АНАЛИЗ ПРОИЗВОДСТВА И КАЧЕСТВА БРОНИРОВАННЫХ МАШИН В ГЕРМАНИИ И СССР
БИТВА ЗАВОДОВ
ВЕСИ 2013 МАРТ №2 \88\
ПРОВИНЦИАЛЬНЫЙ ЛИТЕРАТУРНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ, ИСТОРИКО-КРАЕВЕДЧЕСКИЙ ЖУРНАЛ
Сергей УСТЬЯНЦЕВ,
Дмитрий КОЛМАКОВ,
г. Нижний Тагил
В советской историографии Великой Отечественной войны красной нитью проходит мысль о противостоянии Советского Союза не просто Германии, но объединенным силам Западной Европы, за исключением разве что Великобритании.
В 1990-х гг. по соображениям политкорректности и грядущей интеграции с Западом эта идея как-то подзабылась, но отнюдь не потеряла своего исторического содержания.
Действительно, вне зависимости от отношения народов, оккупированных Германией, и союзных ей стран к Третьему рейху промышленность всей Западной и Центральной Европы исправно на него работала. Соединенный под германским руководством экономический потенциал был просто несопоставим с возможностями СССР, несмотря на проведенную железной рукой индустриализацию и жесточайшую централизацию производительных сил.
Напомним лишь самые общие цифры: производство стали в Германии и подконтрольных странах в 1940–1944 гг. составило 162,6 млн т, а в СССР – 63,7 млн т Германский станочный парк в 1941 г. превосходил советский в 2,5 раза, что не помешало немцам вывезти из оккупированных районов СССР 175 тыс. станков различного типа и назначения.
О качестве немецкого оборудования специальная союзная комиссия, обследовавшая танкостроительные предприятия Германии, высказывалась только в превосходной степени. Особо отмечались успехи в создании специальных высокопроизводительных станков1.
К массовому производству танков Третий рейх приступил позднее, чем Советский Союз, но к делу сразу же были подключены первоклассные предприятия. По данным британского исследователя Дж. Форти, первыми освоили серийный выпуск танков заводы «Крупп» (г. Эссен), «Рейнметалл-Борзиг» (г. Берлин), «Даймлер Бенц АГ» (г. Берлин) и «Хеншель и сын АГ» (г. Кассель), немного позднее к ним присоединился крупповский завод «Грузон-Верке» (г. Магдебург).
По мнению Форти: «Это были настоящие флагманы немецкой индустрии, располагавшие всем необходимым для самостоятельного производства большей части основных танковых агрегатов и узлов». В дальнейшем были построены несколько новых заводов, занимавшихся исключительно бронетанковой техникой: «Алкетт» (г. Берлин), «МИАГ» (г. Брауншвайг). Специально для сборки «Пантер» был построен завод «Нидерсаксен»2.
По мере своего расширения германская империя подключала к танковой отрасли предприятия присоединенных стран. Сначала это была австрийская фирма «Штейер-Даймлер-Пух», затем чешские «ЧКД» («БММ» в немецком обозначении) и «Шкода».
На варшавских «Объединенных машиностроительных заводах» сборка танков Pz. Kpfw II началась вскоре же после завоевания Польши.
Танкостроительные заводы Франции использовались немцами главным образом для производства комплектующих, однако есть сведения о сборке для вермахта некоторого количества танков французских образцов – S-35, B-2, R-35 и Н-35 – возможно, из ранее выполненного задела частей и механизмов.
Немецкая администрация не погнушалась и попавшими в ее руки советскими предприятиями: на Харьковском заводе № 183 ремонтировались танки, двигатели, паровозы, автомашины, собирались узлы самолетов. Мариупольский броневой завод был захвачен частями вермахта внезапно, так что доменные и мартеновские печи достались немцам буквально на ходу. Даже подготовленное к эвакуации оборудование вывезти по большей части не удалось3.
Немецкие специалисты и военные отлично понимали ценность и значение доставшихся им индустриальных «трофеев». Приведем мнение генерала-танкиста Ф.Зенгер-унд-Эттерлина: «Французская военная промышленность оказалась вынуждена работать во всю свою мощь на вооружение Германии… Без промышленного потенциала Франции Гитлер не смог бы продолжать войну так долго».
Или другое высказывание, полковника Г.Ритгена: «…без чешской военной промышленности и чешских танков у нас не было бы четырех танковых дивизий, что сделало бы невозможным нападение на Советский Союз»4.
Всего к производству бронетехники немцы привлекли 34 крупные фирмы. По данным послевоенного обследования, выпуском танков, САУ и комплектующих к ним занимались около 150 заводов по всей Европе. Правда, на полную мощность работали только немецкие, австрийские и чешские предприятия, а остальные страдали в равной мере от саботажа и от жадности самих немцев, вывозивших наиболее ценное оборудование5.
Тем не менее потенциал танкостроения Третьего рейха был весьма впечатляющим.
Особенно это очевидно на фоне советской промышленности. В течение 1941 г. СССР из-за поражений на фронте вынужден был эвакуировать почти все свои довоенные танкостроительные предприятия, на месте остался один лишь Сталинградский тракторный. Но и он летом 1942 г. оказался под ударом и был почти полностью разрушен.
Из трех бронепрокатных заводов – Ижорского, Мариупольского и Кулебакского – лишь последний и самый маломощный остался вне зоны боевых действий. С целью воссоздания отрасли на новых площадках 11 сентября 1941 г. был учрежден Наркомат танковой промышленности, объединивший как перемещаемые на восток танкостроительные заводы, так и предприятия станко- и судостроения.
Операцию по развертыванию оборонной индустрии на Урале и в Сибири немецкий генерал В.Швабдиссен (автор аналитического исследования советской авиации) оценил как «…настоящий подвиг, который поразил немецкое командование»6
.
Уральский танковый завод № 183 получил оборудование довоенных Уралвагонзавода, Харьковского завода № 183, Харьковского тракторного завода, Московского станкостроительного завода имени С.Орджоникидзе, сталелитейного завода имени С.Орджоникидзе (Орловская область), Мариупольского металлургического завода и некоторых других предприятий.
Если универсальных станков было собрано более чем достаточно, то высокопроизводительных специальных решительным образом не хватало. Приведем только один фрагмент из воспоминаний директора УТЗ Ю.Е.Максарева: «В требованиях ГАБТУ был пункт перейти на 5-скоростную коробку скоростей, и это требование было правильное. Но мы были связаны специальным расточным станком, который сразу давал соосные, точные отверстия под подшипники бортов и главный вал, также обеспечивал строгую перпендикулярность расточки под подшипник ведущего вала от главного фрикциона вала с конической шестерней. Этот станок был еще получен для коробки переменных передач БТ-5 и был тем «прокрустовым ложем», которым определялись все последующие коробки скоростей БТ-7, А-206 А-32 и Т-34. Над новой КПП трудились конструкторы т. Баран Яков Ионович и т. Шпайхлер, которые умудрились в конструкции 5- скоростной КПП сохранить размеры между валами и тем спасти станок и точность расточки».
По данным за июль 1943 г., на всех предприятиях НКТП имелось только 29 координатно-расточных станков7.
По мере возможности некоторое оборудование поставили американские и британские союзники. К примеру, Уральский танковый завод в течение войны получил 6 — и 8-шпиндельные автоматы фирмы «Буллард», агрегатные станки и автоматы «Кон», «Нью-Бритен», токарные многорезцовые станки «Рид», «Фей», «Лодж», «Шпилей», фрезерные «Цинциннати», зубодолбежные «Сайке», шлифовальные «Хилд» и «Лендис», револьверные «Вернер-Свезей», гайко-нарезные «Машинери».
Уникальную установку для закалки токами высокой частоты поставила американская фирма «Кренк-шафт», хонинговальные станки для обработки деталей КПП изготовила фирма «Барнел-Дрилл»8.
Однако не будем забывать, что между обращением за помощью и поставкой станков из-за океана проходили многие месяцы, а то и больше года. Американская станкостроительная промышленность была перегружена внутренними заказами, да и перевозка занимала немало времени.
В первом квартале 1945 г., т. е. в период высшего подъема производительности, в составе НКТП действовали следующие танкосборочные предприятия:
– Челябинский Кировский завод (танки ИС-2, САУ ИСУ-152, ИСУ-122);
– Уральский танковый завод № 183, г. Нижний Тагил (танки Т-34-85);
– Уральский завод тяжелого машиностроения, г. Свердловск (САУ СУ-100);
– завод № 112, г. Горький (танки Т-34-85);
– завод № 174, г. Омск (танки Т-34-85);
– завод № 75, г. Харьков (танки Т-44).
Кроме того, 2 предприятия выпускали легкие САУ СУ-76, а еще 18 заводов – различные танковые узлы, комплектующие и запасные части для ремонтных мастерских9.
Таким образом, вся отрасль состояла из 26 заводов. Вне зависимости от размеров каждого из них – это
все равно много меньше 150 предприятий, поставлявших бронетехнику вермахту.
***
Эффективность работы любого машиностроительного завода, как правило, определяется уровнем квалификации его инженеров и рабочих. В умениях и навыках германских машиностроителей 1940-х гг. сомневаться не приходится; а по численности они в 1941 г. в полтора раза превосходили своих советских коллег.
Мобилизация почти не затронула работников немецкой военной промышленности: еще зимой 1940–1941 гг. основные заводы и фабрики получили статус «спецпредприятий», полностью освобожденных от призыва.
В начале 1942 г. был внедрен более индивидуальный подход: все трудоспособное население оказалось поделено на специалистов, подсобных рабочих, учеников, переквалифицируемых и чернорабочих.
Молодых и неопытных работников отправляли на фронт, а рабочие старших возрастов, наоборот, возвращались из армии на заводы и получали бронь. Кроме этого, вводилась профессиональная дифференциация: норма призыва работающих под землей шахтеров составила 5%, в то время как парикмахеров и поваров – 65%.
Мобилизация всех остальных рабочих профессий находилась между этими границами. Для выполнения неквалифицированных работ широко применялся труд военнопленных и принудительно мобилизованных «контингентов» из завоеванных стран. В 1944 г. их численность достигла 7 млн чел, на танкостроительных заводах такие работники составляли до 50% всей рабочей силы.
Немецкие женщины вплоть до 1942 г. привлекались на оборонные заводы исключительно в добровольном порядке; в 1942 г. для них также была введена трудовая повинность, но не слишком жесткая и со множеством послаблений и исключений. В итоге даже в конце войны женщины составляли ничтожную часть работников оборонных предприятий.
Что же касается наиболее квалифицированных немецких инженеров и рабочих, то к началу 1945 г. в промышленности и на транспорте продолжали трудиться примерно 5 млн мужчин призывного возраста. По словам генерал-майора А.Вейдемана:
«Верховное командование охотно уступало требованиям военной экономики, несмотря на все трудности с резервами, потому что даже простой фронтовой солдат с его «ограниченным кругозором» понимал, что военная промышленность в конечном счете служит его собственным жизненным интересам»10.
В Советском Союзе ситуация была почти во всем противоположной.
Численность рабочих и служащих, занятых в промышленности, сократилась от 11 млн человек в 1940 г. до 7,2 млн в 1942 г.
Несмотря на все усилия и жесточайший контроль над трудовыми ресурсами, даже в 1945 г. до предвоенного уровня не хватало 1,5 млн работников11.
Весьма показательна история трудового коллектива Харьковского завода № 183. В первые же месяцы войны количество работающих (на танковом заводе!) упало с 41 до 24 тыс. человек. Основная часть квалифицированных рабочих и мастеров самых ответственных литейных и механосборочных цехов обитала в окрестностях Харькова и была мобилизована в армию по месту жительства.
Группу заводских испытателей пришлось направить в армию для обучения танкистов.
Немалое число рабочих и инженеров в августе 1941 г. ушли добровольцами в танковую бригаду, укомплектованную сверхплановыми танками. И, наконец, некоторые работники явочным порядком отказались эвакуироваться на Урал: получив проездные документы, они не явились к эшелонам.
В итоге из 12140 человек, подлежащих эвакуации, реально в Нижний Тагил были вывезены только 5234, главным образом ИТР и служащие. Примерно 3–4 тыс. харьковских танкостроителей во время оккупации работали на немцев12.
Несмотря на это, эвакуацию завода № 183 можно признать более или менее удачной – например, на фоне Мариупольского завода. Изготовлением танковой брони до войны на нем занимались 6344 человека, из них в Нижний Тагил попали не более 300, т.е. менее 5% 13.
Помимо харьковчан и мариупольцев, на рубеже 1941–1942 гг. на Уральский танковый завод были направлены небольшие группы технологов и рабочих Московского станкостроительного, Бежецкого сталелитейного, Кольчугинского металлургического, Николаевского судостроительного заводов.
Очень ценным приобретением стали 2593 танкостроителя Сталинградского тракторного завода, прибывшие в Нижний Тагил в сентябре 1942 г. Почти все они оказались на сборочном конвейере № 214.
Поразительно, но и в Нижнем Тагиле осенью 1941 г. продолжалась бездумная мобилизация в армию с таким трудом вывезенных специалистов. Местный военкомат, вычерпав почти всех работников Уралвагонзавода, принялся за эвакуированных – дабы досрочно выполнить полученную разнарядку. Безобразие было остановлено лишь после личного вмешательства наркома танковой промышленности В.А.Малышева15.
В итоге основной контингент танкостроителей военного времени составили «трудармейцы», мобилизованные в порядке трудовой повинности женщины и несовершеннолетние выпускники ремесленных училищ.
Исчерпывающую характеристику новых кадров привел в своих воспоминаниях Н.А.Соболь (в 1941–1943 гг. – начальник одного из цехов УТЗ): «В начале января 1942 года на завод начали прибывать рабочие- трудармейцы. Это были немолодые люди, «ограниченно годные» к несению строевой службы, в значительном большинстве – колхозники и служащие из республик Средней Азии и Российской Федерации. Полеводы, пасечники, конюхи, весовщики, сторожа, счетоводы, бухгалтеры, они не имели понятия о крупном машиностроительном заводе и его производстве»16.
При средней численности персонала УТЗ за 1942 г. в 25600 человек практически каждый третий, или 8147 человек, получили в течение года свой первый рабочий разряд – 2-й или 3-й.
По данным на 1 января 1946 г., 68,5% всех работников Уральского танкового имели стаж работы в промышленности менее 5 лет, т.е. впервые пришли на завод уже во время войны. Количество женщин в разные годы менялось, но в среднем колебалось вокруг 30%. Несовершеннолетние подростки на 1 января 1945 г. составляли 13,6% от всех производственных рабочих17.
Разумеется, втянутые войной на танковые конвейеры старики, женщины и молодежь постепенно осваивались с делом и владели им подчас очень неплохо. Вспоминает бывший танкист А.С.Бурцев, получавший танк в Нижнем Тагиле в августе 1944 г.: «На сборке работали специалисты высокого класса. Были там пацаны по тринадцать-четырнадцать лет. Представляешь, громадный цех, справа и слева идет сборка танков. А по центру со скоростью километров тридцать несется танк, за рычагами которого сидит такой пацан. Да его просто не видно! У танка ширина примерно три метра, а ширина ворот – три двадцать. Танк проскакивает на этой скорости в ворота, влетает на платформу и застывает как вкопанный. Класс!»18.
Но при всем при том навыки советских танкостроителей военного времени невозможно сравнивать с уровнем квалификации кадровых, потомственных рабочих немецких заводов, тщательно сберегаемых и от мобилизации, и от использования не по специальности, на грубых и тяжелых работах.
***
Что же получается? Советский Союз откровенно отставал и в производственных мощностях, и в квалификации своих работников, но при этом выпускал бронетехники больше, чем могущественная германская промышленность?
Начнем с того, что советская сравнительная статистика производства танков в СССР и Германии 1941–1945 гг. несколько лукава: сопоставление проводится только по тем параметрам, в которых мы сильны, а типы бронетехники, где похвастаться было нечем, – скромно не упоминались. Приводя цифры выпуска танков и САУ, наши исторические сочинения «забывают» о полугусеничных бронетранспортерах. Между тем последние имели боевую ценность не менее высокую, чем легкие танки.
Читаем Э.Миддельдорфа: «Немногие батальоны мотопехоты, имевшие на вооружении бронетранспортеры, сыграли исключительную роль. При возросшей огневой мощи противника неприкрытая броней мотопехота не могла успешно взаимодействовать с танками. Она, наоборот, тормозила наступление танков и не могла достаточно быстро развить успех или закрепиться на достигнутых рубежах. Но, с другой стороны, танки по мере совершенствования средств противотанковой обороны все больше и больше нуждались в прикрытии со стороны мотопехоты. В одном из отчетов по обобщению опыта боевых действий за 1943 г. отмечалось, что «отсутствие в танковых соединениях настоящей мотопехоты сказывалось очень сильно; хотя танковое соединение вводилось в бой в полном составе, имея до 300 танков, его наступление часто оканчивалось неудачей, а подразделения несли большие потери»19.
Отметим, что по мере нужды немецкие полугусеничные бронетранспортеры Sd. Kfz 250 (легкие) и Sd. Kfz 251 (тяжелые) легко превращались в боевые машины самого различного назначения: зенитные, противотанковые и артиллерийские САУ с орудиями калибром от 20 до 75 мм, носители ракетного оружия, разведывательные машины с автоматической пушкой во вращающейся башне и т. д. Один только SdKfz 251 имел 22 специализированные модификации20.
Далее, в статистике почему-то не учитываются тяжелые германские четырехосные полноприводные бронемашины (специальные машины типа 231/234). При легком бронировании они несли вполне сопоставимое с танками вооружение: от 20-мм автоматической пушки до длинноствольного 75-мм орудия. Высокая скорость на марше сочеталась у броневиков с почти равной с танками проходимостью21.
Бронемашины отлично подходили для разведки, сопровождения колонн или поддержки наступающей пехоты. При необходимости они вполне могли вступать в бой со средними танками.
Кстати сказать, советское командование относилось к немецким бронетранспортерам и бронемашинам со всей серьезностью. В изданной в 1943 г. памятке для истребителей танков указывалось, что уничтоженный броневик приравнивается к легкому танку; за три такие машины бойцу полагался орден Отечественной войны 1-й степени. Для сравнения: эта же награда выдавалась за два тяжелых или средних танка. Иначе говоря, два «Тигра» по боевой ценности приравнивались к трем броневикам22.
В предвоенный период в СССР было разработано несколько вариантов гусеничных бронетранспортеров, а пушечные бронемашины (правда, с весьма умеренной проходимостью) выпускались серийно. Однако в военное время для сборки такой техники в стране не нашлось свободных производственных мощностей – последние пушечные машины БА -10М появились в 1941 г.
Серийные советские броневички 1941–1945 гг. типа БА-20, БА-64 или БА-64Б вооружались пулеметом ДТ винтовочного калибра и для боя с любой бронетехникой, артиллерией и даже окопавшейся пехотой противника были практически непригодны. Клиренс этих двухосных машин не превышал 235 мм, что исключало использование на пересеченной местности. Опытный БТР Б-3 появился в 1944 г., но полигонных испытаний не выдержал и соответственно на вооружение и в серийное производство принят не был23.
Все, что наша промышленность смогла предложить сопровождающей танки пехоте, – это поручни для удобства перевозки десанта на корпусе и башне боевых машин. На Уральском танковом заводе они появились на серийных «тридцатьчетверках» в сентябре 1942 г.
Остается лишь сказать спасибо британским и американским союзникам, поставившим в общей сложности 7179 бронетранспортеров различных типов. Э.Миддельдорф применительно к боям последнего периода войны счел необходимым отметить: «Русские научились вести совместные боевые действия танков с пехотой, посаженной на бронетранспортеры»24.
Итак, если суммировать все типы бронированных боевых машин, то общая статистика их производства в Германии и СССР выглядит следующим образом25:
Получается, что резкий разрыв в объемах выпуска бронетехники имел место только в 1942 г. Совершенно очевидно, что это было связано не с возможностями германской промышленности, а с просчетом верховного командования, рассчитывавшего завершить войну без мобилизации ресурсов.
Сталинградская битва заставила руководство Третьего рейха взглянуть на ситуацию более серьезно – и в 1943 г. отставание заметно сократилось. А в 1944 г., несмотря на бомбежки союзников, Германия выпустила боевых машин столько же, что и СССР.
Однако и равенство в цифрах выпущенной техники за 1944 г. никоим образом не соответствует разнице в производственных мощностях германских и советских танкостроительных заводов. Более точное объяснение подсказывают несколько цифр из книги британского исследователя Дж. Форти.
На основании подлинных документов из немецких заводских архивов он сообщает, что производство танка Pz. Kpfw VI Ausf. H требовало 300000 чел./часов работы, танка Pz. Kpfw V – 150000 чел./час. Для сравнения: по состоянию на 1 января 1943 г. на Уральском танковом заводе на один танк Т-34 затрачивались 5100 нормо/ часов26.
Очень трудно определить, насколько сопоставимы эти цифры: Дж. Форти не указывает ни времени, к которому относятся указанные им цифры, ни состав учитываемых работ. Предлагаем исходить из наиболее благоприятных для германских танков обстоятельств: данные приводятся на январь 1943 г. («Тигры» и «Пантеры» только начали производиться) и включают в себя как трудовые затраты собственно танковых заводов, так и предприятий-поставщиков.
Если учесть поставки комплектующих по кооперации, то полная трудоемкость «тридцатьчетверки» 1943 г. составит (исходя из сведений по ее себестоимости) примерно 17600 нормо/часов, что в 8,5 раза меньше, чем у «Пантеры», и в 17 раз меньше, чем у «Тигра».
В дальнейшем, по мере совершенствования производства, трудовые затраты на немецких заводах несомненно сокращались, но и на УТЗ происходило то же самое: трудоемкость танка Т-34-85 равнялась на 1 января 1945 г. 3251 нормо/часу27.
Следовательно, 5976 выпущенных германскими предприятиями танков Pz. Kpfw V по затратам труда соответствуют пятидесяти тысячам «тридцатьчетверок»! Вот теперь все становится на свои места: могущественная промышленность Третьего рейха не смогла превзойти молодые советские заводы в силу катастрофической разницы в трудоемкости боевых машин.
Все было бы понятно, если бы в СССР собирали примитивные и слабые машины. Но танк Т-34-85 по своим боевым качествам «Пантере» никоим образом не уступал. Как однажды выразился И.В.Сталин по близкому к теме поводу: «Можно было бы назвать это чудом, но чудес в природе не бывает»28.
Действительно, никакого волшебства: речь идет, с одной стороны, о жесточайшей унификации бронетанковой техники и технологий ее изготовления. А с другой – о невиданной в истории концентрации научно-технической мысли, о формировании в рамках Наркомата танковой промышленности уникального научно-производственного комплекса.
***
Сколько бы ни говорилось о недостатках сверхцентрализованной системы управления советской промышленности, но в критических военных условиях она проявила великолепные живучесть и эффективность. Во всяком случае в СССР не могло быть и намека на ситуацию, существовавшую в Германии в первые годы войны и описанную немецким промышленным экспертом Г.Керлем: «…военные заготовительные инстанции направляли свои заказы, скажем на танки, какой-либо ведущей танкостроительной фирме, а та в свою очередь «выбирала» для производства различных частей отдельные «подходящие» предприятия. Это приводило к неуравновешенной загрузке предприятий».
Иначе говоря, корпоративные интересы ставились выше общегосударственных, в результате чего одни заводы получали сверхприбыли и с трудом справлялись с заданиями, в то время как другие почти простаивали. Министру вооружений и военного производства Третьего рейха А.Шпееру в течение всего 1942 г. пришлось бороться с эгоизмом заводчиков. Созданная им сеть «комитетов» и «центров» позволила более или менее пропорционально распределять заказы и сырье между различными фирмами29.
Только благодаря этому объем производства танков в 1943–1944 гг. несомненно и резко вырос.
Однако и для А.Шпеера оказалась непосильной задачей унификация выпускаемой бронетехники.
В течение всей войны с Советским Союзом германская промышленность поставляла вермахту следующие основные типы танков и САУ на их базе30:
– легкий танк Pz. Kpfw II (1941– 1942 гг.) и различные противотанковые и гаубичные САУ (1942– 1944 гг.);
– легкий танк Pz. Kpfw 38(t) (1941–1942 гг.) плюс самые разнообразные САУ (1942–1945 гг.);
– средний танк Pz. Kpfw III (1941–1943 гг.) и 75-мм и 105-мм штурмовые орудия (1941–1945 гг.);
– средний танк Pz. Kpfw IV (1941–1945 гг.), а также обширный набор различного типа САУ, штурмовых орудий и истребителей (1943–1945 гг.);
– средний танк Pz. Kpfw V (1943–1945 гг.) и истребитель Jagdpanther (1944–1945 гг.);
– тяжелый танк Pz. Kpfw VI Ausf. H (1943–1944 гг.);
– тяжелый танк Pz. Kpfw VI Ausf. В (1944–1945 гг.).
Кроме того, еще несколько боевых машин собирались небольшими партиями, порядка 100 единиц в каждой.
Итого: немецкие заводы выпускали одновременно около трех десятков типов танков и САУ на танковой базе, не считая полугусеничной и колесной бронетехники. Армейское руководство отнюдь не радовало подобное многообразие.
Вот мнение Г.Гудериана: «…непрерывные приказы, требующие конструктивных изменений в процессе производства боевых машин, а тем самым и создания бесчисленного множества различных типов с большим числом запасных частей, были крупной ошибкой. Все это приводило к тому, что ремонт танков в полевых условиях становился неразрешимой проблемой»31.
К этому следует добавить также, что и в производстве пестрота моделей и конструкций дело отнюдь не облегчала.
В СССР, напротив, список базовых машин особой длиной не отличался32:
– легкие танки Т-60, Т-70, Т-80 и СУ-76, представляющие собой развитие единой базы с широким
использованием автомобильных агрегатов;
– средний танк Т-34 и САУ на его основе: СУ-122, СУ-85 и СУ-100;
– тяжелый танк KB и СУ-152 на его базе;
— тяжелый танк ИС плюс две почти идентичные по конструкции САУ: ИСУ-122 и ИСУ-152.
Единовременно в СССР производилось лишь по одной модели легких, средних и тяжелых танков и САУ на их базе. Единственное исключение – сборка танков ИС-2 сочеталась с ИСУ-122 и ИСУ-152. Соответственно промышленность выпускала в 1941–1942 гг. параллельно 3–4 модели боевых машин, в 1943–1945 гг. – 5–6 моделей, не более.
Об унификации отдельных узлов и механизмов разных танков немецкие конструкторы впервые всерьез задумались в 1943 г., в ходе доработки своих «Тигров» и «Пантер».
В советских КБ к решению данной проблемы приступили заметно раньше: американские специалисты после изучения боевых машин выпуска 1942 г. на Абердинском полигоне посчитали необходимым отметить: «Явно выраженное стремление к взаимозаменяемости отдельных частей и узлов между Т-34 и KB».
В приказах и протоколах Наркомата танковой промышленности то и дело встречаются указания на унификацию электрооборудования KB, «тридцатьчетверок» и легких танков, об использовании одних и тех же смотровых приборов и т. д.33.
Полная взаимозаменяемость основных узлов боевых машин одного типа современным инженерам представляется явлением естественным и само собой разумеющимся. В 1940-х гг. ситуация выглядела несколько иначе.
Достаточно вспомнить американские танки «Шерман», имевшие пять типов МТО, около десятка вариантов броневого корпуса с разными сочетаниями литых и катаных деталей, несколько конструкций подвески34.
Как с этаким разномастным бронированным стадом управлялись американские танкисты и ремонтники – тайна сия велика есть. Аккуратные и педантичные немцы подобного безобразия не допускали, но и у них случались удивительные казусы.
Так, например, танки-истребители Jgd. Pz. IV/70 выпуска фирм «Фомаг» и «Алкетт» имели разные броневые рубки и соответственно отличную компоновку боевых отделений. Штурмовые орудия StuG III выпускались «Алкетт» с монолитной лобовой защитой, а фирмой «МИАГ» – с экранированной35.
В советской промышленности такого рода явления были возможны лишь в течение короткого периода конца 1941-го – начала 1942 гг., когда разным заводам-производителям танков Т-34 было разрешено самостоятельно оценивать возможность тех или иных отступлений от чертежей и технических условий. Делалось это ради ускорения выпуска боевых машин. Правда, и в этом случае предписывалось стремиться к сохранению взаимозаменяемости узлов и механизмов. Однако довольно скоро выяснилось, что это требование нарушается.
Например, Сталинградский завод изготовил траки, не сочетавшиеся с траками других предприятий. Поэтому к лету 1942 г. был восстановлен прежний порядок, когда любые изменения на всех заводах в обязательном порядке согласовывались с головным по «тридцатьчетверке» конструкторским бюро завода № 183. В свою очередь ГБТУ потребовало от промышленности произвести всеобщую сверку чертежей и технических условий36.
Более того, в соответствии с приказами по Наркомтанкпрому от 1 октября 1943 г. и 18 марта 1944 г. тагильскому КБ также запрещалось самостоятельно, без технических условий и заданий наркомата, проводить экспериментальные работы и осуществлять конструкторские мероприятия.
Предугадывая возможность непослушания и попыток обойти требования вышестоящих организаций, в последнем приказе нарком В.А.Малышев собственноручно вписал следующий пункт: «Категорически запретить главным бухгалтерам принимать к оплате и оплачивать расходы, связанные с работами по разработке новых опытных конструкций или по модернизации существующих конструкций, не утвержденных наркоматом в соответствии с настоящим приказом, а также запретить сносить эти расходы на серийное производство. Установить, что в случае нарушения на заводе установленного порядка, главный бухгалтер завода обязан немедленно письменно донести о нарушении мне»37.
Не довольствуясь единством конструкции однотипных танков и полной взаимозаменяемостью их узлов и механизмов, НКТП поставил задачу невероятной сложности, а именно: унификацию по всей отрасли технологий изготовления боевых машин. 1 июля 1943 г. вышел специальный приказ по наркомату38:
«Дальнейшее укрепление технологической дисциплины, обеспечение строжайшего соблюдения установленных технологических процессов, сокращение брака, снижение трудоемкости и обеспечение стандартного качества выпускаемых танков и изделий на заводах Наркомтанкпрома решается внедрением литерной технологии.
Литерная технология предусматривает наличие на заводе тщательно разработанного и доведенного до рабочих мест, полностью внедренного в производство технологического процесса на все виды работ, исчерпывающим образом определяющего порядок и содержание всех работ и контрольных операций по производству танков и изделий.
Изменение технологической документации, равно как и чертежей объекта, производится лишь в определенном строго регламентированном порядке, обеспечивающем постоянное соблюдение технологической дисциплины и получение стандартной продукции высокого качества».
Головным предприятием по созданию литерной технологии на танк Т-34 был назначен Уральский танковый завод, на дизель В-2 – Челябинский Кировский завод.
Предполагалось, что весь проект будет осуществлен за четыре месяца, т. е. к октябрю 1943 г. Это, разумеется, было невозможно – хотя бы по причине непрерывных изменений конструкции самого танка.
Тем не менее, работа по унификации всех технологий производства «тридцатьчетверки» не прекращалась и в 1944 г., и в 1945 г. В нем, помимо всех выпускающих танки Т-34 предприятий, принимали участие различные научно-исследовательские институты, прежде всего – НИИ-48 и 8ГСПИ [39].
Фото Бригадир слесарей Костя Смазнов (16 лет) и слесарь Толя Щукин (15 лет).
Фотография из рапорта «Нижний Тагил о выполнении обязательств уральцев товарищу Сталину». 1943 г. Из фондов музея УВЗ
Литература.
1 Вторая мировая война. Итоги и уроки. М., 1985. С. 219, 221, 253; Форти Дж. Германская бронетанковая техника во Второй мировой войне. М., 2002. С. 21.
2 Там же. С. 14–15, 19.
3 Там же. С. 15; Холявский Г. Л. Полная энциклопедия танков мира 1915–2000 гг. Минск, 2000. С. 148, 207; История танкостроения на Уральском танковом заводе №183 им. Сталина. Нижний Тагил, 1946. Т. 2. Кн. 1. Л. 48; НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 273. Л. 228.
4 Зенген-унд-Эттерлин Ф. Ни страха, ни надежды. М., 2003. С. 44; Форти Дж. Указ. соч., с. 77.
5 Форти Дж. Указ. соч., с. 198; РГАЭ. Ф. 8734. Оп. 1. Д. 1922. Л. 12.
6 Оружие Победы. М., 1987. С. 210; Швабедиссен В. Сталинские соколы: анализ действий советской авиации. 1941–1945 гг. Минск, 2002. С. 131.
7 ХПЗ – завод имени Малышева. 1895– 1995. Краткая история развития. Харьков, 1995. С. 258; НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 209. Л. 206; Д. 226. Л. 30; Д. 272. ЛЛ. 15–16; РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 1. Д. 64. Л. 242; Максарев Ю. Е. Тридцать пять тысяч танков. 1979–1981. Л. 36 // Музей УВЗ. Личный фонд Ю.Е.Максарева.
8 Устьянцев С. В., Пислегина А. В., Фахретденова А. Х. Элита российской индустрии. Уралвагонзавод. Екатеринбург, 2001. С. 66–67; НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 273. ЛЛ. 30, 131–131/об./.
9 РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 728. ЛЛ. 3/0б./-5.
10 Вторая мировая война. Итоги и уроки. М., 1985. С. 219, 256; Итоги Второй мировой войны: выводы побежденных. СПб.– М., 2002. С. 290–291, 294–295; Форти Дж. Указ. соч., с. 21.
11 Вторая мировая война. Итоги и уроки… С. 206.
12 Соболь Н. А. Воспоминания директора завода. Харьков, 1995. С. 80, 88; ХПЗ – завод имени Малышева. 1895–1995. Краткая история развития… С. 249, 251–252, 261; История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183 им. Сталина. Нижний Тагил, 1946. Т. 2. Кн. 2. Л. 263; РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 1. Д. 1. Л. 87; НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 273. Л. 228.
13 История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183 им. Сталина. Нижний Тагил, 1946. Т. 2. Кн. 1. Л. 43; Кн. 2. Л. 20.
14 История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183 им. Сталина. Нижний Тагил, 1946. Т. 2. Кн. 2. ЛЛ. 20–21; ХПЗ – завод имени Малышева. 1895–1995. Краткая история развития… С. 275; Кузьмина Г. М., Костромин В. И. Гордость моя – Вагонка. Свердловск, 1986. С. 147; НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 229. Л. 376.
15 Соболь Н. А. Указ. соч., с. 101–102.
16 Там же. С. 106.
17 Антуфьев А. А. Уральская промышленность накануне и в годы Великой Отечественной войны. Екатеринбург, 1992. С. 170, 303; История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183 им. Сталина. Нижний Тагил, 1946. Т. 2. Кн. 2. ЛЛ. 287, 289, 296.
18 Драбкин А. Я дрался на Т-34. М., 2005. С. 180.
19 Миддельдорф Э. Русская кампания: тактика и вооружение. СПб.–М., 2000. С. 84.
20 Зенгер-унд-Эттерлин Ф. Танки. Справочник 1943–1957. М., 1961. С. 63–68; Трюитт Ф. Танки и самоходные установки. М., 2000. С. 188. С. 190.
21 Зенгер-унд-Эттерлин Ф. Указ. соч., с. 72–77.
22 Коломиец М. «Пантеры» на Курской дуге // Фронтовая иллюстрация. Серия «Танки в бою». Выпуск 1. М., 2002 (цветная вклейка).
23 Карпенко А. В. Обозрение отечественной бронетанковой техники (1905–1995 гг.). СПб., 1996. С. 18–47, 50; Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. T. I. M., 2002. С. 206–217, 316–323; Т. 2. М., 2005. С. 429.
24 РГАЭ. Ф. 8752. ОП. 1. Д. 431. Л. 8; Миддельдорф Э. Указ. соч., с. 292; Холявский Г. Л. Полная энциклопедия танков мира 1915– 2000 гг. Минск, 2000. С. 289.
25 РГАЭ. Ф. 8752. On. 4. Д. 728. ЛЛ. 157/ об./-161; Солянкин А. Г., Павлов М. В., Павлов И. В., Желтов И. Г. Отечественные бронированные машины. XX век. Т. 2. М., 2005. С. 429; Шмелев И. Танк «Тигр». М., 2001. С. 120–124.
26 Форти Дж. Указ. соч., с. 159; РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 728. Л. 5/О6./-8.
27 История танкостроения на Уральском танковом заводе № 183 им. Сталина. Нижний Тагил, 1946. Т. 2. Кн. 2. Л. 42; РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 728. Л. 5/об./-8.
28 Грабин В. Г. Оружие Победы. М., 1989. С. 312.
29 Итоги Второй мировой войны: выводы побежденных… С. 370–372.
30 Шмелев И. П. Танк «Тигр». М., 2001. С. 120–123.
31 Гудериан Г. Воспоминания солдата. Ростов-на-Дону. 1998. С. 289.
32 РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 728. ЛЛ. 157/ 06./-161.
33 Свирин М. Тяжелый танк «Пантера» Pz. Kpfw. V. M., 2004. С. 9, 11; Шмелев И. П. Указ. соч., С. 29–31; РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 1. Д. 7. ЛЛ. 234–236; Оп. 4. Д. 576. Л. З; НТГИА. Ф. 417. Оп. 1. Д. 273. ЛЛ. 116–117.
34 Чемберлен П., Элис К. Британские и американские танки Второй мировой войны. М., 2003. С. 116–117.
35 Свирин М. Штурмовое орудие «Штурмгешютц III». М., 2004. С. 19; Холявский Г. Л. Полная энциклопедия танков мира 1915–2000 гг. Минск, 2000. С. 236–237.
36 Желтов И., Павлов М., Павлов И., Сергеев А., Солянкин А. Неизвестный Т-34. М., 2001. С. 41, 51; РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 4. Д. 117. Л. 138–137.
37 РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 1. Д. 68. Л. З; Д. 89. ЛЛ. 144–145.
38 РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 1. Д. 62. ЛЛ. 16–17.
39 РГАЭ. Ф. 8752. Оп. 1. Д. 10. ЛЛ. 7–83; Д. 65. Л. 144; Д. 68. ЛЛ. 244–246; Д. 71. ЛЛ. 102–103; Д. 338. ЛЛ. 13–14, 21–26; Д. 365. ЛЛ. 66, 78; Д. 371. ЛЛ. 139–140; Д. 433. Л. 7; Оп. 4. Д. 362. ЛЛ. 4–6.