МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЮНОШЕСКИЙ ДЕНЬ В НИЖНЕМ ТАГИЛЕ В 1920-1930-е гг

МЕЖДУНАРОДНЫЙ ЮНОШЕСКИЙ ДЕНЬ (МЮД) И ФЕНОМЕН КАРНАВАЛА «ПО-СОВЕТСКИ»: РАДОСТЬ ПО РЕГЛАМЕНТУ ИЛИ НОВАЯ КУЛЬТУРНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ ЭПОХИ (НА ПРИМЕРЕ ПРАЗДНОВАНИЯ МЮДА .)

КОНФЕРЕНЦИЯ: ХУДОЯРОВСКИЕ ЧТЕНИЯ
Нижний Тагил, 21-22 октября 2021 г.

Е.А. Казакова,
специалист по учёту музейных предметов, МКУК «Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал» 622000, г. Нижний Тагил, пр. Ленина, 1.
alenant@yandex.ru

Фото заставка  Ил. 1. МЮДовский карнавал в Н.Тагиле. 1924 г. Фотофонд НТМЗ (НВ-1994)

Статья посвящена изучению одного из советских праздников – Международному юношескому дню – и специфике его празднования в Нижнем Тагиле в 1920-1930-е гг.
На материалах письменных источников документального, статистического и периодического характера, относящихся как к центральным, так и к местным органам власти, в статье предпринимается попытка продемонстрировать строгую регламентацию данного праздника. Особое внимание уделено анализу данного явления праздничной культуры, используя материалы фото и письменных источников, имеющихся в распоряжении МКУК «Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал». Критической рефлексии подвергнут феномен советского карнавала.

Додвадцатилетний люд, выше знамёна вздень:
Сегодня праздник МЮД, мира юношей день.
В.В. Маяковский

Месяцы, проведённые в режиме самоизоляции, вызванной пандемией, лишившей нас возможности проведения массовых мероприятий как в России, так и по всему миру, последовавшие за ними массовые шествия первой половины текущего года, развернувшиеся в социально-политическом дискурсе российских реалий, ещё раз продемонстрировали актуальность коллективных форм организации народных масс. Доставшиеся нам в наследство от советского прошлого, эти формы и сегодня зачастую репрезентируют сферу как политической, так и праздничной культуры. Демонстрации, шествия, митинги по-прежнему составляют пусть не такой обширный, как было ранее, но наиболее семантически нагруженный сегмент социокультурной реальности. Советская же эпоха была насыщена революционными маршами, пикетированиями, митингами, демонстрациями и другими панегирическими ритуалами, восхваляющими официальную власть и клеймившими так называемые буржуазные пережитки.

Форма этих массовых мероприятий, в большинстве случаев, была созвучна содержанию, однако с 1920-х гг. в социокультурное пространство советской действительности проникает абсолютно буржуазный – на первый взгляд – элемент организации массовых шествий – карнавал. В фотособрании Нижнетагильского музея-заповедника «Горнозаводской Урал» представлены снимки нескольких таких мероприятий: НВ-772, НВ-773 – «Карнавал в Нижнем Тагиле на заводской площади в честь Международного дня кооперации 1926 г.», фото из альбома «Комсомол Тагильского округа в цифрах и фотографиях» ФТМ-6800/11 «Карнавал, проведённый силами городского комсомола 1 мая 1924 г.».

С одной стороны, обращение к феномену карнавала именно в 1920-е гг. очевидно и не случайно: период НЭПа, как никакой другой, располагал к некоторым идеологическим поблажкам и послаблениям. С другой же стороны, заимствование такой формы организации массовых мероприятий – буржуазной по своей сути – не могло не сказаться на её репрезентации в рамках советских реалий.

Номинально принятая форма буржуазного празднества явно диссонировала с новым, идеологически выверенным, советским содержанием. Вербально непроговариваемая, но имманентно присущая мотивация по выбору именно этой формы организации массовых шествий понятна и предсказуема: основанный на народной крестьянской культуре карнавал, безусловно, создавал иллюзию и видимость особой близости народу, заботы молодой советской власти о культурном, и, что самое главное, ментально близком и понятном времяпрепровождении народных масс.

Иные, специфизирующие классический карнавал черты – свободность, всеобщность, инверсивность, игровой характер, провокативность по отношению к официальной власти – в той или иной степени были деформированы или же попросту нивелировались.

В собрании коллекции «Фотоматериалы» музея-заповедника представлены снимки, датируемые 7.09.1924 г. – «Карнавал в X Международный Юношеский день в Нижнем Тагиле» (НВ-1994) [1], «Митинг на площади Рабочей Молодёжи в Н. Тагиле в Международный Юношеский день 1924 г.» (ФТМ-6800/20) [2] и 1938 г. – «Демонстрация в день празднования Международного Юношеского дня в Нижнем Тагиле» (ФТМ-6830) [3].

Эти снимки интересны по нескольким причинам: во-первых, они дают возможность посмотреть на самые знаковые праздничные события Международного юношеского дня – демонстрацию, митинг и карнавал.

Во-вторых, фото НВ1994 обращает нас к феномену советского карнавала эпохи своего зарождения, репрезентируя данное явление в условиях тагильских реалий того времени. Верификация визуальных образов с источниками письменного происхождения способна дать претендующее на объективность представление о рассматриваемом празднике.

Международный Юношеский день (МЮД) – это «праздник всей трудящейся молодёжи, и, прежде всего, пролетарской молодёжи» [4, с. 3]. Зародившись в разгар I Мировой войны – в 1915 г. в Берне (Швейцария) как мероприятие пацифистской направленности – праздник выступил против милитаризации сознания молодёжи, за самостоятельность и независимость молодёжного пролетарского движения от политической конъюнктуры в борьбе с милитаризмом. Придя в российские реалии, праздник претерпел изменения.

Впервые он отмечался 15 октября 1917 г. в Москве [5, с. 94], но уже тогда проходил под лозунгами в духе классовой теории борьбы марксизма-ленинизма: «Мир во что бы то ни стало сменяется лозунгом «Мир через вооружённое восстание» [4, с. 28] необходимость превращения войны империалистической в войну гражданскую.

С 1920 г. МЮД ежегодно начинает отмечаться в России, о чём свидетельствует обращение Петроградского Губкома РКСМ ко всей трудящейся молодёжи о праздновании МЮДа, опубликованное в «Петроградской Правде» № 196 от 04.09.1920 г. [6].

Пестуемая советской властью идея мировой революции и неминуемости наступления «светлого будущего» гордо постулируется в этом документе.

Проведение столь массового мероприятия, очевидно, требовало досконального формального и содержательного планирования, исключающего возможности проявления народной вольности. С этой целью в центральных городах разрабатывалась подробная инструкция по проведению праздника. «Инструкция Центрального Комитета Российского Коммунистического Союза Молодёжи» [7] содержит необходимые требования к подготовке и празднованию МЮДа, тезисы для агитречей и лозунги.

Все местные губкомы обязаны организовать подготовку к празднованию на местах, согласно данной инструкции. В фонде «Письменные источники» музея-заповедника хранятся плакаты, афиши и обращения к пролетарской молодёжи города, посвящённые празднованию XIII, XIV, XV, XVI и XVII МЮДа в Нижнем Тагиле, представляющие огромную культурную и эвристическую ценность как источники, дающие возможность посмотреть на планирование данного мероприятия в нашем городе.

Эти документы не противоречат принятой Инструкции Центрального Комитета Российского Коммунистического Союза Молодёжи, отражая основные и необходимые мероприятия в день празднования МЮДа. «Местный колорит» выражается в составе участников заявленных мероприятий – молодёжь Высокогорского завода, Рудника им. III Интернационала, Лебяжинского рудника, Тагильского завода, ВЖР, Спиртоводочного завода, Типографии и др., а также назначении ответственных за проведение праздника (рук. Крылов, Шептаев, Бородин, Кузнецов, Жидков и др.).

В афишах и плакатах по празднованию МЮДа в Нижнем Тагиле достаточно чётко прописаны маршруты следования колонн демонстрантов, описан сценарий празднования (по часам).

Подготовительная работа к празднованию МЮДа была столь же планомерной и регламентированной. В «Инструкции Центрального Комитета Российского Коммунистического Союза Молодёжи» обозначен период подготовки к празднику – с 29.08.1920 по 04.09.1920 гг., т.е. целая неделя. Содержательно подготовка включала в себя организацию «всесторонней, планомерной и организованной агитации и пропаганды идей коммунизма и интернационализма среди молодёжи» [7, с. 1], приобщение самых широких масс молодёжи к участию в МЮДе, митингах и агитации, выпуск агитлитературы.

План подготовки к празднованию XV МЮДа в Нижнем Тагиле так же расписан более чем на неделю [8]: с 19.08 по 26.08 – ячейковые собрания по вопросам МЮДа (с участием беспартийной молодёжи), 25.08 – однодневные курсы о проведении МЮДа, с 26.08. по 30.08 – выпуск стенгазет, украшение помещений, подготовка к карнавалу, 31.08 – летучие митинги на предприятиях города.

Регламент подготовки был обязательным к исполнению, несоблюдение какого-либо из заявленных мероприятий наказывалось, о чём свидетельствует заметка в газете «Тагильский рабочий» № 203 (258) от 1 сентября 1934 г. «Обязательное постановление президиума Н.-Тагильского городского совета от 29 августа 1934 года», в которой говорится о необходимости декорирования фасадов помещений к МЮДу (флагами, портретами вождей, лозунгами). Несоблюдение данного предписания влекло за собой штраф до 100 рублей [9].

Поскольку МЮД праздновался два дня (суббота и воскресенье), каждый день был строго регламентирован определённым набором обязательных мероприятий: 04.09.1920 г. (суббота) – Всероссийский субботник молодёжи, который регламентировался «Положением о субботниках», принятым 06.06.1920 г. ЦК РКП (б) [10].

Положение закрепляло порядок проведения субботников, их цель и задачи, обязанности участников и прописывало категории граждан, освобождающихся от участия. В собрании фотоколлекции музея-заповедника хранится снимок, датируемый 1920 г. с изображением субботника третьей бригады I Красноуральской дивизии на станции Тагил (НВ-1130/2). Вероятно, это снимок первомайского субботника, однако его организация и проведение мало чем отличались от последующих подобных мероприятий.

Постановление Президиума ВЦИК «О проведении Всероссийского субботника в день первого мая» от 14.04.1920 г., письмо председателя Главного Комитета труда Ф.Э. Дзержинского регламентировали проведение данного мероприятия с оговоркой о том, что «начатое 1 мая можно продолжить в другие субботники» [11, с. 18].

В приказе первомайской комиссии от 25 апреля 1920 г. указаны основные положения о порядке проведения субботника в г. Нижний Тагил. В нём принимали участие «работники заводов, рудников, железных дорог, кустарных мастерских, работник светских учреждений. Для учёта и сбора сотрудников каждое учреждение назначает руководителя, который составляет списки участвующих в субботнике. Для контроля работ на субботнике назначаются инспектора» [12, с. 258].

Вообще, появление субботника, позиционировавшегося как новый тип организации массовых празднеств, было не случайным. Можно сказать, что он был необходим как некая переходная ступень от митингов и демонстраций к карнавалу. Кризис официальных форм массовых шествий был очевиден, интерес к митингам и карнавалам, коими изобиловало революционное время, угасал. «Это стало одной из причин решения отказаться от проведения общегородских шествий в дни празднеств и устроить 1 мая 1920 г. массовые субботники» [13].

Номинально субботник действительно был менее официозен, претенциозен и серьёзен, хотя фактически – судя по официальным положениям, регламентирующим его проведение – он нисколько не уступал важнейшим официальным формам массовых празднеств. Однако внутренняя убеждённость в верности выбранного пути развития советского государства была определяющей и не могла поколебать веру в правильность выбора массовых форм организации трудящихся.

В воспоминаниях тагильского комсомольца 1920-х гг. Шилова И.Г. встречаются сведения об отношении первых комсомольцев Нижнего Тагила к субботникам: «Молодёжь и комсомольцы были первыми застрельщиками нового отношения к труду. Они охотно шли на субботники по ремонту школ, больниц, детских учреждений. Трудились бесплатно» [14, с. 3].

Безусловно, воспоминания как исторический источник отражают субъективные опыт переживания того или иного события, который зачастую бывает пристрастен, однако, учитывая наличие формирующейся советской идеологии, субъективная пристрастность преломляется в плоскость своей социально-культурной объективации. Таким образом, субботник, войдя в состав мероприятий по празднованию МЮДа, предварял митинги и демонстрации.

В этот же день собирались средства в пользу МОПРа – Международной организации помощи борцам революции. На фото, изображающем участников МЮДовского карнавала в Тагиле в 1924 г., можно увидеть людей, держащих плакат с упоминанием МОПРа. 

В Инструкции Центрального Комитета Российского Коммунистического Союза Молодёжи от сентября 1920 г. сказано, что «все члены РКСМ в этот день обязаны отчислить половину своего дневного заработка в пользу МОПРа; весь доход с субботников также отчислялся в фонд» [7, с. 1].

В работе «Что такое МОПР» Р. Арский (литературный псевдоним Радзишевского Андрея Теофиловича – политического деятеля и писателя) отмечает, что «взносы эти очень небольшие» [15, с. 27], однако чтобы их заплатить, членам МОПРа зачастую приходилось отказываться от «ненужных излишеств» в виде покупки товаров, не входящих в перечень товаров первой необходимости: «Вместо того, чтобы купить семечек или яблок, лучше отказаться от этого. От семечек пользы мало, а эта копейка попадет к рабочему в тюрьму» [15, с. 27]. Удовлетворение гедонистических потребностей человека, безусловно, не рассматривалось как первоочередное.

Об активной включённости Тагильского округа в деятельность по организации помощи заключённым революционерам по всему миру говорится в отчёте Окружного исполнительного комитета рабочих, крестьян и красноармейских депутатов за период с 1 декабря 1923 г. по 1 октября 1924 г. Согласно этому отчёту, в Тагиле было организовано окружное отделение МОПРа с шефством над Краковской тюрьмой [16, с. 18].

В общество вовлечено 22000 человек из 40000 рабочих, ведётся работа по изысканию средств для организации помощи заключённым. В фонде «Письменные источники» хранится членский билет № 17541 члена МОПР Бодрова А.П. – приказчика, датируемый 22.02.1925 г. [17], который даёт представление о величине ежемесячных членских взносов (10 коп.) в МОПР в 1925 г.

В то же время можно с уверенностью утверждать, что источники этих финансовых вливаний могли быть различны. Другой источник письменного происхождения – квитанция № 47 о принятии казначеем МОПР пожертвований от Поваренных Н.Д., датируемая 17.09.1925 г. [18] – содержит сведения о поступивших в фонд МОПРа 1 серебряной цепочке, 1 золотого кольца и 3 серебряных монет старого образца.

Все эти предметы, вероятно, должны были быть переданы на нужды арестованных революционеров за рубежом. Природа этих вещей, очевидно, не пролетарская, что даёт основание предположить, что «закрома МОПРа пополнялись также имуществом, реквизированным у «классовых врагов» [19].

Второй день празднования, который выпадал на воскресенье – 05.09.1920 г. – предполагал ряд обязательных мероприятий: утром планировалась демонстрация, после неё – митинги, вечером – празднества. В собрании фотоколлекции музея-заповедника представлен снимок, датируемый 1938 г. и посвящённый МЮДовской демонстрации (ФТМ-6830).

Ил. 2. Демонстрация в день празднования МЮДа. 1938 г. Фотофонд НТМЗ (ФТМ-6830)

 

Центральная идея демонстрации – это мобилизация и смотр сил. Именно поэтому при описании этих шествий в газетах зачастую делается акцент «на сплочённости участников и их количестве» [13]. Семантически демонстрация всегда чётко определена: обязательно использование плакатов, стягов, знамён.

Начиная с 1924 года – именно этой дата указана на снимке МЮДовского карнавала, проходившего в Нижнем Тагиле – демонстрации придаётся поистине сакральное значение, связанное со смертью В.И. Ленина в январе 1924 г. «7 сентября в советской стране демонстрация в Красной Москве будет проходить около Мавзолея, в котором лежит Ильич. Но и в самом глухом и заброшенном уголке нашей страны колонны рабоче-крестьянской молодёжи будут чувствовать, что они проходят около Мавзолея» [20, с. 1].

С этого времени проведение демонстрации МЮД перед Мавзолеем становится традицией, а пролетарская молодёжь в других городах с особой гордостью и чувством сопричастности из года в год участвует в МЮДовской демонстрации на местах. Особая значимость данного мероприятия, его обязательность подчёркнуты тем, что проводилось оно «при любой погоде» [21].

Фотография 1938 г. «Демонстрация в день празднования Международного Юношеского дня в Нижнем Тагиле» (ФТМ-6830), даёт нам визуально зафиксированный образ данного мероприятия [Ил. 2].

Судя по имеющимся в распоряжении письменным источникам, представленными воззваниями, листовками и планами празднования МЮДа в Н. Тагиле в 1920-1930-е гг., маршрут этой демонстрации был определён достаточно чётко и практически не менялся: места сбора каждой колонны определялись заранее и соотносились с каким-либо строением (у Управления заводом, Клуба Первомайский, Выйской школы семилетки, Пионерского клуба, школы и др). Далее «организованным порядком с духовым оркестром, песнями, знамёнами следуют на площадь «Рабочей Молодёжи» [21].

На фото запечатлён момент движения колонны демонстрантов по ул. К. Маркса. По прибытию на площадь, там проходил общий митинг, после чего участники «колоннами идут по улице Ленина к зданию ОК ВКП(б), откуда после короткого митинга, распускаются по домам» [8].

О строгой регламентации в организации движения демонстрантов говорится и в методическом пособии О. Цехновицера «Демонстрация и карнавал», изданном в 1927 г. к 10-летию празднования Октябрьской революции: «Районная комиссия должна точно распределить место и время сбора отдельных предприятий и учреждений… Постепенное стягивание колонн к центру празднества даёт возможность охватить празднеством большую часть города» [22, с. 23 – 24].

Митинги, сопровождавшие демонстрации, посвящались агитпропаганде, разъяснению цели МЮДа. Фотоснимок ФТМ-6800/20 – «Митинг на площади Рабочей Молодёжи в Н. Тагиле в Международный Юношеский день 1924 г.» [2] представляет визуальный образ данного мероприятия. Половозрастной состав собравшихся на площади Рабочей Молодёжи разнообразен: в толпе отчётливо видны как мужчины, так и женщины. Много детей разных возрастов.

Примечательно, что участие детей в демонстрациях и иных массовых шествиях в первые годы советской власти (до 1 мая 1927 г.) возрастно не регламентировалось. С 1923 г. участвующих в демонстрациях детей стали лишь делить на возрастные группы, которые в обязательном порядке сопровождались педагогами. «Все школы первой ступени давали на демонстрацию полный состав своих учеников и педагогов из расчета по одному взрослому на 25 детей. Детские дома – в той же самой пропорции» [22, с. 28].

Инструкция о праздновании 1 мая 1927 г. ЛК ВКП(б) внесла ясность в возраст вовлечения детей в подобного рода мероприятия: от 12 лет [22, с. 28].

О социальном статусе присутствующих на митинге можно судить по одежде: в основном это рабочие, которые колоннами демонстрантов из разных точек города, с разных предприятий пришли на Площадь.

В газете «Тагильский рабочий» №209 (1989) за 8 сентября 1932 г. содержится заметка об общегородском митинге в Н. Тагиле 3.09.1932 г., посвящённом празднованию XVIII МЮДа. Член бюро райкома комсомола Якубовский подчёркивал «огромнейшее значение, которое сыграл МЮД в развитии мирового революционного движения молодёжи» [23], член РК ВКП(б) Тарасов говорил о важности дальнейшего интернационального воспитания молодёжи, «вовлечении в ряды комсомола новых слоёв рабочей молодёжи» [23], об окончательном утверждении социалистического пути развития советского государства и неминуемости построения бесклассового общества. Комсомолец Потоскуев акцентировал внимание собравшихся на площади Рабочей Молодёжи на дальнейшей необходимости и обязательности борьбы с капитализмом и империализмом.

Пропагандистская нагрузка подобных собраний составляла основу содержания митингов и, без сомнения, была одной из важнейших основ построения советского государства в целом. Чётко разделив мир на «своё» и «чужое», врагов и героев, пропаганда давала абсолютно понятную советскому человеку систему координат, в которой ему следовало существовать, закладывала идеалы и ценности, к которым необходимо стремиться и которыми следует наполнять свою жизнь.

Завершался второй день празднования так называемыми празднествами, которые имели художественную направленность. «Празднества должны быть организованы по возможности за городом, на открытом воздухе, с музыкой, пением, спортивными играми и состязаниями» [7, с. 2].

Это могли быть художественные постановки самодеятельных кружков, просмотр кино, гуляние, танцы, катание на пароходе и лодках, запуск фейерверков и факельные шествия, стрелковые состязания и др.

МЮДовский карнавал, завершавший празднование, представлял собой противоречивый феномен сплавления буржуазной формы организации народного шествия с идеологически выверенным советским содержанием.

Заграница в лице европейских делегаций, посещавших Урал в 1920-е гг., стала заметно ближе, а присутствие иностранных гостей придавало молодой советской власти ещё больше легитимности в лице мирового сообщества. Противоречивость зарождавшейся советской традиции карнавала, в некотором смысле, была созвучна амбивалентности, присущей карнавалу как таковому.

Природа карнавала, по мнению советского литературоведа и культуролога М.М. Бахтина, разработавшего теорию карнавала как обрядово-зрелищной формы народной культуры Средневековья и Возрождения, продиктована амбивалентностью мира культуры как такового: «в фольклоре первобытных народов рядом с серьёзными культами существовали и смеховые культы, высмеивавшие и срамословившие божество, рядом с серьёзными мифами – мифы смеховые и бренные» [24, с. 10].

Предтечей средневековых европейских карнавалов считаются римские Сатурналии – празднества в честь бога Сатурна. Римские сатурналии представляют собой мир инверсии: реальный мир вольно интерпретировался на основе смехового начала. Очевидно, что средневековая религиозная культура особенно нуждалась в подобной отдушине, дававшей человеку, пусть и утопическое, временное и иллюзорное, но ощущение свободы.

М.М. Бахтин, анализирующий феномен средневекового карнавала, выделяет в нём ряд признаков. Подобная классификация хороша возможностью верифицировать советский карнавал на предмет наличия в нём всех, или, по крайней мере, некоторых, специфизирующих классический карнавал характеристик.

1) Смеховое начало – важнейший столп карнавала. «Карнавал – это вторая жизнь народа, организованная на начале смеха» [24, с. 13]. Средневековый карнавал позволял себе не просто выход за рамки религиозных доминант и ортодоксальных доктрин христианского вероучения, но их осмеяние, пародию на них. Чего стоит народный ритуал схождения Христа с креста с целью отправки своих обидчиков пинком в ад. Имели место сатирические песни, высмеивающие духовенство.

2) Игровое начало, которое априорно всегда свободно (Й. Хейзинга). Игровая свобода подразумевает не освобождение от правил (они в игре всегда присутствуют), а излишнесть самой игры. Игры может и не случиться, это свободная деятельность человека, направленная на украшение жизни, создание праздника. Неутилитарность и отсутствие материальной выгоды движут игрой.

3) Создание мира «как будто» во время карнавала. Игра всегда связана с выходом за рамки действительности. Мир игры – иллюзорен, эфемерен, но не фиктивен (с точки зрения самой игры). Он – новая, здесь и сейчас созданная реальность, в которой временно проживает человек и в которой можно то, что в обычной реальности под запретом. Это мир инверсии социальных отношений. Как отмечает М.М. Бахтин: «Официальный праздник освящал неравенство. В карнавале все считались равными. Официальные праздники никуда не уводили из существующего миропорядка и не создавали никакой второй жизни. Напротив, они освящали, санкционировали существующий строй и закрепляли его… Карнавал же был временным освобождением от господствующей правды и существующего строя, временной отменой всех иерархий, привилегий, норм и запретов» [24, с. 14].

4) Всенародность. Карнавал всеобъемлющ как по содержанию – смеются все и над всеми – так и по форме – топологически разворачивается в обширном и длительном хронотопе.

5) Эстетика карнавала. Как и любое игровое действие, карнавал организуется по законам эстетического и художественного, давая человеку возможность посмотреть, прожить и прочувствовать противоречивость его жизни: возвышенное и низменное, прекрасное и безобразное, трагическое и комическое.

На фотографии из собрания музея-заповедника изображены участники МЮДовского карнавала в Н. Тагиле в сентябре 1924 г. Костюмы, в которых предстают люди на фото, репрезентируют, во-первых, социальную структуру советского общества в целом и тагильского – в частности, и, во-вторых, национальную специфику молодого советского государства. На фото мы видим представителей духовенства, рабочих, красноармейцев, прослойки буржуа, крестьянства, иных национальностей, вошедших в состав СССР. Семантика костюмов претендовала на универсальнось, т.к. должна была быть легко прочитываемой и узнаваемой как в Тагиле, так и в других городах, также принимавших МЮДовский карнавал.

Основываясь на методическом пособии О. Цехновицера, обобщающем опыт организации демонстраций и карнавалов в 1910-1920-е гг. и дающем практические рекомендации к планированию и проведению подобного рода мероприятий, можно сказать, что каждый костюм, надевавшийся на карнавал, нёс вполне конкретную символическую нагрузку, которая должна была прочитываться зрителями по ряду внешних признаков.

Так, буржуа часто изображались «в котелках и цилиндрах» [22, с. 56], дамы, представительницы класса буржуазии, в женственных, не пролетарских одеждах, рабочие, облик которых «обычно отличался лишь кепкой» [22, с. 131], с «бутафорским молотом» [22, с. 56] в руках, духовенство в соответствующих конфессии одеяниях, которым во время движения карнавала «молот ударял по головам, как и буржуям» [22, с. 56], белое офицерство, одетое «в мундир, погоны и саблю» [22, с. 131].

Профессиональные театральные костюмы были редкостью на уличных карнавалах и в основном использовались «работниками профессиональных театров, участвующих в шествиях» [22, с. 131], которые «часто и органично вступали в контакт с массами демонстрантов, перебрасываясь с ними шутками, вступая в импровизированные диалоги, провоцируя ответные действия» [13].

Достаточно распространённым являлся художественный приём, подразумевавший провоз людей в клетках. Семантически он мог быть выражен двояко: в клетку помещались либо представители класса буржуазии, уничижительно именовавшиеся «буржуями», либо пленённые рабочие, которых везёт буржуй.

Очевидно, что в обоих случаях идейная нагрузка принципиально не различалась: заключение буржуев в клетку (как раз то, что мы видим на имеющемся фото) призвано было подчеркнуть правильность выбранного советским государством пути, ещё раз акцентировать внимание на недопустимости эксплуатации человека человеком в советском обществе.

Второй случай так же демонстрировал «звериный оскал капитализма», при котором бесправные рабочие, вынужденные трудиться за небольшие деньги, находились в состоянии несвободы и невозможности вырваться из этой вопиющей несправедливости. Классовость, подчёркиваемая подобными акциями, безусловно, идёт в разрез с идеей всеобщности, присущей классическому карнавалу.

Топологически советский карнавал так же уступает буржуазным его формам: он происходит далеко за пределами города, на задворках, в парках и аллеях, а в дальнейшем и вовсе будет выдворен за стены дворцов культуры. Карнавал по-советски лишён свободности своего выражения. В нём нет провокативности, освобождения от господствующей идеологии и правил. Как раз наоборот – он визуально, художественно оформленно санкционирует и подчёркивает существующее положение вещей. Более того, с 1930-х гг. карнавал постепенно лишается важнейшего своего качества – народности, массовости, превращаясь в собрание элиты, участие в котором – это её привилегия.

Поскольку празднование МЮДа строго регламентировалось как из центра, так и на местах, любой отход от сценария не представлялся возможным. Карнавал – обязательная составляющая праздника, его не могло не быть. Идеологическая нагрузка, присутствующая в карнавальном шествии, также лишала его возможности быть иным, непохожим на традиционные демонстрации.

Как точно подметил А.В. Захаров: «пульсирующее природно-космическое время экзистенциального бытия традиционного праздника становилось всё более линейным» [25], предсказуемым и детерминированным политической составляющей.

Особая эстетика, присущая традиционному народному карнавалу, изначально всё же присутствовала и в советских карнавалах 1920-х гг. Были ряженые, было желание художественного оформления шествия, стремление, хоть и ограниченно, но продемонстрировать бинарность эстетического переживания мира.

Пространство для игры, несомненно, наличествовало, даже несмотря на то, что «персонажи политкарнавала определялись политическими задачами момента, а мобилизационное и дидактическое измерение, воплощенные, в частности, в теме труда и хозяйственных успехов, по-видимому, преобладали над сатирическим» [13].

Однако с развитием тенденции к установлению тоталитаризма всё живоё, естественное и неотформатированное, что ещё оставалось в народном карнавале, постепенно нивелируется. «Шествие ряженых оборачивалось парадом; товарищеское застолье, пирушка – банкетом; символы – значками.

Из повествования о собственной жизни (пусть и в несколько усечённом формате), где ты одновременно и зритель, и рассказчик, праздник превращался в репрезентацию «для других» (членов правительства, мирового пролетариата, внешних и внутренних «врагов») неких абстрактных умозрительных идей» [25].  Тоталитарной мысли было чуждо принятие народной вольности и естества, поэтому сомнения в правильности и нужности подобного жанра советских торжеств постепенно нарастали.

Вера в светлое будущее, нацеленность советского человека в область футуристического подразумевали наличие «концепта «счастья» [26, с. 124], которое, однако, достижимо только в будущем. Именно поэтому советские карнавалы в меньшей степени, чем классические буржуазные, претендовали на демонстрацию сиюминутного счастья, счастья «здесь и сейчас», которое возможно на время существования карнавала, смещавшего границы установленных норм и правил. «Советские карнавалы позволяли взглянуть на светлое будущее» [26, с. 124].

Настоящее же – это лишь плацдарм для его построения. Мифопоэтика данной идеи, безусловно, созвучна христианскому пониманию спасения, сюжет которого традиционно разыгрывался в европейских карнавалах. Однако вряд ли советские празднества могли себе позволить демонстрацию наступления этого светлого будущего (пусть и на время существования карнавала) со всей непосредственностью и неотчуждённостью от субъективного мира человека.

Список источников и литературы:

1. Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал», коллекция «Фотоматериалы», научно-вспомогательный фонд, НВ-1994 («Карнавал в X Международный Юношеский день в Нижнем Тагиле» 7.09.1924 г.)

2. Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал», коллекция «Фотоматериалы», основной фонд, ФТМ-6800/20 («Митинг на площади Рабочей Молодёжи в Н. Тагиле в Международный Юношеский день 1924 г.»)

3. Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал», коллекция «Фотоматериалы», основной фонд, ФТМ-6830 («Демонстрация в день празднования Международного Юношеского дня в Нижнем Тагиле» 1938 г.)

4. Любич А. Международный Юношеский день. М.: Молодая гвардия. 1927. 63 с

5. Можаева Л.А. Антимилитаристская борьба и международная солидарность молодёжи в
политическом фокусе Международного Юношеского дня // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. Зарубежное регионоведение. Востоковедение. – 2014. – № 7 (129). – С. 93-102.

6. Обращение Петроградского Губкома РКСМ ко всей трудящейся молодёжи о праздновании Международного Юношеского дня и о проведении Всероссийского субботника молодёжи 4 сентября 1920 г. [Электронный ресурс] // Петроградская Правда. – 4.09.1920. – № 196. – Режим доступа: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/139086 (13.03.2021)

7. Международный юношеский день. К Международному юношескому дню 5-го сентября 1920 г. [листовка]. [Электронный ресурс].– М.: ЦК РКСМ, 1920. – 4 с. – Режим доступа: К Международному юношескому дню 5-го сентября 1920 г. : листовка – Российская Национальная Библиотека – Vivaldi (nlr.ru) (дата обращения: 12.01.2021)

8. Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал», коллекция «Письменные источники», основной фонд, ТМ-5419/3 (План подготовки и проведения XV МЮДа в Н. Тагиле)

9. Обязательное постановление Президиума Нижне-Тагильского городского совета от 29.08.1934 г. // Тагильский рабочий. – 1.09.1934. – №203 (258).

10. Положение о субботниках, принятое ЦК РКП (б) 06 июля 1920 г., опубликованное в газете «Правда» – 6.07.1920. – № 146. [Электронный ресурс] // Партархив Архангельского обкома ВКП(б), Ф. 1, Д. 314, Л. 11. Копия машинописная. – Режим доступа: http://docs.historyrussia.org/ ru/nodes/155856-polozhenie-o-subbotnikah-prinyatoe-tsk-rkp-b-i-opublikovannoe-v-gazete-pravda-6- iyulya-1920-g-146-6-iyulya-1920-g (дата обращения: 10.03.2021)

11. Циркулярное письмо председателя Главкомтруда тов. Дзержинского по организации Всероссийского субботника 1 мая. 15 апреля 1920 г. [Электронный ресурс] // «Правда». – 15.04.1920. – № 80. – Режим доступа: http://docs.historyrussia.org/ru/nodes/138968-tsirkulyarnoe-pismo-predsedatelyaglavkomtruda-tov-dzerzhinskogo-po-organizatsii-vserossiyskogo-subbotnika-1-maya-15-aprelya-1920-g (дата обращения: 04.02.2021)

12. Кириченко С. В. Первые коммунистические субботники в Нижнем Тагиле / С. В. Кириченко, А. В. Соболева // Документ в современном обществе: цифровая трансформация: материалы XIII Всероссийской студенческой научно-практической конференции, Екатеринбург, 3–4 апреля 2020 г. – Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2020. – С. 257-260.

13. Кустова Э. Советский праздник 1920-х годов в поисках масс и зрелищ [Электронный ресурс] // Неприкосновенный запас. – 2015. – № 101 (3). – Режим доступа: Советский праздник 1920-х годов в поисках масс и зрелищ (nlobooks.ru)(дата обращения: 16.06.2021)

14. Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал», коллекция «Фотоматериалы», научно-вспомогательный фонд, НВ-19475 (Альбом воспоминаний комсомольца 1920-х гг. Шилова И.Г.)

15. Арский Р. Что такое МОПР. Москва. Ленинград. Молодая гвардия. 1926. 36 с. (17)

16. Отчёт Окружного исполнительного комитета рабочих, крестьян и красноармейских депутатов первого созыва за период с 1 декабря 1923 г. по 1 октября 1924 г. Тагил [Электронный ресурс]: Государственная типография. 1924 – 144 с. – Режим доступа: http://elib.uraic.ru/ handle/123456789/19082 (дата обращения: 25.01.2021)

17. Нижнетагильский музей-заповедник “Горнозаводской Урал», коллекция «Письменные источники», основной фонд, ТМ-7775/16; ПИ-1676 (Членский билет № 17541 члена МОПР Бодрова А.П.–приказчика, 22.02.1925 г.)

18. Нижнетагильский музей-заповедник “Горнозаводской Урал», коллекция «Письменные источники», основной фонд, ТМ-4745/21 (Квитанция № 47 о принятии казначеем МОПР пожертвований от Поваренных Н.Д., 17.09.1925 г.)

19. От борца до жертвы [Электронный ресурс] // Маленькие истории. Частное собрание фактов и артефактов. – Режим доступа: От борца до жертвы… — Маленькие истории (little-histories.org) (дата обращения: 10.03.2021)

20. 7 сентября [Электронный ресурс] // Смена. Журнал рабочей молодёжи – 1924. – № 13. –33 с.–Режим доступа:https://smena-online.ru/archive/1924/13(дата обращения 0202.2021)

21. Нижнетагильский музей-заповедник «Горнозаводской Урал», коллекция «Письменные источники», основной фонд, ТМ-4472/15 (План празднования МЮДа 1 и 2 сентября 1928 г. в Н. Тагиле)

22. Цехновицер О. Демонстрация и карнавал. М.: Центральная типография Наркомвоенмора. 1927. 139 с.

23. Восемнадцатый МЮД в Тагиле // Тагильский рабочий. – 8.09.1932. – №209 (1989).

24. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса. – 2-е изд. – М. Худож.лит., 1990. 543 с.

25. Захаров А.В. Карнавал в две шеренги [Электронный ресурс]. – Режим доступа: Карнавал в две шеренги (inpsycho.ru) (дата обращения: 15.03.2021)

26. Зеверт Д. Советский карнавал: от политического шествия до «праздника для народа» // Вестник РГГУ. Серия: Политология. История. Международные отношения. Зарубежное регионоведение. Востоковедение. – 2016. – № 4 (6). – С. 118-125.