СРЕДНИЙ УРАЛ В СИСТЕМЕ УРАЛО-КУЗНЕЦКОГО КОМБИНАТА: ПРОБЛЕМЫ СТРОИТЕЛЬСТВА НОВОТАГИЛЬСКОГО МЕТАЛЛУРГИЧЕСКОГО ЗАВОДА В 1930-е ГОДЫ
ВЕСТНИК ЧЕЛЯБИНСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА 2012. № 25 (279). Вып. 52. С. 56–66.
А. В. Сушков, Н. А. Михалев, С. А. Пьянков
В статье освещаются причины затягивания строительства одного из гигантов советской индустрии – Новотагильского металлургического завода, рассматриваются аргументы сторонников и противников его возведения. Особое внимание уделяется компетентности руководителей партийно-государственной системы власти, в чьем ведении находилось строительство завода.
Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, проект № 12-11-66008 а/У.
Строительство Новотагильского металлургического завода и технологически связанных с ним коксохимического и огнеупорного заводов осуществлялось в Нижнем Тагиле в рамках реализации крупномасштабного хозяйственно-экономического проекта первой половины XX в. — Урало-Кузнецкого комбината. Возведение индустриального гиганта не было обойдено вниманием отечественных исследователей. О нем есть упоминания, правда, лишь вскользь, в ряде научных монографий, посвященных уральской промышленности в первые десятилетия советской власти1.
Проблемы, связанные с возведением завода, получили более полное отражение в научно-популярных изданиях, посвященных истории Нижнетагильского металлургического комбината, основу которого составил Новотагильский завод2.
Тем не менее, ряд ключевых аспектов, оказавших непосредственное влияние на ход и сроки окончания строительства, не получили должного освещения в литературе.
Строительство завода началось в конце 1930 — начале 1931 г. в соответствии с принятой за полгода до этого на XVI съезде ВКП (б) резолюцией, в которой указывалось: «Выполнение плана реконструкции существующих заводов черной и цветной металлургии, форсированная постройка Магнитогорского, Кузнецкого и Запорожского заводов, своевременный приступ к строительству Нижнетагильского и Бакальского заводов на Урале, строительство заводов цветной металлургии на Урале, в Казакстане и Сибири — являются задачами первостепенной важности и должны сосредоточить на себе все внимание соответствующих партийных, советских, хозяйственных и профессиональных органи-заций»3.
Согласно первоначальным планам, Новотагильский завод должен был стать одним из крупнейших в мире и по своим масштабам уступать лишь Магнитогорскому комбинату — ключевому элементу Урало-Кузнецкого комплекса. Проектом предусматривалось внедрение всего самого лучшего и совершенного, что только имелось в мировом промышленном арсенале.
Предполагалось, что завод будет работать на местной руде и кизеловском коксе и обеспечивать прокатом крупнейшие предприятия региона, включая Уралмашзавод в Свердловске и вагоностроительный завод в Нижнем Тагиле4.
К окончанию 1932 г. в доменном цехе были подготовлены бетонные фундаменты под первые две доменные печи, а на заводе огнеупоров было возведено здание периодических печей, закончены фундаменты под печи и под здания цехов, построена дымовая труба. Для заводской теплоэлектроцентрали (ТЭЦ) были подготовлены фундаменты и установлена часть колонн. Пуск первой очереди завода был намечен на середину 1934 г.5
А вот как А. Б. Аристов — завотделом и секретарь Свердловского обкома ВКП (б), в конце 1930-х курировавший строительство и ввод в строй НТМЗ, описывал то состояние, в котором завод пребывал спустя восемь лет после начала строительства: «.. .Безжизненная стройка являла собой печальное зрелище заброшенности и запустения. По всей немалой территории зияли котлованы и канавы, частью осыпавшиеся, частью залитые водой. Уныло торчали остовы коксохимического завода, доменной печи, мартеновского цеха. Вольготно себя чувствовали в недостройках лишь свившие здесь гнезда грачи»6.
В январе 1938 г. увидел свет приказ наркома тяжелой промышленности СССР Л. М. Кагановича «О строительстве Новотагильского металлургического завода». В приказе категорически утверждалось, что затягивание строительства завода произошло вследствие «вредительства, имевшего место в планировании, проектировании, организации и ведении работ».
Констатирующая часть приказа звучала как приговор: «Строительство и ввод в эксплуатацию Новотагильского металлургического завода преступно затянулись. Вредительское размазывание средств и бесхозяйственность строительства привели к тому, что при затратах в 325 млн р. за 6 лет строительства в эксплуатацию введен только один производственный бандажный цех в 1937 г., стоимостью 28 млн р.
Многочисленные изменения состава проекта завода и вредительская система планирования капиталовложений прежнего руководства ГУМПа (Гуревич, Каннер, Точинский и б[ывшие] руководители стройки) срывали нормальный ход развития строительства и повлекли неэффективные затраты и громадные убытки.
Результатом вредительского руководства проектированием явилось 7 генпланов завода и аннулирование более 50 тыс. штук чертежей на общую сумму 12,5 млн р. Технические сметы и проекты имели многочисленные грубейшие ошибки. Из-за дефектности смет затруднилось финансирование строительства. На стройке широко практиковалось бывш[им] руководством разбазаривание средств и грубейшее нарушение финансовой дисциплины»7.
В приказе были прописаны организационно-технические мероприятия по скорейшему окончанию строительства и названы конкретные, с указанием точных дат, сроки пуска основных агрегатов завода. Первые две доменные, две мартеновские печи и ТЭЦ должны были заработать осенью того же 1938 г. Одновременно предполагалось ввести в эксплуатацию две коксовые батареи.
Приказ Л. М. Кагановича так и остался на бумаге. Ни в 1938-м, ни в следующем году эти объекты в состав действующих не вошли.
У Аристова сложилась своя точка зрения на причины затягивания строительства Новотагильского завода. По его мнению, в том не было чьей-либо злой воли, а просто желание превысило возможности. «Для создания одновременно трех металлургических гигантов — Магнитки, Кузнецка и Нижнего Тагила — не хватило ни средств, ни рабочих рук, ни оборудования, — отмечал он. — Пришлось придержать строительство одних предприятий, временно поступиться ими, чтобы быстрее ввести в строй другие и получить от них отдачу»8.
Мнение известного специалиста по истории уральской индустрии С. В. Устьянцева отчасти созвучно с доводами А. Б. Аристова: «Страна фактически не имела сил для одновременного возведения нескольких металлургических гигантов. Достройка Магнитогорского и Кузнецкого заводов потребовала гораздо больших средств и ресурсов, чем планировалось. В этих условиях тагильские новостройки, за исключением Уралвагонстроя, стали обеспечиваться по остаточному принципу.
Уже в середине 1932 г. сокращение квартальных лимитов вынудило приостановить возведение доменного цеха, а к концу года — законсервировать его. То же самое произошло и со строительством ТЭЦ»9.
Вместе с тем С. В. Устьянцев признает, что не хватало не только средств, но и умения правильно их распределять: «.Реально выделенные государственные средства, по копейкам собранные у загнанных в колхозы крестьян и из скромных зарплат рабочих, на многие годы омертвлялись без малейшей пользы, в буквальном смысле зарывались в землю». Что решение о создании завода было принято без тщательного изучения местных условий, особенно в части снабжения его рудой и топливом: «Развертывать строительство крупного металлургического завода, оставляя в стороне вопрос рудной базы, — ошибка поразительная. Чтобы избежать ее, не обязательно иметь специальное образование. Достаточно здравого смысла». И что в Нижнем Тагиле в полной мере проявилась ведомственная разобщенность: «Добычей руды заведовала Главруда, выплавкой металлов — Главное управление металлургической промышленности, коксом -Главкокс, огнеупорами — Главогнеупор, производством вагонов — Главвагон и т. д. У каждого из главков были свои интересы и приоритеты в направлении капиталовложений, никоим образом не согласуемые с другими главками — так и хочется сказать “баронствами”»10.
К вышесказанному можно добавить, что немалая ответственность за ход строительства лежала на городских и областных органах партийно-государственной системы власти. Именно партийные органы, в руках которых сосредотачивалась немалая власть, были обязаны подняться над узковедомственными интересами, компетентно отстаивать в центральных и высших органах власти интересы регионального развития, грамотно осуществлять контроль над использованием выделенных материально-технических ресурсов.
Но кто в те годы стоял у партийного руля Тагила и области?
В 1929-1937 гг. Уральский, а затем -Свердловский обком партии возглавлял член ЦК ВКП (б) Иван Дмитриевич Кабаков. Родился он в 1891 г. в крестьянской семье в деревне Княж-Павлово Княжинского уезда Нижегородской губернии. Там же окончил церковно-приходскую школу, безуспешно пытался учиться в местном министерском училище, в 1913 г. устроился слесарем на Сормовский завод Нижнего Новгорода.
Более успешно для Ивана Кабакова складывалась партийная и революционная деятельность. Октябрьская революция вознесла слесаря в органы власти в Нижнем Новгороде и губернии, в Гражданскую войну в качестве командира отряда Красной Гвардии он участвовал в боевых действиях в районе Воронежа, после чего остался в Воронеже председателем горсовета.
С 1921 г. находился на ответственной партийной работе: работал председателем комиссии по пересмотру, проверке и очистке партийных рядов в Башкирской АССР, в 1922 г. был назначен сразу ответственным секретарем Ярославского губкома РКП (б), с 1924 г. работал в Тульском губкоме РКП (б): пару месяцев — заведующим орготделом, затем — ответственным секретарем.
На Урал, в Свердловск И. Д. Кабаков приехал весной 1928 г. в качестве председателя Уральского облисполкома, а в начале следующего 1929 г. с назначением первым секретарем обкома ВКП (б) возглавил огромную Уральскую область, площадь которой была больше площади Германии, Франции, Италии и Англии вместе взятых. В 1934 г., когда трудноуправляемая Уральская область была разукрупнена, Кабаков возглавил Свердловский обком ВКП (б)11.
Работа Кабакова на Урале по времени совпала с грандиозными переменами в стране.
С вступлением региона в эпоху индустриализации на его территории начали возводиться сотни промышленных предприятий, среди которых были металлургические и машиностроительные гиганты, составлявшие гордость советской индустрии, создавались новые отрасли промышленности.
И. Д. Кабаков много ездил по новостройкам, произносил речи. Вникать в детали производственных и строительных технологий ему, получившему лишь церковно-приходское образование, даже при всем желании было весьма непросто. Зато подхалимы не замедлили провозгласить его вождем уральских большевиков. Едва минуло три года, как Кабаков появился на Урале, его имя стал носить вступивший в эксплуатацию Магнитогорский рудник.
Спустя еще три года в честь нового уральского вождя были переименованы г. Надеждинск и район, центром которого он являлся: отныне они стали Кабаковском и Кабаковским районом, заодно его имя было присвоено старому Надеждинскому заводу. Кроме того, именем Кабакова были названы металлургический и педагогический институты в Свердловске. строительный техникум, верхнеосетинский металлургический и синарский труболитейный заводы, колхозы и совхозы, улицы, спортивные сооружения и дома культуры в городах и поселках12.
Образовательный уровень двух других ведущих членов областного руководства — второго секретаря обкома ВКП (б) К. Ф. Пшеницына и председателя облисполкома В. Ф. Головина, был приблизительно таким же, как и «вождя уральских большевиков». К тому же роль членов бюро обкома при авторитарном правлении Кабакова была значительно принижена. Даже Пшеницын, одновременно входивший в состав Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП (б), чтобы сохранить за собой пост в обкоме и не разделить печальную участь некоторых предшественников, был вынужден на заседаниях и совещаниях во всем поддакивать Кабакову, опасаясь лишний раз высказать свое мнение13.
С начала строительства тагильских гигантов и до конца «эпохи Кабакова» у партийного руля Тагила сменилось несколько руководителей: П. И. Тиунов (1930-1933 гг.), М. В. Кузнецов (1933-1935 гг.), Ш. С. Окуджава (1935-1937 гг.), Л. Н. Пальцев и Г. С. Богачев (оба — по нескольку месяцев в 1937 г.).
Всех этих руководителей объединяло наличие лишь начального общего образования, специальное было не у всех и только партийное, все они имели опыт партийно-пропагандистской и организационно-партийной работы, некоторые работали в комсомоле. На заводах, если и работали, то в юные годы и на рабочих местах, к тому же весьма непродолжительное время по сравнению с работой партийной. Ни инженеров и техников, ни опытных хозяйственников среди тагильских наместников Кабакова не было14.
Основная масса партийных руководителей первой половины 1930-х гг. фактически представляла собой пропагандистов, умевших произнести яркую зажигательную речь. И свои функции они видели в том, чтобы зажечь в трудящихся массах огонь энтузиазма, мобилизовать, направить и т. д. Как правило, они не были в состоянии разобраться в нюансах промышленного производства, тонкостях строительства и транспорта, в экономических проблемах. Призывы И. В. Сталина к овладению техническими знаниями они игнорировали, опыта работы на хозяйственных должностях не имели. При этом ревностно охраняли вверенные им партийные структуры власти от «технарей», небезосновательно подозревая в них своих потенциальных конкурентов.
Поэтому неудивительно, что в первой половине 1930-х гг. партийные инстанции сумели лишь развернуть вокруг строительства Новотагильского завода грандиозную пропагандистскую шумиху и даже нанять специального литератора для написания славной истории становления металлургического гиганта15.
Фактическим началом строительства Новотагильского завода А. Б. Аристов небезосновательно считал 1939 г. Действительно, темпы строительства завода в том году значительно выросли. Стройка, наконец, вступила в период монтажа основных агрегатов первой очереди завода — доменной печи № 1, мартеновских печей, ТЭЦ. План капитального строительства завода в 1939 г. впервые за последние несколько лет был выполнен почти на 91 %16.
Что же изменилось в 1939 г.? Что способствовало достижению столь высоких результатов?
Межведомственная несогласованность никуда не исчезла. Так, Главснаб в 1939 г. сорвал плановые поставки на строительство НТМЗ необходимого электрооборудования и различной аппаратуры. Главруда все так же обвинялась в «недопустимом отставании в подготовке сырьевой базы (железная руда, известняк) для вновь пускаемых цехов». А Главтрансупр затянул с организацией транспортного хозяйства завода, с его укомплектованием железнодорожным подвижным составом.
Не ушла в прошлое и чехарда с проектами завода: Главное управление металлургической промышленности в феврале 1940 г. констатировало «совершенно неудовлетворительное состояние с техническими проектами, рабочими чертежами и сметами второй очереди завода, в результате чего строительство новых объектов в 1940 г. <…> находится под угрозой срыва». И потребовало подготовить новый (уже который по счету?!) генплан17.
Главные изменения, которые произошли к 1939 г., заключались в другом. В том, что к руководству всеми звеньями огромной управленческой машины пришли новые люди. Те, что заняли ключевые административно-хозяйственные и партийно-государственные посты, ставшие вакантными в ходе массовых репрессий 1937-1938 гг. Важнейшим итогом сталинской кадровой революции стало резкое повышение образовательного и профессионального уровня партийно-государственной номенклатуры.
Безусловно, говорить исключительно о позитивных изменениях в социально-профессиональном портрете носителей власти было бы неверным. Тот же А. Б. Аристов неоднозначно оценивал влияние политических событий второй половины 1930-х гг. на уровень профессионализма управленческого корпуса. Говоря о себе как относительно молодом партийном работнике, Аверкий Борисович отмечал: «Молоды были и другие секретари и руководящие работники обкома. В силу известных трагических событий тридцать седьмого года молоды были и руководители заводов. Иные чересчур молоды и зачастую малоопытны. Одни излишне самоуверенны, другие, напротив, из опасения повредить делу, излишне осторожны. Известный тезис Сталина о сочетании старых и молодых кадров “в одной упряжке” оставался мудрой, но мало реализованной мыслью»18.
Тем не менее не вызывает сомнений: на пленумах партийных комитетов, партийных собраниях и производственных совещаниях партийные руководители и хозяйственники заговорили на одном языке — языке специалистов. И, если судить исключительно по этим выступлениям, не всегда можно было с уверенностью сказать, кто именно стоит на трибуне: директор завода, управляющий трестом, председатель исполкома или секретарь комитета ВКП (б).
Кроме того, трагическая судьба, постигшая их предшественников, пусть безграмотных и элементарно некомпетентных, заставляла молодое поколение управленцев с большей ответственностью относиться к порученному делу.
Нижнетагильский горком ВКП (б) с мая 1938 г. возглавлял бывший главный механик Уральского вагоностроительного завода Ф. Е. Трохов. Ровесник века, в 1935 г. Федор Ефимович окончил Бежицкий машиностроительный институт по специальности инженер-механик-технолог, в Нижний Тагил, на Уралвагонзавод приехал по распределению. На заводе работал конструктором, мастером, механиком цеха, с 1937 г. — главным механиком завода. Ф. Е. Трохов имел опыт партийной работы на низовом уровне: на рабфаке и в институте являлся членом бюро партячейки, полгода возглавлял институтскую парторганизацию, на заводе стал пропагандистом, членом парткома и даже недолгое время работал секретарем парткома завода. Тем не менее, отсутствие малейшего опыта руководящей партийной работы хотя бы районного масштаба негативно сказывалось на эффективности его руководства крупным промышленным центром19.
В октябре 1939 г. Ф. Е. Трохова сменил выпускник Уральского индустриального института, инженер-строитель по образованию 35-летний Михаил Иванович Горбунов. Простой деревенский парень, без образования, в юности он устроился грузчиком на один из ижевских заводов, работал там чернорабочим, землекопом, бетонщиком, плотником, затем — старшим рабочим и помощником прораба.
За восемь лет работы строителем Михаил Горбунов сумел одновременно окончить школу взрослых повышенного типа, курсы по подготовке во втузы и три курса строительного техникума, а в 1932 г. поехал в Свердловск поступать в строительный институт.
«Стойкому, выдержанному и политически грамотному члену партии», активному общественнику и передовику в учебе М. И. Горбунову парторганизация института (в руководство которой с 1935 г. входил А. Б. Аристов) поручила направлять работу кружков по изучению текущей политики и истории ВКП (б), в 1936 г. утвердила парторгом строительного факультета.
Талантливого студента в конце 1937 г. заприметили в Свердловском обкоме ВКП (б) и взяли к себе на работу инструктором промышленного отдела. Но это не стало для него поводом забросить институт и посвятить себя партийной карьере. Пусть через шесть лет после поступления, но М. И. Горбунов сумел стать дипломированным специалистом-строителем. А спустя еще полтора года был утвержден первым секретарем Нижнетагильского горкома ВКП (б)20. Кто как не строитель по образованию и опыту работы, успевший окинуть взглядом промышленность с высоты «областной колокольни», мог уверенно и со знанием дела возглавлять город, представлявший собой гигантскую стройку?
Состав областного руководства кардинальным образом изменился после того, как в последних числах 1938 г. решением Политбюро ЦК ВКП (б) первым секретарем Свердловского обкома партии был утвержден Василий Михайлович Андрианов.
Необходимо заметить, что Андрианов, как ни рвался, так и не сумел получить высшего образования. Дважды на протяжении 1930-х гг. он совершал отчаянные, правда, безуспешные попытки получить вузовский диплом. В августе 1931 г. только что закончившего первый курс Московского института имени К. Либкнехта Василия Андрианова, успевшего зарекомендовать себя на партийной работе в качестве секретаря парткома института, забрали в Бауманский райком ВКП (б) г. Москвы заместителем заведующего орготделом.
Спустя три года, став инструктором Московского горкома ВКП (б), тридцатидвухлетний Василий Андрианов предпочитает партийной карьере учебу на механико-математическом факультете знаменитого МГУ. И вновь неудача: студента-четверокурсника в ноябре 1937 г. партийные кадровики отлучают от учебы и направляют из столицы в Ивановскую область первым секретарем Ковровского горкома ВКП (б)21.
Эти обстоятельства, однако, не помешали В. М. Андрианову сразу по прибытии в Свердловск сделать ставку именно на специалистах высшей квалификации, разумеется, носивших в карманах партийные билеты. Первый секретарь обкома не опасался окружать себя более квалифицированными специалистами, нежели он сам: интересы дела новый руководитель области ставил выше личных.
При комплектовании руководящими кадрами партийно-государственных структур он, прежде всего, обратил свой взор в сторону хозяйственников с высшим (реже -незаконченным высшим) техническим образованием, и преподавательский состав вузов. Предпочтение отдавалось специалистам с опытом работы хотя бы в низовых партийных организациях, ячейках: это не только лишний раз свидетельствовало о присутствии у них организаторских способностей, но и наличии хотя бы минимальных представлений о принципах функционирования партийно-государственной системы власти.
Немаловажным было и то обстоятельство, что анкетные данные таких кандидатов на должности неоднократно проверялись и перепроверялись в ходе чисток 1936-1938 гг.
На остававшийся длительное время вакантным пост председателя облисполкома Андрианов выдвинул горного инженера по образованию, директора Свердловского горного института И. Л. Митракова. Место третьего секретаря обкома ВКП (б) (вторым был аграрник) занял выпускник этого же института, недавний инструктор в аппарате обкома партии и первый секретарь Надеждинского горкома ВКП (б) А. С. Некрылов (правда, с Некрыловым Андрианов не сработался и вскоре заменил его инженером-металлургом, выпускником Ленинградского индустриального института П. Н. Иванищеном). В конце 1939 — начале 1940 г. Андрианов «обескровил» Уральский индустриальный институт — забрал на руководящую партийную работу молодых кандидатов наук доцентов А. Б. Аристова, Н. М. Лапотышкина и П. А. Жукова22.
Именно этим руководителям предстояло координировать работу среднеуральской промышленности, нести колоссальную ответственность за ее состояние и пути дальнейшего развития.
Заинтересованность областного руководства в возведении Новотагильского завода обуславливалась наличием на территории области крупных металлоемких производств, среди которых выделялись флагманы советской индустрии — Уральский завод тяжелого машиностроения и Первоуральский новотрубный завод.
В Нижнем Тагиле по соседству с НТМЗ располагался Уральский вагоностроительный завод. Эти и другие предприятия постепенно наращивали свое производство и, соответственно, испытывали все большую потребность в металле. Металл же приходилось завозить за сотни километров — с Магнитогорского и Кузнецкого комбинатов. Железная дорога, особенно в зимнее время, с трудом справлялась с возраставшими перевозками. «В простейшее, как в школьной задачке, условие: “Из пункта М в пункт К вышел поезд.” — врывались внезапные морозы, бураны, в пути возникали непредусмотренные остановки, и их тотчас болезненно чувствовали в Первоуральске или на Уралмаше, — вспоминал А. Б. Аристов. — В обкоме начинали тревожно звонить телефоны: “Нет металла!..” Хочешь, не хочешь, приходилось подключаться, приходить на помощь заводам». Все острей вставал вопрос о строительстве вторых путей на наиболее загруженных магистральных направлениях23.
Эти обстоятельства вынуждали руководителей Свердловского обкома ВКП (б) требовать от вышестоящих инстанций санкцию и средства на продолжение строительства Новотагильского металлургического завода.
Не все разделяли мнение Свердловского обкома партии, имелись и противники строительства завода. Наиболее влиятельным среди них, пожалуй, был академик, председатель президиума Уральского филиала Академии наук СССР пятидесятипятилетний Иван Павлович Бардин. В Академии наук И. П. Бардин возглавлял созданный им в 1939 г. Институт металлургии. В металлургической отрасли Иван Павлович был столь же значительной фигурой, что и в академической науке.
С 1937 г. он занимал руководящие посты в системе черной металлургии: работал в Наркомате тяжелой промышленности СССР сначала главным инженером Главного управления металлургической промышленности, затем -председателем технического совета наркомата, в 1939 г. был утвержден заместителем наркома черной металлургии СССР.
Новотагильский завод был запроектирован как гигант коксовой металлургии с большими доменными печами и мартенами с основной футеровкой. Металл из сернистых руд, выплавленный на минеральном топливе, должен был использоваться для проката грубых массовых изделий — рельсов, балок, швеллеров и т. д. Бардин же был последовательным сторонником развития традиционной для Урала древесноугольной металлургии. Иван Павлович был уверен, что потребность советской индустрии в древесноугольном чугуне будет возрастать с каждым годом, что страна чрезвычайно нуждается в качественной стали, которая должна выплавляться на чистом древесноугольном чугуне.
Выплавленный из чистых руд на древесном угле чугун идеально подходил для изготовления качественных отливок: деталей машин и станков, колес Гриффина. Высококачественная древесноугольная сталь предназначалась для выделки оружия, инструментов, шарикоподшипников. Академик считал, что на Урале есть все возможности для расширения сырьевой базы древесноугольной металлургии, для чего требовалось энергично продолжать промышленную разведку, в первую очередь чистых железных руд и одновременно вести исследовательскую и экспериментальную работу по изысканию оптимальных методов обогащения этих руд24.
Бесспорным являлся и тот факт, что древесноугольная металлургия на Урале имела прочную топливную базу. «Мы несколько страдаем от “гигантомании” и чрезмерно больших масштабов, не всегда применимых в условиях Урала, — предупреждал И. П. Бардин в 1939 г. — Многие металлурги, техники и экономисты пытаются сравнивать работу уральской металлургии с Магнитогорским комбинатом или Кузнецким, причем это сопоставление делают чисто механически, без учета ряда факторов, и в этом заключается основная ошибка»25.
Ученый призывал вкладывать средства в техническое перевооружение древесноугольной металлургии, в механизацию трудоемких процессов, в строительство новых железнодорожных путей, необходимых для обеспечения металлургического производства дровами.
И. П. Бардин считал недопустимой сложившуюся практику, когда значительная часть уральских древесноугольных чугунов подвергалась переделу в основных мартеновских печах. «Это — в корне неправильно, — отмечал академик. — Надо качественные уральские чугуны переделывать преимущественно на кислой подине; в частности, шарикоподшипниковая сталь, выплавляемая на кислой подине мартеновских печей, получается более высокого качества, чем даже в электропечах. Так, шарикоподшипниковые заводы фирмы СКФ в Швеции работают исключительно на кислой мартеновской стали, а у нас это пока неразрешенная проблема»26.
Для противников строительства НТМЗ были очевидны слабость его рудной базы и экономическая нецелесообразность снабжения топливом из Кузбасса. Их мнение было созвучно с точкой зрения выдающегося ученого-металлурга В. Е. Грум-Гржимайло, высказанной им еще в середине 1920-х гг.: «Постройка заводов у Благодати и Высокой для меня совершенно не ясна. Рудники совсем не исследованы. <…> О заводе-гиганте здесь думать рано. Мы можем для него выбрать место неудачно и погубить дело, даже не начав. <…> К сожалению, уральцами овладела мания величия. Дело не в величине завода, а в его роли в жизни страны и доходности»27.
Несмотря на столь авторитетные мнения, Свердловскому обкому ВКП (б) удалось отстоять в высших властных инстанциях продолжение строительства завода. Первый секретарь обкома ВКП (б) В. М. Андрианов и нарком черной металлургии СССР Ф. А. Меркулов с трибуны ХУШ съезда ВКП (б) в марте 1939 г. говорили о вводе в строй Новотагильского завода как о вопросе уже решенном. «В ближайшее время будет пущен Нижнетагильский металлургический комбинат, который по своему объему будет не меньше Магнитогорского», — заверял делегатов съезда Андрианов. Завершение строительства завода в третьей пятилетке было зафиксировано и в принятой на съезде резолюции28.
Строительство Новотагильского завода было взято Свердловским обкомом ВКП (б) под неослабное наблюдение. Крупнейшие в области капиталовложения пошли на Тагильский и Ревдинский (где возводился Среднеуральский медеплавильный завод) промышленные узлы29.
Имея на руках решение съезда ВКП (б), Свердловский обком партии мог рассчитывать на «зеленый свет» в самых различных властных инстанциях, где приходилось разрешать многочисленные проблемы строительства гигантского завода. К примеру, по признанию управляющего трестом «Тагилстрой» А. С. Вишневского, однажды трест «проморгал» часть оборудования для НТМЗ, и оно не было включено в специальное постановление Политбюро ЦК ВКП (б). Чтобы заполучить недостающее оборудование, пришлось приложить немало усилий30.
Вне всяких сомнений, трудности были бы несоизмеримо большими, если бы не состоялось решение съезда партии, обязательного для всех властных структур.
Немаловажное внутриобластное значение имели постановления «местного партийного съезда» — Свердловской областной конференции ВКП (б).
Первый секретарь Нижнетагильского горкома ВКП (б) М. И. Горбунов в выступлении на конференции обозначил наиболее слабые места строящегося гиганта: «Нельзя не остановиться на том, что домна Новотагильского метзавода сейчас готова, можно ее пускать, но нет кокса, а без кокса домну не пустишь, коксохимический завод резко отстает от строительства домны и ТЭЦ.
Необходимо отметить, что областной комитет партии недостаточно уделял внимания и помогал городской партийной организации в части подтягивания этого участка работы.
Несмотря на то, что было специальное решение областного комитета партии о Коксохимстрое и неоднократно вопрос ставился перед Наркомстроем и его главками, однако резкого сдвига, резкого улучшения работы пока мы не наблюдаем. <…> Тагильская партийная организация не разрешила вопрос в отношении рудной базы для НТМЗ. Было специальное решение областного комитета партии, однако воз поныне там. Я считаю, товарищ Андрианов, что трест “Уралруда” этим вопросом не занимается, а этим вопросом надо заниматься. Ибо, если мы в этом году не построим Лебяжинскую обогатительную фабрику и резко не увеличим мощность наших рудников, то мы придем с нулевыми остатками к началу 1941 года, тем самым поставим под угрозу работу Новотагильского и других заводов. Поэтому вопрос создания рудной базы для Новотагильского завода надо решать немедленно»31.
Поднятые Горбуновым проблемы нашли отражение в принятой на конференции резолюции: «Конференция обращает особое внимание обкома ВКП (б) на необходимость повседневного контроля и руководства делом подготовки и ввода в эксплуатацию Новотагильского металлургического и коксохимического заводов и обеспеченности их рудной базой»32.
Рудная база была «ахиллесовой пятой» не только еще не введенного в строй Новотагильского завода, но и большинства других заводов черной металлургии.
В 1939 г. Верхнесинячихинский, Нижнесергинский и Теплогорский металлургические заводы имели простои из-за отсутствия руды. Начальник областного УНКВД И. В. Иванов на областной партконференции констатировал, что добытой в 1939 г. руды хватило только потому, что трест «Тагилстрой» не уложился в установленные Правительством сроки пуска Новотагильского металлургического завода. Руководители Серовского металлургического завода и Серовского горкома ВКП (б) всерьез опасались, что с пуском Новотагильского завода и без того тяжелая ситуация с их обеспеченностью рудой значительно усугубится. Даже при выполнении ближайшими Богословскими железными рудниками производственной программы Серовский завод мог рассчитывать на 160 тыс. т руды, тогда как четыре действующих доменных печи требовали до полумиллиона тонн33.
Рудная база будущего гиганта стала непреходящей «головной болью» областного руководства. В. М. Андрианов и А. Б. Аристов выезжали на железные рудники и на месте знакомились с обстановкой. Лишь 37 % руд, добываемых на ближайшем к Новотагильскому заводу Высокогорском руднике, считались пригодными для проплавки, еще 25% требовали промывки, 37 % можно было применять только после магнитного обогащения.
Подобная картина была характерна для всех рудников Тагило-Кушвинского района: основная часть добываемых железных руд нуждалась в значительной предварительной подготовке.
Особые надежды партийные и хозяйственные руководители связывали со строившейся в Нижнем Тагиле Лебяжинской обогатительной фабрикой (об этой фабрике на областной партконференции говорил тагильский секретарь М. И. Горбунов). Печальная судьба ее строительства во многом повторяла судьбу строительства Новотагильского завода, для которого она предназначалась: острая нехватка финансирования, рабочих рук, бесконечные изменения технического проекта. В начале 1940 г., когда стройка отметила свое десятилетие, готовность Лебяжинской фабрики составляла всего 15 %. Очередной срок ее сдачи в эксплуатацию — май 1940 г. -был сорван. Несмотря на катастрофическое положение, все рабочие с «Лебяжки» были брошены на другой «горящий» объект, на котором были сконцентрированы все материальные и людские ресурсы, — доменную печь НТМЗ. Из персонала на фабрике остались лишь 12 человек пожарной охраны. Первый заместитель наркома по строительству СССР П. А. Юдин с нетерпением ожидал пуска доменной печи, чтобы перебросить все силы на «Лебяжку». Дата ввода в строй фабрики была перенесена на ноябрь месяц34.
Завод ждать столько времени не мог. Для составления рудного баланса Новотагильского завода была образована специальная правительственная комиссия. Решением комиссии основная тяжесть по обеспечению рудой завода, только одна доменная печь которого почти удваивала выплавку чугуна в Свердловской области, ложилась на Высокогорский рудник.
Такое решение больно ударяло по другим основным потребителям этого рудника — нижнетагильскому имени В.В. Куйбышева и нижнесалдинскому металлургическим заводам.
Сбылись и мрачные предчувствия серовчан: некоторую часть руды с Высокогорского рудника получал Серовский завод. Кроме того, страдали другие заводы: трест «Уралруда» был вынужден запланировать завоз на Новотагильский завод свыше 200 тыс. т руды с отдаленного Бакальского рудника35.
Другой наболевшей проблемой, ставшей серьезным препятствием на пути развития металлургической промышленности, была проблема кадровая. Мало кто из руководителей промышленных предприятий и строительных организаций не жаловался на нехватку рабочих и инженерно-технических кадров.
К примеру, директор старого Нижнетагильского металлургического завода имени Куйбышева высказывал опасения, что с пуском Новотагильского завода он совсем останется без кадров — все перейдут на НТМЗ как более современное и технически лучше оснащенное предприятие36.
Строительство НТМЗ и сам завод в это время также страдали от кадровых проблем. Со всей остротой на повестку дня встала борьба с огромной текучестью кадров.
Только за 1939 г. со стройки уволились 5247 человек, а были приняты — 5211. Строительство при этом остро нуждалось еще в 2,5 тысячах рабочих. На заводе при среднесписочном составе рабочих в 794 человека в том году уволились 1392, и были приняты 1556, то есть состав рабочих обновился в течение года трижды. Немалые трудности возникали с закреплением на стройке и заводе более квалифицированных кадров. По решению ЦК ВКП (б) в трест «Тагилстрой» перебрасывались 15 специалистов при том, что по подсчетам руководства треста на строительстве не хватало в общей сложности 35 специалистов с высшим образованием37. Но многие вновь прибывавшие рабочие и инженерно-технические работники стремились покинуть стройку.
Причины тому секретом ни для кого не являлись. Если план капитального строительства завода в 1939 г., как уже говорилось, был выполнен почти на 91 %, то план постоянного жилищного строительства — лишь на 23,8 %, районных водопровода и канализации — на 28,8 %.
Жилища на новых предприятиях возводились преимущественно временного барачного типа. Но и тех катастрофически не хватало. Первый секретарь обкома В. М. Андрианов и председатель облисполкома И. Л. Митраков, приехав в Тагил, явились свидетелями острых столкновений между хозяйственниками при распределении мест в новых бараках. «Вопрос в том, что жилье не строим, — наставлял тагильских руководителей председатель облисполкома. -Людей нужно расселить, а строительство жилья забросили»38.
Действительно, сконцентрировав силы и внимание на вводе в строй промышленных объектов, руководители города и предприятий упустили из вида бытовые условия проживания рабочих и специалистов, соцкультбыт, городское благоустройство. На все просто не хватало ни средств, ни сил.
Жилье к зиме 1939-1940 гг. было подготовлено крайне плохо, в бараках было холодно и грязно. Город оставался неблагоустроенным. «Водопровод и канализация отсутствует, все загажено.», — информировал областное руководство директор одного из тагильских заводов.
Дороги находились в запущенном состоянии, трамвайной линией Уралвагонзавод, новотагильский и 63-й механический заводы, Рудник имени III Интернационала связаны не были (только в марте 1940 г. был пущен трамвай из центра города на Уралвагонзавод).
Городская баня не могла удовлетворить всех желающих помыться, а закончить строительство бани на Вые у города не хватало сил. Театра в Нижнем Тагиле не было, действовавшие кинотеатры вместить всех стремящихся приобщиться к киноискусству возможности не имели.
Случалось, что в холода городские больницы не отапливались по нескольку дней, температура в отделениях, в частности детском, доходила до +6 градусов. Больные к основному заболеванию добавляли воспаление легких. Обеспеченность бельем больниц составляла около половины требуемого, да и то было сильно изношено.
Широкую известность получила история, как в больнице на Тагилстрое больного мужчину вынуждены были одеть в женскую одежду. Новорожденных завертывали в домашние тряпки. Врачи не выдерживали невыносимых условий и стремились покинуть город.
Поэтому неудивительно, что когда директор 63-го завода И. Д. Демидов увольнял за какие-то провинности одного из инженеров, тот выразил ему благодарность за предоставленную возможность выехать из Тагила39.
К этому остается добавить, что работы на стройке НТМЗ оставались тяжелыми ручными, механизация строительства оставляла желать лучшего. «У нас на участке применяются большей частью лопата и лом, которые стали высшим механизмом», — прямо заявлял на городской партконференции директор Новотагильского завода В. М. Овчаренко40.
Чтобы на месте решать проблемы, связанные со строительством завода, в Нижнем Тагиле поселился заместитель наркома по строительству СССР П. А. Юдин, который перебрасывал строителей с одного пускового объекта на другой. Для ускорения пуска Новотагильского завода он снял рабочих даже со строительства Уралвагонзавода и временно перевел их в «Тагилстрой»41.
Наркоматы подгоняли тагильских строителей. Совместным приказом союзные наркомы по строительству — С. З. Гинзбург, черной металлургии — Ф. А. Меркулов, электростанций — А. И. Летков обязали строителей металлургического и коксохимического заводов сделать все от них зависящее, чтобы уже в конце мая заводы дали стране кокс и чугун. Выполнить этот приказ, однако, тагильчане возможности не имели. Даже на наиболее подготовленном к пуску объекте — доменной печи № 1 — эксплуатационники в середине мая насчитывали около двухсот недоделок42.
Пуск доменной печи, знаменовавший собою введение Новотагильского металлургического завода в строй действующих, состоялся только 25 июня 1940 г. Неделей ранее на Нижнетагильском коксохимзаводе были получены первые тонны кокса. В сентябре того же года мартеновская печь НТМЗ выдала первую сталь43.
Начавшаяся Великая Отечественная война поставила точку в споре между сторонниками и противниками строительства Новотагильского завода. После оккупации фашистскими войсками Украины и прекращения работы металлургических заводов в центрально-европейской части РСФСР на Урал легла основная тяжесть по снабжению военно-промышленного комплекса металлом.
Новотагильский завод явился уникальной площадкой для размещения и ввода в эксплуатацию эвакуированного сложного металлургического оборудования. В течение военных лет шло непрерывное наращивание производственных мощностей, завод стал одним из крупнейших в отрасли. Огромный вклад завода в Победу над фашистской Германией неоспорим.
Примечания
1 Клименко, К. И. Уральский промышленный район. М., 1945. С. 14; Липатов, Н. П. Черная металлургия Урала в годы Великой Отечественной войны (1941-1945 гг.). Очерки истории строительства. М., 1960. С. 16-19, 22; Осинцев, А. С. Черная металлургия Урала. Свердловск, 1960. С. 49; Бакунин, А. В. Борьба большевиков за индустриализацию Урала во второй пятилетке (1933-1937 гг.). Свердловск, 1968. С. 68, 333, 380; История народного хозяйства Урала (1917-1945) : в 2 ч. Свердловск, 1988. Ч. 1. С. 96, 138, 169; Антуфьев, А. А. Уральская промышленность накануне и в годы Великой Отечественной войны. Екатеринбург, 1992. С. 22, 24-25; Алексеев, В. В. Металлургия Урала с древнейших времен до наших дней / В. В. Алексеев, Д. В. Гаврилов. М., 2008. С. 562-563 и др.
2 Васютинский, В. Ф. Хранители «старого соболя». История трудового коллектива Нижнетагильского металлургического комбината. Свердловск, 1990. С. 102-131; Три столетия «старого соболя». Екатеринбург, 2005. С.52-74.
3 XVI съезд Всесоюзной коммунистической партии (б). Стенографический отчет. М., 1930. С. 727.
4 Три столетия «старого соболя». С. 58-62.
5 Там же. С. 62.
6 Аристов, А. Незабываемое // Урал. 1981. № 5. С. 4.
7 Нижнетагильский городской исторический архив (НТГИА). Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 75. Л. 3.
8 Аристов, А. Незабываемое. С. 4-5.
9 Три столетия «старого соболя». С. 62.
10 Там же. С. 60, 64, 70, 74.
11 Сушков, А. В. Руководители Свердловской области : первые секретари обкома ВКП (б)-КПСС и председатели облисполкома. 1934-1991 : биогр. справ. / А. В. Сушков, С. Л. Разинков. Екатеринбург, 2003. С. 24-25; Валеев, Р. Р. Уральская область / Р. Р. Валеев, Е. В. Карманова, А. В. Козлов, Н. А. Косиков // Челябинская область : энциклопедия / гл. ред. К. Н. Бочкарев. Челябинск, 2008. Т. 6. С. 755.
12 Погорельцев, Г. Рудник имени Кабакова // Магнитог. рабочий. 2011. 18 февр.; Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. Р-3316. Оп. 30. Д. 20; УГТУ-УПИ : Люди. Годы. Управление. Вуз и личность. Екатеринбург, 2001. С. 147.
13 Сушков, А. В. «Я не враг народа». Документы о причинах самоубийства второго секретаря Свердловского обкома ВКП (б) К. Ф. Пшеницына. 1937 г. / А. В. Сушков, Е. И. Яркова // Ист. арх. 2008. № 3. С. 111, 115-116, 119, 124, 126.
14 Центр документации общественных организаций Свердловской области (ЦДООСО). Ф. 4. Оп. 22. Д. 3433. Л. 1, 19; Оп. 22. Д. 3134. Л. 1, 6, 12; Оп. 20. Д. 2866. Л. 1, 4-5, 21; Сушков, А. В. Руководители города Свердловска : первые секретари горкома ВКП (б)-КПСС (1932-1991), вторые секретари горкома ВКП (б) (1937-1950) : ист.-биогр. справ. Екатеринбург, 2007. С. 42-43.
15 Три столетия «старого соболя». С. 58-60.
16 Народ и партия едины : собрание трудящихся Ново-Тагильского завода // Тагил. рабочий. 1957. 25 янв.; Аристов, А. Незабываемое. С. 4-5; НТГИА. Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 41. Л. 2; Д. 65. Л. 1; Д. 75. Л. 1 об.
17 НТГИА. Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 65. Л. 1 об.-3.
18 Аристов, А. Незабываемое. С. 3.
19 ЦДООСО Ф. 4. Оп. 24. Д. 2307. Л. 5-8, 1314, 18, 20-27.
20 Там же. Оп. 78. Д. 157. Л. 3, 5-8; Бахтин. Верный сын партии и народа // Тагил. рабочий. 1939. 18 дек.
21 Сушков, А. В. Руководители Свердловской области. С. 38-39.
22 Там же. С. 112-114; Сушков, А. В. Руководители города Свердловска. С. 110-111; ЦДООСО Ф. 4. Оп. 34. Д. 292. Л. 22, 79 об. 82-83.
23 Аристов, А. Незабываемое. С. 4-5.
24 Янтовский, З. А. Вопросы к Аверкию Борисовичу // Личный архив Г. З. Янтовской. Л. 2; Бардин, И. П. Важнейшие проблемы Урала // Вестн. Академии наук СССР. 1939. № 8-9. С. 73; Три столетия «старого соболя». С. 54.
25 Бардин, И. П. Важнейшие проблемы Урала. С. 74.
26 Там же. С. 75.
27 Цит. по: Три столетия «старого соболя». С.54.
28 XVIII съезд Всесоюзной коммунистической партии(б).10-21 марта 1939 г.: стеногр.отчет.М., 1939. С. 224, 358, 662.
29 Аристов, А. Незабываемое. С. 5; ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 35. Д. 2а. Л. 5.
30 ЦДООСО Ф. 4. Оп. 35. Д. 9. Л. 455.
31 Там же. Д. 2а. Л. 81-83.
32 Там же. Д. 1. Л. 18.
33 Там же. Д. 2а. Л. 214; Д. 2б. Л. 61.
34 Три столетия «старого соболя». С. 72; ЦДО-ОСО. Ф. 4. Оп. 35. Д. 9. Л. 424, 438, 441, 455.
35 ЦДООСО Ф. 4. Оп. 35. Д. 9. Л. 419, 510, 512;Полисюк, М.Щедрые обещания и куцые дела/ Урал.рабочий. 1940. 23 июня.
36 ЦДООСО Ф. 4. Оп. 35. Д. 9. Л. 433.
37 Там же. Л. 453; Ф. 483. Оп. 3. Д. 42. Л. 97; НТГИА. Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 65. Л. 4 об.
38 НТГИА. Ф. Р-196. Оп. 1. Д. 65. Л. 1; ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 35. Д. 9. Л. 730.
39 ЦДООСО Ф. 483. Оп. 3. Д. 42. Л. 17, 97, 115, 122; Ф. 4. Оп. 35. Д. 9. Л. 435, 778, 780.
40 Там же. Ф. 483. Оп. 3. Д. 42. Л. 24.
41 Там же. Ф. 4. Оп. 35. Д. 9. Л. 424, 729.
42 Кодратов, Н. Пусковой период затягивается / Н. Кодратов, Л. Огнев // Урал. рабочий. 1940. 18 мая.
43 Качев, П. Есть тагильский кокс! // Урал. рабочий. 1940. 18 июня; Полисюк, М. Домна дала первый чугун // Урал. рабочий. 1940. 26 июня; Три столетия «старого соболя». С. 6668, 254-255.