К ВОПРОСУ О ПРОБЛЕМЕ «ТРУДОВОГО ДЕЗЕРТИРСТВА» ВСЛЕДСТВИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНОГО ХАРАКТЕРА УПРАВЛЕНИЯ В ТАНКОВОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ УРАЛА ПЕРИОДА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ

УРАЛЬСКИЙ ФЕДЕРАЛЬНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМ. ПЕРВОГО ПРЕЗИДЕНТА РОССИИ Б.Н.ЕЛЬЦИНА, Г.ЕКАТЕРИНБУРГ

Запарий Владимир Васильевич – доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой Истории науки и техники УрФУ, Национальный представитель РФ в Международном комитете по Сохранению Индустриального Наследия (TICCIH)

Работа выполнена в рамках НИР по программе РГНФ №16-32-01081/16 «Инновации в системе управления отраслью в чрезвычайных условиях на примере танковой промышленности Урала в 1940-е годы».

Несмотря на общий позитивный характер опыта антикризисного управления танковой промышленностью Урала в чрезвычайных условиях Великой Отечественной войны, стоит отметить ряд негативных моментов, неизбежно возникающих в условиях быстро меняющейся военно-политической и экономической ситуации.

В связи с постепенным характером милитаризации советской экономики, начиная с лета 1940 г. и с учетом все возрастающих объемов выпуска военной продукции, оборонная промышленность СССР оказалась не готова успешно функционировать в условиях начального периода Великой Отечественной войны.

Существовавшие до войны три основных центра танкостроения в районах Харькова-Мариуполя, Ленинграда и Московской области в течение первых пяти месяцев войны оказались под прямым ударом и поэтапно были выведены из строя.

Масштабная эвакуация их мощностей в тыловые регионы страны (Поволжье, Урал, Сибирь), проведенная правительством СССР, позволила сохранить ядро танковой промышленности. Однако, несмотря на все усилия большое количество кадров, оборудования и материальных запасов было оставлено на оккупированной территории, либо расхищено и потеряно по пути. Все эти факторы осложнили процесс восстановления танковой промышленности в местах их новой дислокации.

Одной из важнейших проблем возрождавшейся из «пепла» танковой отрасли на Урале стала проблема дефицита кадров. Эта тема была впервые поднята еще в советской историографии, однако, в силу идеологических и политических установок, отсутствия свободного доступа к источниковой базе, классические советские работы так и не вскрыли базовых технико-экономических и социально -политических проблем и противоречий уральской военной индустрии, связанных с резким падением количественного и качественного состава рабочих.

Они в большей степени сосредоточили внимание на деятельности партийных и советских органов по мобилизации трудовых ресурсов, подчеркивали трудовые подвиги преимущества социалистического строя. Вопросы развития самой танковой промышленности подробно практически не рассматривая [1,2,3,6].

Между тем, эвакуированные на Урал мощности ведущих предприятий танковой промышленности и их смежников оказались не в состоянии производить свою продукцию на довоенных принципах по причине потерь основной массы квалифицированных кадров, уникального станочного парка и оборудования, а также различий в плане организации производства и технологического процесса.

Если первые две проблемы были относительно успешно решены путем комплексной реконструкции производственных площадей, закупки техники за границей и административных мер по мобилизации ресурсов за счет других отраслей народного хозяйства, то нехватка квалифицированных кадров для танкостроения сохраняла свое негативное влияние на протяжении всего периода Великой Отечественной войны [4,5].

Проблему нехватки кадров в условиях чрезвычайных условий военного времени решали путем жесткого администрирования. Это означало проведение трудовой мобилизации гражданского населения на работу в военную промышленность, маневрирование трудовыми ресурсами других отраслей народного хозяйства, вплоть до насильственного перевода на другие заводы, выселения с занимаемой жилплощади людей, не связанных с военным производством.

Были введены законы военного времени, согласно которым, работники военной промышленности (в том числе и танковой) объявлялись «прикрепленными» к своим заводам на период войны, и не могли их покинуть кроме как по разрешению дирекции [8].

У рабочих и служащих предписывалось отбирать паспорта, передавая их на хранение в отдел кадров завода. Таким образом, надеялись ограничить мобильность населения. Массовая эвакуация и трудовая мобилизация привели к перенаселению основных промышленных центров Урала, создав трудности в работе коммунальной инфраструктуры и жесточайшую нехватку жилплощади.

Жилищный кризис пытались разрешить путем уплотнения проживающих в городских многоквартирных домах и расселением прибывших в близлежащих к предприятиям населенных пунктах. С большим трудом и по остаточному принципу велось строительством временного жилья низкого качества (землянки и бараки, засыпные дома). В крайнем случае, для этого даже использовались нежилые помещения. Все это в полной мере говорит о тяжести сложившейся ситуации [5].

Необходимость работать на тяжелом производстве по 11 ч. в день почти без выходных, в условиях скудного питания и тяжелых жилищных условиях, способствовали физическому и духовному истощению людей. Для оптимизации рабочего времени были максимально сокращены выходные дни. График выходных дней был разработан наркоматом весной 1942 г.

К примеру, у работников завода № 76 в 1942 г. было 15 выходных дней, в 1943 — 17, в 1944 — 14 , и в 1945 — 35[4, с. 308].

Выходные дни могли быть приурочены к государственным праздникам (7 ноября, 1 мая), в среднем один выходной в месяц. Из имеющихся в распоряжении документов сложно проследить логику каждого отдельного примера назначения выходных [7, с. 295].

Предприятия НКТП (Наркомат танковой промышленности) активно использовали труд рабочих в выходные дни для обслуживания подсобных хозяйств, что заметно сокращало время, отведенное на отдых.

Истощение способствовало увеличению заболеваемости, апатии, понижению мотивации к труду и его производительности, вызывало большие потери рабочего времени, на фоне постоянной «текучести кадров».

В 1942 г. на предприятиях Урала наблюдалось особо неблагополучная ситуация с невыходами рабочих по болезни. Так на заводе №183 только в течение июля и августа 1942 г. потери рабочего времени по болезни составили 100 тыс. рабочих дней. Основными видами болезни являлись авитаминоз и грипп. До конца войны самой массовой причиной невыхода на работу стала болезнь (7,3% в 1943 г., 6,5% в 1944 г.).

Наряду с большим количеством действительно заболевших рабочих, на некоторых заводах, вследствие ослабления контроля профсоюзных организаций над выдачей больничных листов и проверкой больных на дому, выявилось большое количество случаев симуляции болезни.

Проведенная с 14 по 29 сентября 1942 г. на ЧКЗ проверка показала, что из 1091 чел., имевших больничные, 445 чел.,(40,8%) оказались здоровыми. Эти документы были выданы им необоснованно. В чугунолитейном цехе этого завода из 115 больных с постельным режимом только 54 (39,1%) точно указали свои домашние адреса, остальные заведомо дали ложные адреса.46

Высокая заболеваемость и истощение усугублялись отставанием жилищного строительства и низким качеством жилья. На тот момент в Нижнем Тагиле в землянках проживало свыше 7 тыс. рабочих. Большинство землянок были построены на болотистой почве и часто затапливались грунтовыми водами. Строительство необходимого жилья недопустимо отставало.

За 9 мес. 1942 г. по НКТП было введено в эксплуатацию только 133 тыс. кв. м. жилплощади из 196 тыс. запланированных, т.е. 67,8%.47

Неудовлетворительное выполнение плана по жилищному строительству являлось следствием того, что материальные и людские ресурсы подрядчиков (трестов Наркомстроя), главным образом осуществлявшие жилищное строительство на заводах НКТП, были сконцентрированы на промышленных объектах.

Согласно постановлению ГКО от 7 июля 1942 г. Наркомстрой должен был сдать заводу №183 к 1 ноября 1942 г. 30 бараков. Их строительство до конца 1942 г. даже не было развернуто.

Распоряжением СНК СССР от 9 октября 1941 г. Наркомстрой обязан был к 7 ноября выстроить 25 бараков для ЧКЗ и завода №200. Это задание также не было выполнено. Из-за отсутствия обуви, постельных принадлежностей, большой удаленности жилья от места работы, некоторые рабочие могли по нескольку дней подряд жить и спать прямо в цехах своих заводов.

Еще одной причиной больших потерь рабочего времени, помимо заболеваемости, стали прогулы и самовольный уходов с работы.

Если число лиц, самовольно ушедших с работы по НКТП в мае 1942 г. составило 849 чел., в июне — 973 чел., в июле — 1826 чел., в августе — 1668 чел., а в сентябре — 1706 чел.

Несмотря на все меры контроля и взыскания, на танковых заводах в 1942 г. наблюдалось чрезвычайно большое количество прогулов. В мае месяце в целом по наркомату количество прогулов составило 2179 чел, в июне 2214 чел., в июле 1836 чел. и в августе 3582 чел., в сентябре — 3451 чел. При этом далеко не по всем фактам нарушений трудовой дисциплины, таким как прогул, опоздание, симуляция болезни либо «дезертирство», заводились уголовные дела и наступала реальная ответственность.

Так, из 3618 дел о самовольном уходе с завода, переданных ЧКЗ в прокуратуру с 1 января по 23 октября 1942 г. было осуждено лишь 894 чел.,(24,7%)из них очно — 281 (7,8%) и 613 заочно (16,9%).48

Мы видим, что процент осужденных в действительности был невелик. Имели место факты, когда одни и те же лица по 3-4 раза осуждались народным судом за нарушение трудовой дисциплины и в отношении них не принимались суровые меры взыскания, согласно законам военного времени.

Так на ЧКЗ слесарь 6 разряда Кобызев С.С. 1904 г. рождения (работал с 9 августа 1938 г.) за прогулы осуждался: в 1940 г. на 6 мес ; в 1941 г. на 6 мес ; в 1942 г. на 6 мес , на 3 мес , и на 5 не принудительных работ. Что являлось критерием для принятия решения об осуждении или оправдании работника в каждом конкретном случае сейчас выяснить невозможно. Для этого требуется всестороннее изучение судебных дел.

Кроме того, рост прогулов и дезертирства на заводах НКТП в 1942 г. происходил главным образом за счет принятия на работу большого числа бывших красноармейцев, выпускников РУ (Ремесленное училище) и ФЗО (школа Фабрично-заводского обучения).

На ЧКЗ (Челябинский Кировский завод, он же «Танкоград»), к примеру, из 73 прибывших учеников Миасского РУ, несмотря на созданные для них минимально-необходимые бытовые и производственные условия, в течение первых 8 дней дезертировало 43 чел.(58,9%).

Самовольно ушедшие рабочие в большинстве своем распределялись следующим образом. По возрасту: до 18 лет — (28%); от 18 до 23 лет — (28%); от 23 до 25 лет — (7%). По производственному стажу: до 6 мес. — (57%); от 6 мес. до 1 года — (18,5%); от 1 года до 3 лет — (17,7%).50

В 1943 г. ситуация с трудовой дисциплиной на заводах НКТП продолжала оставаться сложной. Это констатирует приказ наркома танковой промышленности СССР за №329с 26 мая 1943 г. «Об улучшении использования рабочей силы на заводах НКТП».

Было установлено, «что использование рабочей силы и трудовая дисциплина на заводах НКТП находятся в неудовлетворительном состоянии. Вследствие заболеваемости, текучести кадров и прогулов, на заводах ежедневно не выходят на работу 10% всех рабочих. Особенно большие потери по этим причинам на ЧКЗ (в среднем ежедневно не выходят на работу 3500 чел.), на заводе №183 (3000 чел.), на УЗТМ (2900 чел.). Несмотря на помощь, оказанную заводам в получении 20000 рабочих, ушли с заводов по разным причинам более 15000 чел., причем убыль рабочих из месяца в месяц росла (ЧКЗ, УЗТМ, №183, №76).

Одной из причин текучести рабочей силы, прогулов и других нарушений трудовой дисциплины является отсутствие необходимой «заботы со стороны директоров заводов» о создании нормальных бытовых и жилищных условий для рабочих».51

Жилищно-коммунальные отделы заводских управлений ввиду тяжести военного времени нередко работали неудовлетворительно, общежития содержались грязными, рабочие не полностью обеспечивались постельными принадлежностями, не производилась своевременная замена и стирка белья, санитарная обработка проводилась нерегулярно, места общего пользования содержались зачастую в антисанитарных условиях.

План жилищного строительства по НКТП в течение I кв. 1943 г. выполнялся неудовлетворительно: по ЧКЗ — 36%), УЗТМ — 34%, заводу №183 — 30%, заводу №76 — 7% 52 Такая ситуация объясняется дефицитом экономики военного времени, нехваткой ресурсов у предприятий НКТП и общим тяжелым военно стратегическим положением СССР, особенно в 1942 г.

К концу 1944 г. руководству государства и НКТП пришлось признать тот факт, что репрессивные действия не возымели должного эффекта. Указ Президиума Верховного Совета СССР от 30 декабря 1944 г. «О предоставлении амнистии лицам, самовольно ушедшим с предприятий военной промышленности и добровольно вернувшимся на эти предприятия» лучшее тому доказательство [4, с. 311].

Фактически этот указ об амнистии являлся признанием неспособности добиться выполнения своих директив. В этом случае амнистия воспринималась партийно-государственным аппаратом, как способ остановить бегство и заставить рабочих вернуться на производство. Однако этот указ не остановил часть людей и «дезертирство» продолжалось.

Жесткая система администрирования военного времени, основанная на трудовой мобилизации и прикреплении людей к заводам часто помимо их воли, в условиях не обустроенного быта способствовала возрастанию социальной напряженности.

«Текучесть» кадров приобрела угрожающие масштабы. Самовольный уход с завода квалифицировался как «трудовое» дезертирство, однако меры административного воздействия не могли остановить процесс размывания кадровой базы танковой промышленности, а их жесткость и неотвратимость были ослаблены чрезвычайными условиями войны. Это заставило руководство наркома принять посильные меры к улучшению жизни людей и, к концу войны, было сделано многое, однако это не решало проблемы до конца.

Основная социально-бытовая инфраструктура, а также снабжение промтоварами и продуктами в промышленных городах СССР находилась на балансе предприятий, от размера и значимости которых зависел объем и качество снабжения.

Снабжение зависело и от добросовестности работников конкретных хозяйственных служб (таких как ОРСы — отделы рабочего снабжения.) и дирекций отдельных предприятий танкопрома.

Выявленные тенденции ограничивали возможности отрасли в плане создания целостных трудовых коллективов и ограничивали рост качества подготовки рабочей силы в целом, что негативно отражалось на технико-технологическом потенциале танковой индустрии Урала. Такая тенденция сохранилась и после войны, когда условия «чрезвычайщины» военного времени были в основном изжиты, что в дальнейшем привело отрасль к кризису во второй половине 1940-х гг.

45 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 8798. Оп. 4. Д. 25. Л. 43.

46 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ) Ф. 82. Оп. 2. Д. 575. Л.10.

47 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 575. Л. 8.

48 РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 575. Л. 12.

49 Там же.

50 То же. Л. 13.

51 Государственный архив Свердловской области (ГАСО) Ф. Р-262. On. 1. Д. 36. Л. 344-347.

52 ГАСО. Ф. Р-262. On. 1. Д. 36. Л. 344-347.

Литература

1. Васильев А.Ф. Промышленность Урала в годы Великой Отечественной войны, 1941-1945 / А.Ф. Васильев. — М : Наука, 1982. — 279 с.

2. Вознесенский Н.А. Военная экономика СССР в период Отечественной войны./Н. А. Вознесенский.- М : ОГИЗ,1948.- 190 с.

3. Гершберг И.Р. Экономическая победа Советского Союза / И.Р. Гершберг.-М.:Госполитиздат,1945.-67 с.

4. Ермолов А.Ю. Государственное управление военной промышленностью в 1940-е годы: танковая промышленность / А.Ю. Ермолов. — Спб.: Алетейя, 2013.-408 с.

5. Запарий В.В. Танковая промышленность на Урале в 1940-е годы / В.В. Запарий; ред. А.В. Сперанский. Екатеринбург:Изд-во УМЦ УПИ, 2015.-219 с.

6. Митрофанова А.В. Рабочий класс СССР в годы Великой Отечественной войны /А.В. Митрофанова.- М.: Наука, 1971.- 575 с.

7. Устьянцев СВ. Очерки истории отечественной индустриальной культуры XX в. 4.2. Уральский танковый завод №183 — Нижний Тагил: Репринт, 2010.-351 с.

8. Библиотека нормативно-правовых актов Союза Советских Социалистических республик. Электронный ресурс. Режим доступа:
http://www.libussr.ru/doc_ussr/ussr_4336.htm, дата обращения: 07.11.2016.