УРАЛЬСКАЯ ПРЕСТУПНОСТЬ. ПОБЕГИ И ПОДЖОГИ XIX ВЕКА
«ВЕДОМОСТИ Урал» 22.07.2011 Четвертая часть цикла исторических статей «Уральская преступность».
Олег ЛОГИНОВ
В XIX веке Екатеринбург был по сути дела деревянным городом, а потому проделки «красного петуха» были для него одновременно и обыденным явлением, и страшной трагедией. Дома и постройки горели часто… К первой половине XIX века относятся и самые громкие дореволюционные побеги.
Уральская преступность. Побеги и поджоги XIX века
Вскоре после образования Екатеринбурга в нем по приказу Татищева был возведен тюремный острог для содержания раскольников на мысу Екатеринского пруда (возле моста по нынешней улице Челюскинцев). Так появился Заречный тын, с трех сторон огражденный водой, а с четвертой — лесной чащей.
Позже долгие годы этот острог служил для размещения пересыльных арестантов, путь которых лежал из Центральных районов России в Сибирь. С ним связан один из самых дерзких побегов в истории пенитенциарных учреждений Екатеринбурга.
19 августа 1830 года семь арестантов под предводительством мещанина Терентия Пирогова, задержанного за ограбление лавки купца Коробова и убийство караульщика, напали на двух стражников, принесших им в камеру свечи. Одного караульного солдата тюремные сидельцы прижали дверью к стене, второго сбили с ног, потом завладели их ружьями и вырвались на свободу. Впрочем, сразу была организована погоня за ними.
Трое из беглецов были схвачены преследователями, еще не успев добежать до Исети. Остальные четверо попытались преодолеть реку вплавь. Правда, один из них сразу же предпочел вернуться на берег, после того как подоспевший рядовой Хлишин огрел его в воде жердью. Но трое, в том числе и Пирогов все же сумели благополучно переплыть реку, невзирая на оружейный огонь преследователей, и скрылись в городе.
И все же тот побег закончился для Терентия Пирогова неудачей. Спустя пять дней он и другой беглец, в прошлом рядовой горной команды, Козьма Абрамов были обнаружены крестьянами в Старообрядческой часовне, задержаны и переданы в руки властей. Скрыться удалось только одному из «семерки отважных» — бродяге по фамилии Иванов.
Спустя некоторое время острог уже не мог вместить всех арестантов, и в первой половине ХIХ века в начале Московского тракта был заложен тюремный замок, рассчитанный на содержание более 400 человек.
Ровно через год после завершения строительства, в августе 1831 года был совершен из тюремного замка первый побег. По иронии судьбы его организатором опять стал Терентий Пирогов, уже предпринимавший попытку вырваться на волю из екатеринбургского острога. На сей раз его сподвижниками стали не бродяги, а отпетые преступники: осужденные за убийство главного механика Горного правления англичанина Осипа Меджера, Андрей Рыков с Нестором Никулиным и арестованный за убийство дьякона Кузовлева и его свояченницы Егор Басаргин.
Злоумышленники тщательно готовились к побегу. Сначала из железных полос, оторванных от хлебного ящика, и дверной петли изготовили инструменты с помощью которых освободились от кандалов.
Ночью 24 августа, воспользовавшись шумом грозы, они выворотили подоконник, загнули вверх оконную решетку и через образовавшееся отверстие по веревке из простыней спустились в тюремный двор. Там оглушили часового, потом с помощью заготовленных крюка и веревки перемахнули через ограду. Убежать не удалось лишь Басаргину, он чуть замешкался и был схвачен солдатами на крыше кузницы, еще не успев перелезть через решетку. Но и его сотоварищи недолго наслаждались свободой. Спустя 7 дней Пирогов, Рыков и Никулин были задержаны в районе Сысерти и жестоко биты плетьми за учиненный побег.
Как уже говорилось, одной из задач полиции являлась борьба с пожарами. В то время Екатеринбург был по сути дела деревянным городом, а потому проделки «красного петуха» были для него одновременно и обыденным явлением, и страшной трагедией. Дома и постройки горели часто, люди привыкли к этому и относились спокойно, полагая, что на все Божья воля. Однако порой пожары приобретали огромный масштаб и уничтожали целые кварталы города. Так было в Екатеринбурге в 1812 и в 1818 годах, и тогда они превращались во вселенскую трагедию для сотен людей и большую заботу для властей.
Возгорание 24 сентября 1839 года сарая сеном, принадлежавшего мастеровому Ивану Чуркину, по улице с оригинальным названием «Волчий порядок» тоже на первых порах выглядело рядовым, малозначительным происшествием. Однако оно получило неожиданное продолжение. Спустя день возле золотопромывальной фабрики нашли записку, в которой говорилось, что сарай мастерового Чуркина сгорел не сам по себе, а был подожжен намеренно и что пожаров будет еще сорок. Тогда же на окне сторожевой комнаты Екатерининского собора была обнаружена другая записка с угрозами спалить церковь, если в назначенное время на крыльце не окажется 25 рублей выкупа. Всерьез к этим посланиям не отнеслись, их сочли шуткой или проделкой душевно больного человека.
По истечении еще двух дней — 27 сентября, произошла уже трагедия. Сначала заполыхала обычная баня по улице Уктусской (ныне ул. 8 Марта). От сильного ветра огонь перекинулся на дом мещанской жены Собениной, а потом и на другие соседние постройки.
Буквально за несколько часов в головешки превратился 21 деревянный дом и серьезно выгорели два каменных жилища. Кроме того, от сильного жара сгорели у Сошествиевской церкви крест и две маковки. Остановить нашествие всепожирающего пламени удалось только за счет того, что пожарные и их помощники разобрали 12 домов по улице Уктусской.
Ущерб от огня составил огромную по тем временам сумму — порядка 200 тысяч рублей. Особую значимость происшествию придавало и то обстоятельство, что один из пострадавших домов принадлежал одному из главных людей в Екатеринбурге — Городскому голове Савельеву.
После этого пожара новая записка с угрозами поджогов, подкинутая через несколько дней к дому Главного горного начальника В. А. Глинки, которому тогда на Урале принадлежала почти неограниченная власть, вызвала серьезное беспокойство у властей. Злоумышленники уже подтвердили серьезность своих намерений. Было ясно, что они не остановятся ни перед чем. В погорельца, подобно Городскому голове Савельеву мог превратиться любой.
Задача по розыску поджигателей стала для полиции не просто важнейшей, но и делом чести. Несомненно, она рьяно взялась за дело и вскоре уже бодро рапортовала о задержании преступной группы из мастеровых окрестных заводов и крепостных, возглавляемой неким Степаном Петровым, сознавшимся в поджоге Уктусской улицы.
В ходе следствия выяснилось, они с помощью специально изготовленной смеси селитры, крепкой водки и винного спирта, поджигали дома, чтобы поживиться имуществом, выносимым обывателями во время пожара на улицу.
Простые русские мужики оказались настоящими вандалами. Ради дешевых пожитков и 25-рублевого выкупа они уничтожили имущество на сотни тысяч целковых и лишили крова над головой множество человек. Однако поджигали дома в то время не только «корысти ради». После поимки Степана Петрова с сотоварищами по Екатеринбургу прокатилась настоящая волна преступлений такого рода.
20 октября сгорели деревянные службы маркшейдора Семенникова, в поджоге сознался его дворовой человек — тринадцатилетний отрок Василий Тяжеликов.
В доме унтер-шихтмейстера Налимова за неделю было найдено пять поджогов: «в сем зажигательстве открылась малолетняя воспитанница его Анна Григорьева, 12 лет», причина — «строгое обращение с нею воспитателей». 5 ноября прислуга, недовольная господским обращением, сожгла до основания службы в доме наследников Варвинского.
9 ноября шестнадцатилетняя Прасковья Алферова, находящаяся у нее в услугах у мещанки Акулины Коробковой, в мщение за строгое обращение хозяйки устроила поджог ее дома.
«Красный петух» давно был распространенной формой народного бунта, но еще никогда не до сей поры не приобретал в Екатеринбурге такого распространения. Только за три месяца в городе было зарегистрировано 17 пожаров и попыток поджогов. И, как видно, значительная часть из них совершалась женщинами и подростками.
Надо полагать, дворовому люду жилось при крепостном праве и впрямь несладко. Необходимо отметить и то, что екатеринбургская полиция блестяще справилась с эпидемией поджогов, выявив их организаторов. Не случайно сотрудник полицмейстерской управы Ф.С.Солонинин даже удостоился знака ордена Св.Станислава 3 степени «за неутомимую деятельность, особенное усердие и отличную распорядительность», проявленные им при тушении «знаменитых екатеринбургских пожаров» 1839г.
К счастью, переболев эпидемией поджогов, екатеринбуржцы снова успокоились, и жизнь города снова вошла в свое тихое патриархальное русло.
