Письмо студента Нижнетагильского горнометаллургического техникума М. Корякова И.В. Сталину о ситуации в Свердловской области

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ АРХИВ СВЕРДЛОВСКОЙ ОБЛ. Ф. Р. 88. Оп. 21. Д. 98. Л. 8—10. Копия.

№314

Тов. Сталин!

Вам покажется странным, когда Вы получите это письмо. Ни я, ни Вы меня не знаете и никогда не видели.

Тов  Сталин, я решил написать это письмо, чтобы Вы ясными глазами увидели суть дела. Я буду говорить только о Свердловской обл. и, в частности, о Тагильском р.

Летом 1934 г я был в лагере в Южаковском сельсовете. До этого времени у меня были все время споры с папой  Отец зимой ездил по деревням за сеном (мы в тот год не страдовали) и приезжал домой, рассказывал, в каком положении находится сейчас деревня. «Заходишь, — говорит, — в избу, на столе сидят маленькие с желтыми лицами, с большими животами дети. Они просят у матери хоть крошку хлеба, но получают слезы или ругань матери. А в некоторых случаях отец и мать в несостоянии прокормить своих детей — бросают их на милость судьбы и уезжают в город. Да я видел это собственными глазами, когда был в лагере и дежурил по столовой, к нам приходили старики и женщины и просили картофельной шелухи.

Я видел, как один старик драл целый день лыко на то, чтобы получить 400 г овсяного с мякиной хлеба. После того, как Вы съедите этот хлеб, в горле у Вас начинает колоть, как шилами, и в зубах остается мякина.

Работая на поле, крестьяне питались обваренным колобом, а в других случаях одной гнилой картошкой. Идя из столовой в лагерь, бабы, видя как мы живем, обзывали нас дармоедами. Наши руководители говорили нам, что это кулацкие выходки.

Да, это мог говорить хорошо питавшийся, а тот, который все время понукается нетерпеливым хозяином-желудком, тот, который слышит каждую минуту плач голодных ребят, тот делается зверем, он не думает, по-кулацки это или не по-кулацки».

Тов  Сталин! Вы не стояли зимой в очередях днями с 4 час. для того, чтобы купить килограмма 3 хлеба по 2 руб. (почти всю зарплату дня). Вы не слышали, что говорят рабочие-пролетарии, у которого руки не сгибаются для того, чтобы взять карандаш, Вы не знаете, как живет рабочий (простой рабочий) Тагила (я не знаю, как живет рабочий Москвы)?

Тов  Сталин! В газетах почти ничего не пишется о нуждах рабочего. Коммунисты отделились от рабочих закрытыми партактивами, а рабочему дали «ударные» магазины, в которых ничего нет, кроме муки, сечки, пальто (этого теперь много везде), капусты, соли и изредка консервы по 3 руб. 50 коп., иногда сахар, просо, мясо и больше почти ничего нет, но есть прибитые дощечки, на которых черным по белому: «Ударнику — ударное снабжение». Правда, есть «Гастроном», в котором масло 30—35 руб., разные дорогие вина, селедка по 8 руб., ветчина, колбаса 25—30 руб. и т.д.

Покупатели этих продуктов — инженеры, ответственные партработники, изредка служащие и рабочие, заходящие в магазин или посмотреть, или купить 100 г сыру, селедки или масла.

Развивается кража, днем на глазах у всех отбирают у маленьких ребят паек, или чаще видишь женщин, рвущих на своих головах волосы — вытащили деньги с документами. И все это происходит на глазах милиции. В почете — даже у партработников — взятка. Я могу привести пример с начальником городской милиции тов. (фамилию я так и не мог узнать — как бы за это не стали таскать), который взял взятку с одного человека за то, что он (нач. милиции) охлопотал1* лошадь, признанную краденой (лошадь, как впоследствии узнали, была признана краденой ошибочно). Всюду, где только требовалось похлопотать, нужны были двадцатки, пятидесятки, сотни. Да мало ли еще чего можно написать.

Мой дедушка в гражданскую войну во время занятия белыми спас 3 большевиков, будучи старостой. Этот факт знает все село. Во всех газетах печатают Ваши желанные слова «сделать колхозников зажиточными», «оделить колхозников коровами». Но эти слова остаются почти на бумаге, не считая отдельных случаев награждения ударников.

Итак, у моего дедушки была одна корова (лошадь, овец он сдал в колхоз) в 1931 г., и ее у него отобрали, осталась телка, телка подросла, и в 1931—32 г. ее опять отобрали. И вот, скопив из 80 руб. своего заработка, к которым прибавил сын, и взял взаймы у соседей. Купил с грехом пополам, пожил с коровой 6 или 7 месяцев и опять отобрали ее у него, отбив всякую мысль о покупке другой. Также и в этот раз хлопотал, бегал старик, бегал — и все напрасно. У многих отбирали дома — некоторые после долгих хлопот отдавали разрушенными, да и то кое-как.

Тов  Сталин! Я комсомолец с 1932 г, мне 15 лет, отец мой — рабочий. До революции с 12 лет работал на руднике горы Высокой на Черемховских угольных копях, строил великую Сибирскую железную дорогу, служил продавцом и т.д. После революции служил в военно-потребительном обществе, был завмагом ЦРК и опять работал на алмазном бурении, теперь коновозчиком на постройке города; с 1920 г. в профсоюзе, и только за то, что обрабатывал 1 га земли, сдавал на 1 год помещение, имел лошадь, корову — за это у него отобрали дом. Дом он купил в рассрочку с 1923 г. по 1928 г., да и то только у своих родных, а то бы не купить его нам.

Папа хлопотал с 1931 г  по сегодняшнее число — и все без результата. Везде поясняют: обрабатывал 1 га и сдавал за 380 руб. помещение для того, чтобы провести кое-какой ремонт.

Тов. Сталин! Крестьяне и рабочие терпят и здорово терпят.

Тов. Сталин! Может, Вы посчитаете нужным убрать меня из Горно-металлургического техникума как «кулацкое отродье», и чтобы не заставить Вас искать мой адрес, пишу: г. Н.-Тагил Свердловской обл., ул. им. Челюскинцев, дом № 22.249

Михаил Коряков

3 октября 1934 г.

1* Так в тексте.