Тагильский поднос бренд или обуза

Демидовы знали толк в… рекламе 

Областная газета Свердловской области — 30 октября 2015 г

Наталья Шадрина

Из всех видов уральской росписи лаковая роспись по металлу имеет в наши дни больше всех продолжателей и самую громкую славу за пределами региона. Главным фактором, который повлиял на становление уральской живописи, стало развитие горнозаводской промышленности в начале XVIII века: тогда появилась новая техника, связанная с обработкой металла. В это же время появилась лаковая роспись по металлу, родиной которой считается Нижний Тагил.

Металл – лучшая «почва» для розы

Мы отправляемся туда, чтобы встретиться с мастерами, которые сегодня сохраняют традиции и продолжают развивать это искусство. «Тагильская артель», которая сегодня относится к одному из подразделений «Евраз НТМК», – это группа из шести художниц-росписисток, каждая из которых уже более 20 лет занимается этим промыслом. Их цех находится на территории Старого Демидовского завода. Поднимаемся по чугунной лестнице демидовских времён – и мы в цеху по изготовлению знаменитого тагильского подноса. На стенах – изделия разных форм, размеров и сюжетов. Но только треть всех подносов здесь посвящена знаменитой тагильской розе. Остальное – сюжетная роспись.

– Наша тагильская роспись начиналась не с цветов, как многие думают, – рассказывает одна из художниц Светлана Попова, не отрываясь от работы. – Сначала была сюжетная роспись. За основу брались привозные картинки, которые продавались на Нижегородской и Ирбитской ярмарках. В основном это были сцены из барской жизни, пасторали, библейская тематика. Что барин заказывал, то и выполняли, а точнее, срисовывали. В музеях есть подносы, где скопированы узнаваемые картины художников XVIII-XIX веков. Есть поднос со слонами: естественно, художники живьём их не видели, но на ярмарке была какая-то картинка с ними – так вот, на подносе они как столбики, очень смешно. У этих художников ещё не было образования, писали по наитию. А вот у знаменитых Худояровых художественное образование уже было…

Четыре поколения Худояровых прославились росписью подносов и секретом «стеклянного» лака. Родоночальник – Андрей Худояров (1722-1804)

Первые изделия, связанные с деятельностью семьи Худояровых, появляются в 1770-х годах. В то время Демидовы построили листобойный цех – научились делать тонкий металл, сюда за ним приезжали даже из Европы, потому что не могли освоить эту технологию. А когда этого металла стало много, начали делать столики, другие изделия – это была прекрасная реклама демидовского металла.

В 1806 году Николай Никитич Демидов открывает в городе живописное училище, а в качестве преподавателя приглашает выпускника батального класса Императорской академии художеств. Зачем это было нужно Демидовым? Опять же для рекламы. В этот период начинается острая конкуренция уральского металла с западно-европейским – более дешёвым, но менее качественным.

– Сначала в живописной школе обучались только мальчики, – подхватывает художница Надежда Петухова, – они рисовали разные сюжеты. Но сюжетная роспись была дорога, и чтобы упростить и удешевить изделия – придумали цветы, к ним стали допускать и девочек – их называли писаки.

К началу XX века случился полный упадок промысла. В этот момент набрали силу мастера жостовского подноса (деревня Жостово Московской области). В 1929 году с жостовским мастером даже был подписан договор о том, что он приедет на Урал и будет обучать тагильчан – и это при том, что изначально тагильские подносы и старше, и совершеннее. Специалисты говорят, что это была даже не жостовская, а московская, при том не самого лучшего качества, роспись. Только представьте, на Урале она культивировалась на протяжении 50 лет…

– В 1974 году вышло поставление ЦК КПСС «О народных художественных промыслах», – рассказывает Александр Максяшин, ведущий эксперт Свердловского областного художественно-экспертного совета при правительстве Свердловской области по декоративно-прикладному искусству, художественным промыслам и ремёслам. – В связи с чем сотрудники московского Научно-исследовательского института художественной промышленности ездили по всей стране и курировали разные виды промыслов. На Урал приехал Василий Барадулин – исследователь урало-сибирской росписи по дереву и бересте. Здесь он познакомился с лаковой росписью по металлу и понял: традиционную уральскую роспись нужно возрождать, пока ещё не стало совсем поздно – в цеху завода «Эмальпосуда» осталась всего одна мастерица, которая владела умением выписывать знаменитый двухцветный мазок – Агриппина Афанасьева…

Агриппина передала секреты своим ученицам и исследователям, и исконно уральская роспись стала возрождаться. В подносном цеху завода «Эмальпосуда», где в те годы трудились более 150 человек, творческая группа работала над разнообразием цветков, фруктов, ягод, птиц, орнамента, разрабатывала колористику и композицию. Ввели цветной фон (раньше он был только чёрный), что вызвало ещё больший интерес к новым изделиям. Слава о тагильском подносе зазвучала на всю страну.

Бренд или обуза?

Очередной спад промысла, который длится и по сегодняшний день, пришёлся на начало 90-х

Сейчас в Нижнем Тагиле росписью подносов занимаются четыре фирмы, самая большая из которых – как раз «Тагильская артель» (6 художников). На самом деле мастеров, владеющих уникальной техникой лаковой росписи по металлу, гораздо больше, но рабочих мест для них нет. Впрочем, и «Тагильская артель» переживает сегодня свои худшие времена. Здание, в котором она располагается, принадлежит администрации города, и сейчас решено мастеров оттуда переселить в цеха предприятия «Евраз НТМК».

Пока артель находилась на Старом Демидовском заводе, у художников была возможность проводить мастер-классы, водить экскурсии по своему цеху, а главное – продавать изделия туристам, которых тут много. На металлургическом комбинате – жёсткая пропускная система, а это значит, что посторонние (экскурсионные группы, покупатели) в цех не попадут.

Не говоря уже о том, что из-за оптимизации на предприятии артель лишают ещё двух рабочих мест – что опять же будет губительно для мастерской, ведь как и в любом промысле – каждый здесь отвечает за определённый участок работы.

Мастера надеются лишь на то, что власти, которые считают тагильский поднос брендом и гордостью города, услышат их, и оставят на прежнем месте. А ещё включат эту замечательную мастерскую (куда и раньше с удовольствием приезжали гости со всей страны и мира) в туристический маршрут нашей области. Это будет первым шагом к формированию рынка сбыта…

В «Тагильской артели» мастера осуществляют все этапы создания тагильского подноса. Сегодня это редкость, поскольку в основном художники рисуют на дому, а сушить и лакировать подносы приходят в артель.

– Мы с Ириной Заруцкой учились в одной группе в училище у Агриппины Васильевны Афанасьевой, поясняет Надежда Петухова. – Она нам показывала, как краску правильно набирать, как кисть готовить, как писать эту знаменитую тагильскую розу и как собирать сам букет. Самое главное – живопись должна выполняться в несколько приёмов – или прописок, а после каждого следующего слоя идёт просушка и зачистка – по традиции многослойность чувствоваться не должна.

– Кисти мы храним в морозилке, чтобы не высохли, – возвращается с инструментами и палитрой художница Ирина Заруцкая. – А ещё, когда новую кисточку берёшь, обмакиваешь её в растительное масло – нужно сидеть и выбирать жёсткие ворсинки – это тоже Агриппина Васильевна учила, – вот так выискиваешь жёсткую ворсинку, прижимаешь её кончиком и вытаскиваешь. И так каждую кисточку – а для работы их нужно 15 минимум. У кисточки есть острый кончик и пяточка – это обязательно. На кончик – светлую краску, на пяточку потемнее. Это и есть знаменитый уральский двухцветный мазок, который одновременно и форму строит и пишет бликовку – придаёт объём.

– Кроме двухцветного мазка от изначальной примитивной росписи не осталось практически ничего, – продолжает Ирина Заруцкая, – Не потому, что не умеют, а потому, что искусство должно развиваться. Поначалу мы так и рисовали три цветочка, причём той краской, которая просто была на заводе – как правило, синей, зелёной и красной. Жёлтую краску, например, было практически не достать. А сейчас – глаз радуется, какую красоту порой девчонки пишут. Если бы роспись не развивалась, не появилась бы на наших подносах и знаменитая рябинка. Ведь в 80-х придумала её художница из нашего цеха – Тамара Юдина. Теперь все думают, что это традиционный узор.

Областная газета Свердловской области №205 от 07.11.2015 г.

«В группу набирал только некрасивых»

Наталья Шадрина

После публикации в «ОГ» материала о тагильском подносе (см. номер от 30.10.2015), к нам в редакцию обратился бывший главный художник завода «Эмальпосуда» Геннадий Бабин, который в своё время возрождал традиционную тагильскую роспись.

– Сейчас тагильский промысел находится в критическом положении, – рассказывает Геннадий Бабин. – Художники, которые пытаются сохранить традиции, получили образование ещё в 80-е годы: самым молодым из них – 50 лет, а самым старым – как мне – под 70. Пройдёт ещё лет десять, и если ничего не изменить, промысел наш сойдёт на нет.

– Геннадий Петрович, помните, как попали в подносный цех завода «Эмальпосуда»?

– Ну а как же. Я пришёл на завод молодым специалистом – мне было 28 лет. Я имел диплом декоративно-оформительского отделения Уральского училища прикладного искусства, а в то время уже вышло постановление ЦК КПСС о промыслах и нас отправили на завод. Но работать я там не хотел – месяц саботировал, пока меня в колхоз не отправили… Там я заработал неплохие деньги, но надо было возвращаться обратно, в цех. А раз уже никуда было не деться, я начал присматриваться, разговаривать с художниками. Это были девчонки лет по 30–35 и моложе – оказалось, что они абсолютно не имели представления о том, что такое композиция, колорит, тёплый и холодный фон… Сидели в цеху 30 человек, а казалось, что краску для всех разводит кто-то один. Если зелёная – то у всех одинаковая, без оттенков. Однажды мы пришли в столовую, а там было много всяких растений – я говорю: «Девчонки, посмотрите – зелень-то вся разная». Задумались. Постепенно я познакомил их с цветовым кругом, с другими, казалось бы, очевидными вещами. А до тех пор художницы расписывали подносы не в тагильской, да и не в жостовской – а в упрощённой манере – это был большой поток по 50–150 подносов в день. Какое уж тут творчество…

– Художницы вспоминают, что всё изменилось, когда в подносном цеху появилась отдельная творческая группа…

– В то время от тагильской росписи у нас было лишь три цветочка, которые показывала Агриппина Васильевна Афанасьева. Кстати, они страшно не нравились художникам, которые уже приноровились к московской росписи – называли эти цветы «коровьи лепёшки». Потому что поначалу молодые не могли с точностью освоить эту технику, цветы у них разваливались, были похожи на осиные гнезда. И в декабре 1978 года мы прямо на производстве создали творческую группу, где было примерно 15 человек – они должны были придумывать новые цветы. Я даже решил, что в первую группу наберу только некрасивых (смеётся) – сразу скажу, план мой не удался. Мне важно было, чтобы они замуж не повыскакивали и в декрет не ушли.

– А что значит «разрабатывали новые цветы»?

– В промысле какая система была – главный художник разрабатывает, а остальные повторяют. Я от этого ушёл. Я хотел, чтобы у каждого мастера выработался свой почерк. Тогда уже платили за авторство, и сейчас даже, бывает, жалею – я бы мог тогда разбогатеть… Но если бы я их тогда заставил работать по образцу, то не воспитал бы из них художников. Нам удалось уйти от стереотипов – появились разные композиции, новые цветы. Я заставлял их собирать гербарии, ткани, открытки, а потом перерабатывать и придумывать свои цветы. Вот, например, сидят пять художниц – каждая пишет свой цветочек, потом меняются между собой подносами – так «вырастали» новые букеты. Сложнее было с орнаменталистками. Когда я только пришёл, они делали по 150–200 подносов в день. Когда я начал переучивать их на тагильскую роспись – ох, как они бастовали… Ведь раньше-то орнамент был совсем простенький и редкий. А мы по запасникам в музеях стали искать лучшие примеры, даже трафаретный орнамент находили. В то время мы постоянно сотрудничали с Научно-исследовательским институтом художественной промышленности (Москва. – Прим. «ОГ»), и они старались нас вернуть как раз в более примитивную роспись. Но когда они в очередной раз приехали к нам на завод и посмотрели наши новые цветы – сказали: «Это не вы должны у нас учиться, а мы у вас…»

– Что нужно сделать, чтобы промысел не угас?

– Первая проблема – образование. За 20 лет мы не подготовили художников-росписистов. Тем, кто окончил Уральское училище прикладного искусства, в 90-е негде было работать. А без постоянной работы на производстве промысел не сохранить. Сегодня рос­писи в Тагиле учат, но там нет ни сушильных, ни лакопокрасочных камер – и получается, что на выходе художники не знают главных этапов производства. Преподаватели не водят ребят на выставки, не приглашают на занятия действующих мастеров… А что касается производства, то в своё время нашу лавку по изготовлению подносов продали частному лицу. В 2008 году власти хотели всё исправить, даже была разработана программа по возрождению тагильской росписи, но один мэр сменил другого, и о программе забыли. Успели лишь сделать ремонт в доме Худояровых и провести выставку, а деньги на новое оборудование выделить обещали, но так и не успели…

– Главная проблема промысла – сбыт. Раньше этим занималось государство, а теперь мастера надеются лишь на туристов…

– Раньше мы выпускали по 25–28 тысяч подносов в месяц, их принимала база Росгалантереи, и им всегда этих объёмов не хватало! Не так давно я вновь пробовал организовать производство: ездил в Москву, договаривался. Сбывать собирались в магазин «Метро» – с ними у нас уже были соглашения. И понятно, что им продукцию надо было поставлять тысячами, а не по 20–30 штук. Но возродить цех мы так и не смогли.

– В следующем году тагильскому подносному промыслу будет 270 лет. Что хотелось бы успеть сделать до юбилейной даты?

– Главная задача сегодня – возродить тагильский сюжетный поднос. Эту роспись ещё только нужно разработать, как когда-то было с тагильской розой. Да, у нас сохранились примеры этой росписи на старинных подносах, но утеряны технологии. Сюжетом у нас никто ещё серьёзно не занимался, делали лишь копирование станковой живописи, но это другое. Моя мечта – успеть сделать большие сюжетные кованые подносы на тагильскую тематику – где была бы отражена история города и страны.

К слову

Также с нами поделилась воспоминаниями Ирина Смыкова, в 80–90 г. г. – художница подносного цеха завода «Эмальпосуда», сейчас рисует на дому:

– На завод «Эмальпосуда» я попала в 1980 году – как раз когда вовсю шло возрождение тагильского розана. Я всегда рисовала, и мне казалось, что несложно будет обмакнуть приплюснутую кисть в краски двух цветов, чтобы расцвёл на металлической плоскости розовый букет. Чуда не случилось. Тогда даже в совершенстве владевшие московской росписью художницы проливали семь потов над незамысловатыми мазочками…

Подносный цех представлял собой слияние трёх артелей – находился он в крошечном помещении по улице Первомайской Нижнего Тагила. Поднос как утилитарный предмет тогда пользовался большой популярностью. План по выпуску продукции рос, а роспись упростилась до примитива.

Вот тут-то и появился в цеху Геннадий Пет­рович Бабин. Помню, вечерами, когда мы допоздна разрисовывали стопы подносов, спасая горящий план, он подкармливал нас собственноручно испечёнными татарскими лепёшками с картошкой… А старый цех был очень маленький, он сидел в углу среди женщин. Днём места практически не было, поэтому он больше работал по вечерам.

Поработав в цеху, Бабин понял, что подносы далеки от совершенства во многом из-за того, что у росписисток нет художественного образования. Тогда он прямо на производстве открыл школу повышения мастерства, где способности художниц отшлифовывались почти до совершенства.

Геннадий Петрович неустанно водил нас по запасникам музеев, отыскивая старинные подносы, сундуки, шкатулки и другие бытовые предметы с едва различимыми остатками рос­писи и орнамента. Он добился для нас одного творческого оплачиваемого дня в неделю, который мы были обязаны использовать для разработок новых сюжетных и цветочных композиций. И если бы не Геннадий Петрович, мы бы, наверное, до сих пор рисовали вариации тёти Груши (Агриппина Афанасьева. – Прим. «ОГ»)… А искусство должно было развиваться, ведь мы сейчас, к примеру, не ходим в лаптях. Так и в росписи. Те первые изделия возрождаемой уральской росписи вряд ли кто-то стал бы покупать, тем более что куда вы­игрышнее на этом фоне смотрелся махровый жостовский поднос. С Бабиным же прогресс пошёл в нужном направлении.

А когда подносный цех переехал в новое светлое двухэтажное здание по улице Балакинской в 1977 году, Бабина назначили ответственным за установку оборудования. И в течение года он подготовил цех к открытию. Кстати, именно он тогда реконструировал сушильные подставки для подносов, что значительно облегчило процессы сушки и лакировки.

И результаты не заставили себя ждать. Уже в 1982 году мы получили премии Министерства местной промышленности (золото и серебро ВДНХ)…