строили в центре или вдоль главных улиц 353.
В 1840-1850-е гг. предпринимались попытки «ввести обыкновение строить кирпичные дома вместо деревянных». Главным вдохновителем и организатором каменного строительства, бесспорно, был генерал В.А. Глинка, который предписывал, «чтобы домы были построены самым прочным и удобным образом: например, чтобы домы были снаружи и внутри ощекатурены, чтобы были двойные для зимы окна».
Попечительские устремления начальства, чтобы «нижние чины и особенно беднейшие из них» жили в «каменных домах необходимого пространства» оказались неосуществимыми, не оставили глубокого следа в жизни горнозаводского Урала и уж тем более не стали «обыкновением» для широких слоев населения. Хотя в Кушвинском заводе с 1845 г. «при пособии со стороны Горного Начальства людям нисшего класса построено довольно домов кирпичных»354.
Большего успеха власти достигли в переводе деревянных строений на каменные фундаменты, хотя эти меры наталкивались на сопротивление населения. «Неоднократно было подтверждено, — доносила контора Баранчинского завода, — чтобы обывательское деревянное строение было производимо на каменных фундаментах и против утвержденных планов». В 1848 г. его администрация решилась на крайнюю меру — «как в заводах, так и в селениях объявить жителям, чтобы они в течение нынешнего лета непременно подвели под те домы каменные фундаменты, в противном случае домы их будут разломаны» 355.
«Распоряжение о замене деревянных кровель черепичными, — внушала жителям горная администрация, — имеют целью… предохранения жилищ от истребления пожарами, столь часто случающимися…, где от одного загоревшегося дома целые селения истребляются огнем, которого первою пищею служат деревянные крыши домов и служб, тогда как крыши черепичные представляют собою сопротивление и надежную защиту от огня» 356.
Организовав в промышленных масштабах производство этого кровельного материала и убедившись, что «во всех округах заводские люди приучены делу черепицы, построены черепичные сараи и материал этот приготовляется удовлетворительного качества и большей частию по довольно сходной цене», М.А. Глинка распорядился «с начала будуш;его 1853 года принять за правило, чтобы проживаюшие в заводах люди, пользуюшиеся безденежным отпуском леса из казенных дач, не крыли домов своих иначе, как черепицей»357.
После пожара 1855 г. Горное начальство не разрешило жителям Златоустовского завода крыть дома «вместо железа и черепиц тесом или дранью». Вскоре погорельцы обратились с жалобой в столицу, утверждая, что «первое не по состоянию мастерового, а «от черепицы совершенно нет никаких удобств и пользы кроме всегдашнего мокра и ушерба»358.
«Из отзывов многих горнозаводских людей, — доносили с мест в Главную контору Екатеринбургских заводов, — известно, что черепичная крыша такого же размера, как и тесовая, обходится гораздо дороже и, кроме того, встречаются при покрытии крыш от непрочности черепицы часто временные поломки, влекушие за собою также напрасные расходы и трату времени»359.
Сопротивление жителей Златоуста было сломлено только благодаря твердому намерению администрации не допустить нового выгорания завода. Постройки разрешили продолжать лишь тем, кто дал подписку, что не будет крыть их деревом. Однако в целом затея с черепичным покрытием провалилась из-за особого неприятия его населением. По его мнению, это покрытие имело «бесчисленное множество скважин, в которые зимой проходит снег, а летом дождь», а «порывы сильного ветра срывают с кровель целые ряды черепицы».
В середине XIX в. полиция Екатеринбургского горного округа заставляла жителей строить дома на каменном фундаменте и крыть их черепицей. «Не понимая пользы от этого», они «воспринимали нововведение как выдумку злого духа».
Напротив, щедрость владелицы Юрюзанских заводов, которая устроила на свой счет и раздала рабочим много кирпичных домов, «возбудила» среди них «соревнование к постройке таких домов», «число которых», по мнению заводской администрации, «постепенно размножалось». Деревянные дома строились здесь «не иначе, как на каменном фундаменте и многие покрывались глиняной черепицею»360.
Вспоминая дореформенное время, И.И. Архангельский писал: «… все заводы Урала обстроены как нельзя лучше. Красивые, уютные дома мастеровых… далеко оставляли за собой в былое даже время постройки крестьян соседей-земледельцев. Большие заводы: Мотовилихинский, Невьянский, Кушвинский, Сергинский, Тагильский, отстроены не хуже, а лет 10-15 назад были и лучше, таких городов, как Оханск и Красноуфимск»361.
По своему интерьеру жилище заводских жителей первоначально во многом напоминало убранство крестьянской избы. Большая часть мебели была встроенной и создавалась еше в процессе постройки. Усовершенствование устройств отопления в XIX в. не только превращало избы из черных курных в белые, но и в горницы. По замечанию В.И. Семевского, «некоторые богатые крестьяне стали делать печи с трубами» и вместо клетей строить горницы после «открытия Пермской губернии», а на горных заводах края и до этого «строили белые избы с горницами»362. В избах потолок и стены стали белить известью и штукатурить 363.
На окнах жилищ рабочих Невьянских заводов в 1855 г. уже имелись шторы — «завесы, сделанные из белого коленкору или цветного ситцу». Домашняя утварь, кроме обычного стола, 2-3 лавок состояла из 1-2 зеркал. Зеркала, мыло, стулья упоминаются уже в списках потерянного жителями Троицкого, Нижне-Троицкого и Усень-Ивановского заводов во время нападения «шаек» Пугачева. С середины XIX в. появляются кровати 364.
В заводской обиход вошли вилки, «кострули» и вообше много предметов домашнего обихода из различных металлов: железа, меди. Как свидетельствует С. Киселевская, «работы на железоделательном заводе довольно рано начинают менять простоту утвари, появляется большое количество металла. В обиходе рабочего находятся веши, составляющие принадлежность зажиточных горожан, например подсвечники»365.
В пореформенный период многие из отмеченных тенденций получили дальнейшее развитие: избы чаще стали обшивать тесом. Уже в 1870-1 гг. эта практика получила распространение в Ижевском заводе. В качестве кровельного материала «дранье» постепенно вытеснялось тесом. В конце XIX в. у жителей Камбарского завода «почти все дома оставались… крытыми тесом» 366.
Увеличение числа окон на фасадах домов стало характерным для всего горнозаводского Урала. Единственным украшением домов, построенных в XVIII — первой половине XlX в., была скупая резьба на повалах верхних венцов срубов и наличниках.
В горнозаводских селениях Урала был распространен простой городчатый орнамент. Оформление ворот и крыльца тоже было скромным. Во второй половине XIX в. резьбой, а также окраской выделяли наиболее важные и выразительные части фасада — окна, карнизы, калитки, ворота. На них стали появляться росписи 367.
В округе Нижне-Сергинского завода И. Змеев в 1866 г. видел на кровлях «цветных петухов» и разрисованные ставни. Поначалу расписывались предметы утвари, прежде всего праздничной, после перехода к белым избам — помещения. «Домовые росписи» начинались с украшения печи, двери, окна. Затем стали декорировать «чистые» помещения. В жилищах конца XVIII — первой половины XIX в. встречались цветочные гирлянды, круги на потолках, мотивы из трех цветов или плодов, «фактурные» виды окраски «под мрамор», «под дерево», роспись «под лепнину». В конце XIX в. их сменили штукатурка, оклейка обоями, а роспись стала принадлежностью «старинных домов»368.
Во внутреннем убранстве жилища наряду с нововведениями сохранялись традиционные черты. Дешевые стенные часы «самых больших размеров» стали в эти годы признаком «развивающегося довольства»369.
Если дом состоял из двух помещений, то в одной части поддерживали традиционный уклад (русская печь, лавки), в другой, чистой, их заменяли самодельными стульями и диванами. Столы также самодельной работы покрывались домоткаными набивными скатертями. На стенах находились иконы и религиозные картины. Фотографии, рисунки из «Нивы», картинки группировались вокруг зеркала. Полы были покрыты половиками «местной работы с красивой расцветкой»370.
Во второй половине XIX в. в интерьере жилых помещений заводских поселений Причусовья наряду с традиционными элементами также появились деревянные кровати, диван со стульями домашней работы и горка сундуков. «Венские стулья», мягкая мебель, трюмо, этажерки считались роскошью, которую можно было встретить только в заводском поселке (например Висимо-Уткинском) 371.
Внутри дома перегородками стали выделять отдельные комнаты. В Нижне-Тагильском заводе штукатурить стены и потолки стали примерно с 1890-х гг. Наиболее часто встречаемый здесь тип интерьера — с красным углом, но лавки заменены диванами, стульями, иногда массивные лавки переделаны в небольшие. Дом состоял из двух половин — «обыденной» комнаты и «чистой» — гостиной.
В первой из них сохранялись элементы традиционного убранства. Иконы висели в киоте либо стояли на полке в красном углу. Тут же располагался диван, перед ним — стол с двумя-тремя стульями. За ними находилась «горка» для посуды, хлеба, сахара, с доской для резки хлеба и пирамида или, как ее называли местные жители, «горка» из 4-5 знаменитых тагильских или невьянских сундуков.
Другая мебель: кровати, этажерки, комоды, как правило, находилась также в «чистом» помещении — горнице, которая использовалась главным образом для приема гостей, а вся семья (в силу традиции) продолжала ютиться в приделе («кухне»). Пирамиды сундуков постепенно перекочевали в сени. Вместо них появились «угловики» — простеночные столики, покрытые скатертями и салфетками, на которые водружали подносы тагильской работы. Вся мебель была деревянная, крашеная в коричневый или черный цвет масляной краской. Дома жителей Кизеловского завода, по мнению В. И. Немировича-Данченко, уже нельзя было назвать избами. «Комнаты чистые, есть кое-где немецкая мебель», — пояснял он 372
Однако подобная эволюция, скорее, способствовала ухудшению жилищных условий горнозаводского населения. Порочная практика ютиться на «кухне», держа горницу даже заколоченной, стала традиционной. «В этом случае не составляют исключение даже очень зажиточные люди, построившие себе большие, красивые дома, в которых чистые комнаты, с европейской мебелью, или сдаются в наймы, или просто стоят назаперти, для экстренных случаев, — сообщали об оружейниках Ижевского завода, — а между тем вся семья жмется где-нибудь в кухне, с тараканами и другими домашними насекомыми» 373.
Подобное явление в Полевском заводе довелось наблюдать в детстве П.П. Бажову: «Дом был довольно просторный, “с горницей, через сени”. Горницей, однако, не пользовались. Там даже печь не топили, чтоб “ненароком не заглохло имущество в сундуках”. С едой туда тоже нельзя было входить, — еще мышей приманишь! Пол был устлан половиками трех сортов (по числу невесток в семье), но сверху половиков были набросаны рогожи. В горнице стояли три кровати “в полном уборе”, но никто на них не спал, шкафы с посудой, которой никто не пользовался, и сундуки тремя “горками”. Все это было своего рода выставкой, показом, что “живем не хуже добрых людей”, единственной утехой женщин, которым пришлось жить в этом унылом доме. Когда вся семья собиралась домой, ютились в “жилой” избе, которая тогда становилась не лучше куренной землянки» 374.
Освещение в горнозаводских поселках, по свидетельству очевидцев, в середине XIX в. «состояло большей частью из сальных свечей, но так как они слишком дороги, то в длинные зимние вечера сидят обыкновенно впотьмах, поэтому в 7 или 8 час. вечера из десяти домов мастеровых бывает освещен едва один. Утром бывает то же самое, так что все почти заводское селение проводит большую часть суток в темноте. Лучины же жгут по вечерам весьма немногие».
«Изучая быт здешних обывателей, — писал в 1865 г. о Чермозском заводе М. Кирпищиков, — я часто ходил по улицам и считал, в скольких домах сидят с лучиной, в скольких со свечей». Оказалось, что большая часть жителей сидела с лучиной и в редких случаях — со свечой» 375.
В пореформенное время жилище рабочего Пожевского завода также освещалось лучиной, вставленной в светец. Самодельные сальные свечи жгли только по большим праздникам. До 1870-х гг. в Нижне-Тагильском заводе также использовали лучину. У беднейших семей Дедюхинского завода она не вышла из употребления еще в 1886 г. Затем постепенно в обиход начали входить керосиновые лампы 376.
Накануне реформы 1861 г. заговорили о необходимости специального жилья для рабочих, появились образцы, нормативы. По данным В.В. Калачова, потолки в жилых комнатах не должны были быть ниже 9 футов. В семейной квартире предполагалось иметь не менее 3 комнат: жилую (200 кв. футов), спальню (120-150 кв. футов) и почти такой же величины кухню. Отхожее место планировалось располагать «совершенно отдельно». Полагалось иметь погреб, «а лучше кладовки» 377.
К приезду В.И. Немировича-Данченко в Луньву местное «начальство» построило 33 новых дома и заверяло его: «Если понадобится сотня — мы и сотню поставим»! «Почин этого благого дела, — сообщал журналист, — принадлежит Грасгофу, управляющему Луньвой. Он положил начало, Урбанович поддержал и стройка пошла шибко. — Теперь у нас рабочие живут по-людски! — с совершенно законной гордостью говорят луньевцы».
Домик «в четыре окна по переднему фасаду» имел две горницы с общими сенями и был «приспособлен» на два отдельных хозяйства. «Рабочие, — заявлял В.И. Немирович-Данченко, — сами просятся туда самым настойчивым способом. Я заходил к ним — чистота действительно непривычная. Все от завода здесь заведено полностью, заметно даже некоторое обилие. Краснощекие ребятишки ползут к нам оттуда» 378.
Другие заводоуправления были практичнее. В 1894 г. на Бакальском руднике для семейных рабочих строили деревянные бревенчатые домики «необычайно малой высоты» (1 сажень), состоящие из «комнаты-квартиры» на одну семью или из двух комнат — на две семьи и не имевшие отдельных кухонь, а также без всяких надворных построек, бань, огородов, оград и зеленых насаждений.
В 1914 г. здесь уже возводили дома-особняки на две квартиры, каждая из двух комнат, одна из которых служила кухней. Квартира предназначалась для одной семьи и имела отдельный вход. Для семейных куренных работников Златоустовского завода было построено 9 домов, каждый из которых имел баню 379.
Пожалуй, единственным случаем, когда инициатива администрации была по достоинству оценена жителями и попала в их фольклор, оказалась деятельность по «улучшению быта рабочих» А.А. Ауэрбаха: «Всем рабочим сделал хаты // За постой не брал он платы // Так уж он хотел // Всех ребят спровадил в школу // Бабам под нос провел воду // Денег не жалел!^»380.
Можно согласиться с замечанием М.А. Фельдмана о том, что к концу изучаемого периода горнозаводское население в основном имело жилье, отвечающее санитарным нормам времени, но лишенное городских коммунальных удобств 381
342 Паллас П.С. Путешествие по разным местам Российского государства. СПб., 1786. Ч. 2, кн. 1. С. 85.
343 Алферов П.С. Зодчие старого Урала. Первая половина XIX века. Свердловск, 1960. С. 151.
344 Там же; Лотарева Р.М. Города-заводы России. XVIII — первая половина XIX века. Екатеринбург, 1993. С. 115.
345 Алферов П.С. Указ. соч. С. 162.
346 Там же. С. 195; Гуськова Т.К. Некоторые этнографические особенности населения б. Нижне-Тагильского заводского округа в конце XIX — начале XX в. // Советская этнография, 1958. < 2. С. 37.
347 Алферов П.С. Указ. соч. С. 197-198.
348 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 589. Л. 36; Гуськова Т.К. Указ. соч. С. 34; Бажов П.П. У старого рудника // Уральский современник. 1940. < 3. С. 179; Змиев И.В. Нижне-Сергинский завод // Пермские губернские ведомости. 1866. №. 11. С. 43.
349 Дектерев С.А. Климат и архитектура народного жилища. Свердловск, 1989. С. 17.
350 Там же. С. 19-20.
351 ГАСО. Ф. 24. Оп. 1. Д. 22. Л. 186 об.; Гелах Г. Жилище горнорабочего XVIII века на Урале // Советская этнография. 1936. < 3. С. 111.
352 Мозель X. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами Генерального штаба, Пермская губерния. СПб., 1864. Ч. 2. С. 532-533.
353 Лотарева Р.М. Указ. соч. С. 80-83.
354 Архив географического общества (АГО). Ф. 29. Оп. 1. Д. 17. Л. 6.
355 ГАСО. Ф. 630. Оп. 1. Д. 52. Л. 5-6, 49, 52 об.-55.
356 Там же. Ф. 25. Оп. 2. Д. 3206. Л. 26 об.
357 ГАСО. Ф. 630. Оп. 1. Д. 52. Л. 17 об.-18.
358 РГИА. Ф. 37. Оп. 13. Д. 1032. Л. 1 об.-2.
359 ГАСО. Ф. 25. Оп. 2. Д. 3206. Л. 31 об.
360 РГИА. Ф. 37. Оп. 13. Д. 1032. Л. 1 об.-2; Дубленных В. Этнографическое описание о жителях Екатеринбургского участка середины XIX в. // Уральская старина: литературно-краеведческие записки. Вып. 4. С. 169.
361 Архангельский И.И. Этнографические очерки горнозаводского населения Урала (извлечено из неофициальной части «Пермских губернских ведомостей», 1890 г.). Пермь, 1891. С. 3.
362 Семевский В.И. Домашний быт и нравы крестьян во второй половине XVIII века // Устои. 1882. < 1. С. 107.
363 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 17. Л. 7 об.; ГАСО. Ф. 24. Оп. 2. Д. 1927. Л. 118.
364 ГАСО. Ф. 101. Оп. 1. Д. 575. Л. 19 об., 20 об.; Вагина П.А. Материалы к спецсеминару по истории горнозаводской промышленности и классовой борьбы на Урале второй половины XVIII в. для студентов исторического факультета. Вып. 1. Материально-бытовое положение мастеровых и работных людей Урала второй половины XVIII в. Свердловск, 1962.
365 РГИА. Ф. 37. Оп. 16. Д. 500. Л. 43-45; ГАСО. Ф. 24. Оп. 2. Д. 1927. Л. 118; Вагина П.А. Указ. соч.; Киселевская С. Пожевский завод // Записки историкобытового отдела Государственного Русского музея. Л., 1932. Т. 2. С. 26.
366 АГО. Ф. 29. Оп. 1. Д. 19. Л. 2, Д. 17. Л. 6. Д. 27. Л. 2; РГИА. Ф. 37. Оп. 16. Д. 500. Л. 43-45; ГАСО. Ф. 24. Оп. 2. Д. 1927. Л. 118; Андржеевский И. Ижевский оружейный завод // Военно-медицинский журнал. СПб., 1877, < 5. С. 5; Предтеченский В.Ф. Камбарский завод: Санитарно-статистический очерк. Пермь, 1901. С. 5.
367 Бародулин В.А. Народные росписи Урала и Приуралья. (Крестьянский расписной дом.) Л., 1988. С. 68, 76.
368 Там же. С. 74, 126.
369 Андржеевский И. Болотные болезни на Севере: Медико-топографическое описание Ижевского оружейного завода. СПб., 1880. С. 38, 40; Романов А. Ижевский оружейный завод // Сборник сочинений по судебной медицине, судебной психиатрии, медицинской полиции, общественной гигиене, эпидемиологии, медицинской географии и медицинской статистике. СПб., 1876. Отд. 2. С. 9.
370 Киселевская С. Пожевский завод. С. 22-24.
371 Гуськова Т.К. Указ. соч. С. 38.
372 Крупянская В.Ю., Полищук Н.С. Культура и быт рабочих горнозаводского Урала (конец XIX — начало XX в.). М., 1971. С. 85-86; Немирович-Данченко В.И. Кама и Урал. Т. 2. СПб., 1904. С. 70.
373 Андржеевский И. Ижевский оружейный завод. С. 38.
374 Бажов П.П. У старого рудника. С. 186, 34.
375 Мозель X. Указ. соч. Ч. 2. С. 531; Кирпищиков М. Очерк быта мастеровых Чермозского завода, находящегося в Соликамском уезде Пермской губернии // Пермские губернские ведомости. 1864. < 34. С. 238.
376 Киселевская С. Пожевский завод. С. 26; Красноперов Е.И. Очерки экономического быта Дедюхинского заводского населения по данным посемейной переписи. Пермь, 1886. С. 32; Крупянская В.Ю., Полищук П.С. Указ. соч. С. 122-124.
377 Калачов В.В. О жилищах для рабочих // Архив исторических и практических сведений, относящихся до России. Кн. 1. Приложение. СПб., 1859. С. 116-117.
378 Немирович-Данченко В.И. Указ. соч. Т. 2. С. 92-93, 97.
379 Хлопин Г.В. Казенные заводы и рудники Урала в санитарно-врачебном
отношении // Горный журнал. 1916. Т. II. < 4-5. С. 94-95.
380 Редикульцева Е.Н. и др. Кто в имени твоем: Культурно-историч. очерки. Екатеринбург, 2002. С. 330.
381 Фельдман М.А. Рабочие крупной промышленности Урала в 1914-1941 гг. Екатеринбург, 2001. С. 110.