ДИССЕРТАЦИЯ: ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ НАСЕЛЕНИЯ НИЖНЕГО ТАГИЛА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ \ГОНЦОВА М. А. ЧАСТЬ 1\

ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ НАСЕЛЕНИЯ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ЦЕНТРА В ГОДЫ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ (НА МАТЕРИАЛАХ г. НИЖНИЙ ТАГИЛ)

Гонцова Марина Васильевна

Диссертация на соискание ученой степени кандидата исторических наук

Научный руководитель: В. М. Кириллов, доктор исторических наук, профессор

Нижний Тагил — 2011

Часть Первая

ОГЛАВЛЕНИЕ            

Глава I. Питание населения индустриального центра в годы Великой Отечественной войны

  • 1  Продовольственные ресурсы города Нижний Тагил 
  • 2  «Общепит» как основа питания тружеников индустриального города                                                                             
  • 3  Нормированная система городского потребления 
  • 4  Иерархия продовольственного снабжения и стратегии потребления тагильчан   

Продовольственные ресурсы города Нижний Тагил

Проблема продовольственного снабжения — одна из самых важных экономических проблем Великой Отечественной войны, решать которую пришлось сразу же после начала военных действий не только на фронте, но и в тыловых районах страны, в том числе и на Урале.

Ее острота была обусловлена двумя основными факторами: резким сокращением продовольственных ресурсов, страны в результате оккупации ее важнейших сельскохозяйственных районов, а также значительным ростом численности населения города.

Несмотря на то, что была введена жестко централизованная и регламентированная карточная система  продовольственного снабжения гражданского населения, это не могло полностью обеспечить потребности в продовольствии населения города, увеличивавшегося за счет притока эвакуированных.

В связи с этим, перед местными властями встала задача повышения продуктивности местных хозяйств и создания продовольственной базы, способной компенсировать, недостатки в централизованных поставках.

«Давать государству побольше — требовать от него поменьше, не ждать централизованных фондов, а широко использовать местные ресурсы, богатые возможности своего края; области, района, города»[49] — такой призыв прозвучал в первые же дни начавшейся отечественной войны.

Жители городов и крупных промышленных центров должны были всемерно использовать местные продовольственные ресурсы для автономного удовлетворения потребностей в продовольствии за счет расширения и увеличения производительности местных хозяйств (колхозов, совхозов, подсобных хозяйств предприятий и организаций), развития животноводства, основанного на применении дешевых кормов (отходы столовых, продовольственных магазинов, складов, овощехранилищ), организации децентрализованных заготовок продукции бортничества, рыболовства и охоты.

Не менее важная роль отводилась и развитию индивидуального огородничества, за счет которого, как предполагалось, население городов сможет самостоятельно обеспечить себя картофелем и овощами.

Выявление объемов и направлений развития местной продовольственной базы в Тагильском районе началось лишь в конце 1941 г, что выразилось в составлении плана потребностей и снабжения города, а также пригородного района на 1942-1943 гг.

В основу всех расчетов по определению мощности местных хозяйств были положены два основополагающих фактора: численность населения города и сельской местности района, а также нормы душевого потребления в условиях военного времени.

Если к началу войны, согласно данным статистики на 01.07. 1941, в Н. Тагиле проживало 194, 5 тыс. человек (с учетом сельской местности — 213,3 тыс. человек), то на 01.01.1942 в городе уже проживало 257,5 тыс. человек (285,1 тыс. человек — соответственно)[50].

При этом население Тагильского района продолжало увеличиваться, за счет продолжавшейся эвакуации промышленных предприятий на Урал, прибытия граждан из оккупированных районов, а также за счет увеличения спецконтингента Тагилстроя — Тагиллага (переброска с Волгостроя).

С учетом всех этих процессов расчетная численность населения на 1942—1943 гг  планировалась в 340 тыс. человек для города и 38 тыс. человек в сельской местности (378 тыс. человек в общем по Тагильскому району)[51].

Нормы душевого потребления определялись исходя из минимальной калорийности пищи, необходимой для удовлетворения потребностей организма человека, а также с учетом местных природно-климатических особенностей, влияющих на количество и степень разнообразия продуктов питания, получаемых в хозяйствах Тагильского района.

Решением городской плановой комиссии были установлены нормы питания для всех возрастных групп города и села в следующем виде:

Вышеуказанные данные несколько отличаются от общесоюзных норм душевого потребления мирного времени, составлявших на одного человека в день: мяса 300 гр, овощей 300 гр, картофеля 200 гр.

С учетом установленных норм по хлебу и прочим продуктам питания, поставляемых централизованно, они должны были обеспечивать суточную калорийность пищи более 2500 килокалорий на человека — при том, что суточной нормой калорийности пищи на период войны считалось от 2000 до 2500 килокалорий. В обстановке мирного времени такая суточная потребность одного человека составляла 3275 килокалорий[52].

Исходя из сведений о планируемом количестве городского и сельского населения, а также оптимального количества продуктов питания на одного человека в условиях военного времени, была определена потребность населения Тагильского района в местных сельскохозяйственных продуктах на 1942—1943 гг., которая составила:

Для того чтобы покрыть такую потребность в овощах, картофеле, молочной и мясной продукции, планировалось создать вокруг города собственную картофельно-овощную и животноводческую базу, основанную на использовании ресурсов местных хозяйств.

На начало войны в окрестностях Нижнего Тагила имелось семь многоотраслевых колхозов и четыре совхоза, специализировавшихся в основном на выращивании зерновых культур (рожь, овес, пшеница, ячмень). Менее развито было выращивание овоще-бахчевых, доля посевов которых составляла за предвоенный год 24,6. % от общего размера посевных площадей по Тагильскому району[54].

Развитие животноводства в районе также находилось на низком уровне, при этом доля колхозов и совхозов в общей численности поголовья скота, учтенного по району на 01.01.1942, составляла лишь 12 %, тогда как основная часть приходилась на подсобные хозяйства предприятий и организаций города, а также индивидуальные хозяйства рабочих и служащих города и села.

По расчетам плановой комиссии для удовлетворения потребности городского и сельского населения в овоще-бахчевых, необходимо было обеспечить план посева овощей на площади 1037 гектаров и картофеля на площади 4762 гектара, что превышало уже существующие колхозные и совхозные площади под посадку указанных культур в 3,5 и 5,5 раза соответственно. Выход из такой затруднительной ситуации и совершенно нереальный в столь короткие сроки местные власти видели в развитии индивидуального огородничества, а также в увеличении объемов производства подсобных хозяйств, которые должны были стать основными производителями овощей, в том числе и картофеля, для снабжения возрастающего населения города.

Так, на индивидуальный сектор и подсобные хозяйства планировалось 3888 гектаров посадки картофеля и 592,4 гектара посадки овощей, что составляло 60 % от общего плана посева картофеля и 32 % от плана посева овощей по Тагильскому району.

Помимо общих площадей посева яровых и овоще-бахчевых, определялись  и средние показатели валового сбора картофеля и овощей с каждого гектара, рассчитанные на получение необходимого  для; снабжения городского и сельского населения количества товарной продукции.

За основу расчетов, как указывалось в годовом плане развития местной продовольственной базы города на 1942 г, были взяты данные об урожайности за предыдущие годы по колхозам, совхозам и подсобным хозяйствам города, которые составили 93,5 центнеров картофеля с одного гектара в среднем по Тагильскому району[54].

Более реалистично выглядел план урожайности по овощам и картофелю на приусадебных землях и индивидуальных огородах рабочих и служащих, составлявший 13,8 центнеров овощей с одного гектара и 8,9 центнеров картофеля.

Однако и эти цифры перестают казаться объективными данными планируемого урожая, если учитывать, что практически 40 % земель, выделяемых под огороды горожан, не были освоены и требовали раскорчевки и распашки.

С началом войны материально-техническая база сельского хозяйства Урала оказалась подорванной в результате мобилизации на фронт мужского населения, техники, гужевого транспорта. Если численность сельского населения по Уральскому региону в целом уменьшилась на 25 % (при этом практически две трети оставшегося населения составляли женщины)[55], то в Тагильском районе, за счет мобилизации жителей сельской местности как на фронт, так и на возведение  промышленных объектов, сокращение численности населения произошло на 51 %[56].

Проблема в Тагильском районе обострялась еще и тем, что перед колхозами и совхозами, продукция которых в довоенное время поставлялась преимущественно в детские учреждения и больницы, встала задача по снабжению картофелем и овощами возрастающего населения Нижнего Тагила.

Несмотря на то, что еще накануне войны, в годы третьей пятилетки, были приняты меры по расширению посевов овощей и картофеля, созданию вокруг Нижнего Тагила как промышленного центра картофельно-овощной базы, сельское хозяйство Тагильского района, так же, как и Уральского региона в целом, характеризовалось высоким удельным весом зерновых культур при слабом развитии производства овощей и картофеля. Посевы овощных культур вокруг города расширились, однако урожайность оставалась на крайне низком уровне.

В первое военное лето в пригородных колхозах был получен урожай картофеля 33,3 центнера с гектара, при плане 88,5  Еще более низкой была урожайность овощей — при сборе 18,5 ц. с га составившая всего 14 % от плана. При этом отметим, что в неблагоприятных метеорологических условиях лета 1941 г., сопровождавших жатву, зерновых было собрано 91,6 % от плана.

Все это объяснялось несоблюдением агротехнических правил (применение навоза, минеральных удобрений, прополка и т. д.) по посеву и уходу за овоще-бахчевыми культурами, уровень применения которых оставался невысоким.

Так, в большинстве колхозов весь комплекс агромероприятий заключался лишь в вывозе на поля навоза, тогда как минеральные удобрения практически не применялись, а прополка вообще не проводилась. К тому же у сельских жителей, привыкших к выращиванию зерновых культур, сохранялось несколько пренебрежительное отношение к овоще-бахчевым, которые доставляли много хлопот и при этом так зависели от переменчивой уральской погоды.

Для ликвидации агротехнической отсталости района, влияющей на снижение урожайности зерновых и овоще-бахчевых, было решено к весеннему севу 1943 г  использовать все возможные ресурсы для заготовки местных удобрений.

На предприятиях и в организациях города проводились работы по сбору золы  Даже в общежитиях выставлялись ящики под золу из печей; отапливающих помещения. В итоге было — собрано 200 тонн золы работниками завода им: Куйбышева, 70 тонн на Высокогорском железном руднике[57].

Однако механизмы мобилизационной экономики, позволившие в столь короткие сроки собрать необходимое количество удобрений, помогли решить лишь промежуточную задачу — сбор золы, совместными усилиями всех горожан в короткие сроки.

Конечная же цель — вывоз удобрений на поля — не была достигнута по причине отсутствия транспорта и изначально на 19-й партийной конференции Н Тагила, рассматривавшей вопросы повышения урожайности по Тагильскому району, вообще не обсуждалась (было принято решение о необходимости организации сбора золы, а не ее доставки непосредственно на колхозные поля).

Для помощи колхозникам в посевных и уборочных кампаниях уже в первое военное лето мобилизовались рабочие предприятий, организаций, школьники и домохозяйки, которым предстояло проводить сельскохозяйственные работы с минимальным применением техники, простаивающей по причине поломок и отсутствия топлива.

По подсчетам Горплана, для помощи колхозникам в уборке урожая требовалось 12 тыс. человек, что было практически нереально в условиях всеобщей мобилизации городского и сельского населения на фронт и работу в оборонной промышленности. Основной расчет делался на домохозяек, учащихся, часть эвакуированного населения.

Для подготовки служащих, домохозяек и учащихся к сельскохозяйственным работам была разработана учебная программа, включавшая наряду с теоретическими основами агротехники и практические занятия по работе с плугом, сеялкой, сенокосилкой и другими механизмами, применяемыми в сельскохозяйственных работах.

Помимо этого, 8 часов отводилось на изучение Сталинского устава сельскохозяйственной артели и организации основ колхозного строительства  В школах были организованы кружки тракторного и автодела, для учителей биологии и географии проводились семинары по агротехнике.

В соответствии с постановлением,СНК СССР и.ЦК ВКП(б) от 13.04.1942 был разработан план мобилизации городского и сельского населения Тагильского района в количестве 8280 человек для помощи в сельскохозяйственных работах, организуемых в два этапа[58].

На первом этапе с 15 июня по 1 августа в колхозы направлялись учащиеся 6-10 классов (2290 человек) для прополки и сенокошения.

На втором этапе уборки урожая предусматривалось привлечение всех категорий населения, подлежащих мобилизации, для проведения сельскохозяйственных работ — служащих, домохозяек, учащихся, неработающих сельских и городских жителей.

Для охраны посевов и урожая во всех пригородных колхозах были организованы дозорные лагеря пионеров,- сформированные из колхозных ребят, хорошо знающих местность[59].

Для мобилизованных на сельхозработы в колхозах было организовано проживание, питание и оплата. За служащими по месту работы сохранялась заработная плата в размере 50 % от основного оклада, за студентами — стипендия.

Кроме того, учреждениям и предприятиям, с которых отправлялись рабочие и служащие для помощи колхозникам, выдавалась часть собранного урожая овощей, зерна, что являлось неплохим подспорьем в организации питания работников этих предприятий.

Школьники, принимавшие активное участие в период летних каникул в сельскохозяйственных работах, также получали за работу определенную плату деньгами и натуральными продуктами.

Так, за 1942 г  тагильские школьники отработали свыше 110 тыс. фактических дней, заработав 50 тыс  рублей  Особенно отличились ученики 23 школы, убравшие 144 га овощей и 85 га сенокосных угодий, за что получили в фонд школы для организации завтраков 8 тонн зерна, 5 тонн картофеля и 5 тонн капусты и лука[60].

Учащиеся 4-5 классов также принимали участие в пополнении продовольственных запасов школы, ухаживая за посевами овощей на школьных участках, расположенных в черте города. В 1942 г. со школьных угодий учащимися было собрано 16 тонн овощей, направленных в школьные столовые[61].

За второй военный год урожайность овоще-бахчевых была выше и составила 54 ц. с га по овощам, или 46 % от плана и 46,6 ц. с га по картофелю, или 56 % плана.

Однако в 1943 г  эти показатели опять упали до минимальных отметок — картофеля собрали лишь 17 % от плана  Общую картину уровня производительности колхозов усугубляло еще и то, что зерновые в 1942-1943 г  давали по району низкий урожай (75 % и 64 %).

Низкая урожайность в годы войны была, конечно, серьезной проблемой в обеспечении необходимым количеством продовольствия населения Тагильского района, но не основной  Большие потери урожая являлись и следствием нарушения условий размещения, и хранения  овощей.

Произведенной проверкой — состояния хранения овощей и картофеля урожая 1944 г  в ОРСах и Торгах была выявлена порча 17,8 тонн картофеля в фонде рабочего снабжения Коксохимического завода, 26 тонн картофеля и 8,5 тонн овощей в отделе рабочего снабжения строительного участка № 18[62].

В связи с мобилизацией техники и гужевого транспорта на фронт часто возникали проблемы и с транспортировкой собранного урожая в овощехранилища. Выходом из этой ситуации стало принятое в 1943 г. исполкомом города решение о строительстве овощехранилищ на подъездных путях[63].

В колхозе «Заветы Ильича» нашли другой способ — вывоза картофеля с полей, договорившись с военной частью о предоставлении танка для транспортировки[64] — так реалии военного времени вписывались в казалось бы, далекие от войны будни населения тылового района.

Развитию животноводства в годы войны как местному ресурсному источнику обеспечения /Продовольственных потребностей населения города и сельской местности Тагильского района также отводилась большая роль.

Несмотря на то, что в период с 1941 по 1945 гг  по Уральскому региону в общем наблюдалась отрицательная динамика в развитии животноводческой базы в хозяйствах всех категорий, в Тагильском районе сокращение поголовья скота произошло лишь в 1942 г, когда его численность составила 89 % по отношению к данным за 1941 г.

Пригородные колхозы и. совхозы еще накануне войны занимались разведением крупного рогатого скота, свиней, овец  Помимо традиционных видов животноводства и птицеводства, развивалось разведение новых или редких для Тагила видов: коз, кроликов; гусей и уток. Еще накануне войны предпринимались попытки создания пчело-ферм в колхозах, количество которых с 1940 по 1941 г. увеличилось с 1 до 7[65].

Однако снабжение продуктами животноводства как накануне, так и во время войны в основном происходило за счет индивидуального стада и скота подсобных хозяйств предприятий и учреждений города.

На 1 января 1941 г  на долю индивидуальных, владельцев приходилось 80 % поголовья скота  С началом войны частновладельческое поголовье стало резко сокращаться, что, в первую очередь, было связано с трудностями в заготовке и приобретении кормов.

Городское население, занимавшееся, как правило, разведением крупного рогатого скота и свиней и в довоенное время, не могло полностью обеспечить его необходимым количеством корма из-за недостатка сенокосных угодий, а также их отдаленности от города, что компенсировалось приобретением для этих нужд хлеба.

Именно по этой причине в первые дни войны в городе наблюдался особо повышенный спрос на хлебные изделия  С введением нормированной системы снабжения население стало отдавать предпочтение разведению коз, являющихся неприхотливыми в отношении кормов животными.

Кроме того, резкое сокращение поголовья у индивидуальных владельцев было связано и с массовой эпизоотией свиней в Свердловской области и решением властей об их обязательном уничтожении в частных хозяйствах. Если в 1941 г. в частном секторе находилось 24 % свиного поголовья, то уже в 1943 г. — только 1,4 %[66].

Продуктивность животноводства была в годы войны невысокой. Так, в 1942 году при плане надоя по колхозам на одну фуражную корову 1900 л, фактическая цифра составила 1022 л. или 54 % от плана. 

При постоянном сокращении поголовья индивидуального стада, доля государственного сектора уже к 1943 г  увеличилась в два раза, составив 40 % по отношению к 1941 г, что было связано, прежде всего, с развитием системы ОРСов и УРСов предприятий и учреждений города.

Подсобные хозяйства с началом войны с целью создания дополнительных продовольственных фондов для питания и снабжения рабочих и служащих стали самостоятельно заниматься разведением крупного рогатого скота, свиней, овец, птицы. Кроме того, численность продуктивного скота ОРСов увеличивалась за счет покупки и приобретения его в других районах и областях, а также у индивидуальных владельцев[67].

Только подсобными хозяйствами города за 1943 г  было произведено 655 т молока и молокопродуктов, 95 т мяса (в живом весе), 2 т битой птицы, 115 тыс. штук яиц, 3,5 т рыбы[68].

Подсобные хозяйства предприятий и учреждений, создание которых началось еще до войны, стали одним из источников формирования собственной продовольственной базы для обеспечения рабочих Н. Тагила.

Если в начале войны в городе действовало 37 ОРСов, то в 1943 году их число увеличилось до 238, а посевная площадь подсобных хозяйств с 2016 га увеличилась до 6036 Га[69]. В 1944 году размеры посевной площади подсобных хозяйств по городу достигли 6700 га[70].

Большинство ОРСов предприятий имели собственные птицефермы, теплицы и парники, занимались разведением скота. При этом, все же следует учитывать, что наличие подсобных хозяйств не обеспечивало предприятиям независимости от централизованных продовольственных поставок.

Нестабильная урожайность и низкая продуктивная производительность подсобных хозяйств не позволяли предприятиям только за счет собственных фондов обеспечить снабжение рабочих. Как правило, за счет своей продукции ОРСы обеспечивали дополнительное питание передовиков производства, диетическое питание больных и ослабленных, а также усиленное питание руководящего состава.

Типичный пример уровня урожайности подсобных хозяйств предприятий представлен нами в таблице 4.

Наряду с предприятиями города, подсобное хозяйство организовал и Тагиллаг  Образованный на территории Тагильского района 27 января 1942 г  приказом наркома внутренних дел Л. П. Берии, Тагиллаг включал в себя 15 лаграйнов, 7 из которых располагались непосредственно на территории города.

Первоначальный контингент Тагиллага был сформирован из заключенных, ранее занятых на строительстве канала Москва — Волга. Потребность в рабочей силе за счет использования труда заключенных возникла в связи со строительством второй, сверхлимитной очереди Ново-­Тагильского металлургического и коксохимического заводов, а также объектов рудничного хозяйства.

В феврале 1942 г  в Нижний Тагил стали прибывать первые эшелоны с волгостроевцами.

Тяжелое положение с продовольственным обеспечением как заключенных, так и вольнонаемного и личного состава Тагиллага, ставшее одной из причин снижения производительности труда рабочей силы, показало необходимость решения этой проблемы за счет использования собственных ресурсов.

В июне 1942 г  для организации подсобных хозяйств Тагиллага были выделены земли в карьерном хозяйстве «Шайтанка», в Ясьвинской лесной даче, в -Петрокаменском районе, общей площадью 40000 га, из которых 21000 га — сенокосные, 7000 га — под зерновые; 250 га отводились под индивидуальные огороды сотрудникам, остальное же являлось «неудобными землями»’8.

Отсутствие должного внимания к организации деятельности подсобного хозяйства со стороны начальника ООС (отдел общего снабжения) привели к тому, что весной-летом 1942 г. посевная кампания фактически, оказалась на грани, срыва — из 1000 га, выделенных под картофель и овощи, засеяно было лишь 60 га. Лишь после вмешательства в ситуацию Политотдела Тагиллага буквально за три дня было засеяно 900 га[71].

Ко второй, половине 1943 года наметились улучшения в сельскохозяйственной деятельности Тагиллага  Только за один год посевные площади подсобного хозяйства увеличились с 1028 га до 8900 га, т. е. в 8,5 раз[72]. 100 га земель были засажены картофелем, 300 га — овощами и 200 га — зерновыми. Так как. подсобное хозяйство должно было стать основой создания собственной продовольственной базы Тагиллага, осваивалась и такая отрасль сельского хозяйства  как животноводство.

На 1 мая 1943 г  имелось 1322 головы крупного рогатого скота и 5363 птицы  Свиное поголовье Тагиллага, несмотря на вспышку эпизоотии, повлиявшей на резкое снижение численности свиней в пригородных колхозах и подсобных хозяйствах предприятий города, составляло 2302 особи, тогда как в том же 1943 г. общая численность свиней в Нижнем Тагиле по государственному и частному секторам составляла 4311 голов.

Большую роль в продовольственном обеспечении городского населения в годы Великой Отечественной войны играло коллективное и индивидуальное огородничество  Как уже отмечалось выше, 60 % потребности жителей Н. Тагила в картофеле планировалось покрыть за счет развития индивидуального огородничества и увеличения посевных площадей подсобных хозяйств предприятий[73].

Часть населения, проживавшая в индивидуальном жилищном фонде, на начало войны уже имела свое хозяйство, включавшее не только земельный участок для выращивания овощей, но и домашний скот. «Было личное хозяйство: огород 30 соток у рудника, ходили пешком; на нем выращивали только картофель. Еще разводили кроликов, рядом- с домом в сарае; мясо кроликов! ели, а шкурки продавали или меняли на продукты…», «В семье было подсобное хозяйство- — огород (5 соток), козы, корова: На огороде выращивали картофель, морковь, свеклу, лук капусту, репу, смородину» — вспоминают Е. Л. Зыкова и рабочий ВМЗ»И. П. Русинов[74].

Проживавшим в обобществленном фонде и эвакуированным, чьим жильем — в военные годы нередко становились лишь неблагоустроенные бараки и землянки, было намного сложнее обеспечивать себя самостоятельно картофелем и овощами.

Уже в ноябре 1941 г  перед правительством встала задача по формированию фондов собственного посадочного материала для расширения в 1942 г  посевов картофеля как в колхозах, совхозах и подсобных хозяйствах, так и на индивидуальных огородах рабочих и служащих.

В постановлении ЦК ВКП(б) и СНК от 30 ноября 1941 г.[75] в качестве посадочного материала рекомендовалось использовать срезанные верхушки клубней. Так, в столовых общественного питания при чистке картофеля срезали толстый слой кожуры, который передавался  на хранение до весны.

Подобный же способ заготовки посадочного материала рекомендовали использовать и индивидуальным засевщикам, что должно было, по мнению агрономов, существенно повысить уровень валового сбора картофеля по сравнению с 1940 г.

В периодической печати, а также на конференциях и собраниях огородников подробно разъяснялась технология заготовки семян овощей, а также картофельных верхушек, их хранения и подготовки к посадке. Так планировалось за короткий срок перевести Тагильский район на полное самообеспечение семенным материалом для посадки овощей и картофеля. Однако все эти меры не привели к столь высоким результатам, как ожидалось, и лишь в 1945 г. 50 % площадей посевов овощей и картофеля были засеяны собственными семенами[76].

Все это обуславливалось рядом причин  В 1943 г  урожай овоще-бахчевых был крайне низким  Кроме того, по причине сложных погодных условий, заморозков в первой половине и проливных дождей во второй половине лета, клубни картофеля были некондиционными, мелкими, что делало практически, невозможной срезку верхушек нужного веса и размера.

Ситуация с заготовкой посевного картофеля была сложной не только у индивидуальных огородников, но и в ОРСах предприятий, которые не справлялись с высокими планами, считавшимися, по словам руководителей отделов рабочего снабжения «совершенно нереальными»[77].

Предприятия должны были обеспечить посадочным материалом не только собственное подсобное хозяйство, но и индивидуальных огородников, возделывающих земли, закрепленные за этими предприятиями. Так, к марту 1943 г. план заготовки клубней и верхушек картофеля по городу был выполнен в целом лишь на 34 %[78].

По ОРСам различных предприятий этот показатель колебался в среднем от 10 до 17 %. Лидером в подготовке к посевной кампании посадочного материала, а также единственным предприятием, выполнившим план заготовки верхушек картофеля был Коксохимический завод, ОРСом которого было заготовлено посевного материала в объеме 170 % от плана. За этот же период времени ООСом Тагиллага НКВД план заготовки верхушек картофеля был выполнен на 2,5 %[79].

С 1942 г  заниматься развертыванием индивидуального и коллективного огородничества было поручено профсоюзам предприятий и учреждений. Им этот участок работы был определен как основной[80]. Согласно постановлению ЦК ВКП(б) и СНК от 7 апреля 1942 г.[81], все пустующие земельные участки в городах и поселках, а также свободные земли Госфонда, расположенные вокруг городов, передавались предприятиям, учреждениям, организациям для организации подсобных хозяйств, а также отводились под индивидуальные огороды.

При этом рабочие, служащие и эвакуированное население, которым предоставлялись земельные участки под огороды, привлекались к обязательным поставкам государству картофеля в соответствии с постановлением Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 16 апреля 1940 г.[82].

«Рабочие, служащие; домохозяйки Ленинского района стараются использовать каждый участок еще не разделанной земли, — сообщалось в одной из корреспонденций «Тагильского рабочего», — засадить ее овощами, картофелем»[83]. «Около бараков и землянок вся земля была вскопана и засажена картошкой, — вспоминала военные годы, жительница Вагонки, — оставались только узенькие тропинки, чтобы можно было пройти»[84].

В ноябре 1942 г Совнарком СССР издал постановление о закреплении за предприятиями и учреждениями земельных участков, отведенных под индивидуальные и коллективные огороды рабочих и служащих. В результате усиливалась связь рабочих и служащих с предприятием, так как при уходе рабочий или служащий лишался права пользоваться- участком.

Огород сохранялся за рабочими или служащими в тех случаях, когда уход их с предприятия был вызван призывом в армию, инвалидностью или переводом на другую работу[85]

Выделение предприятиям и учреждениям земель под индивидуальные огороды рабочих и служащих согласно Постановлению СНК СССР от 19 февраля 1944 г  планировалось завершить к 1 апреля 1944 г.[86]. К этому времени количество индивидуальных засевщиков в Н. Тагиле достигло максимальной цифры за весь период военного времени и составило 126 тысяч семей[87]. С началом массовой реэвакуации населения в освобожденные районы СССР, число огородников Нижнего Тагила начало сокращаться.

Несмотря на то, что посевные площади овоще-бахчевых тагильских колхозов, совхозов, подсобных хозяйств ОРСов и посевные площади индивидуальных огородов практически совпадали, урожайность в частном секторе была выше, чем в государственном.

Так, в 1943 г  в государственном секторе Тагильского района овощами и картофелем было засеяно 6765 га, а в частном секторе — 5640 га, при этом средняя урожайность картофеля в колхозах составляла 19,5 ц. с га, а у индивидуальных засевщиков — 97,5 ц. с га, т. е. в пять раз выше[88].

Со стороны профкомов предприятий, учреждений и организаций огородникам по мере — возможностей оказывалась, различная помощь в предоставлении посадочного материала и удобрений, инвентаря.

В 1943 г  предприятиями государственной и местной промышленности для индивидуальных посевщиков было изготовлено -42 тыс, железных лопат, 21 тыс. ручных мотыг и т. д. Также было заготовлено — 800 тонн верхушек клубней картофеля, из которых 600 тонн переданы индивидуальным огородникам89].

Выполняя распоряжение Наркомторга, городской торговый отдел Нижнетагильского горсовета организовал осенью 1943 года сезонную единовременную выдачу соли  Огородники должны были представить справку от предприятия или учреждения о наличии у них посевов капусты, огурцов и помидоров. Соли выдавали по 2 кг на семью (для многосемейных — по 3-4 кг)[90].

Кроме того, для огородников города проводились различные конференции, семинары, соревнования, устраивались смотры. Постоянно действовали городские, районные, общезаводские и цеховые огородные комиссии, занимающиеся распределением земель под огороды, информированием населения о новых методах применения агротехнологий для повышения урожайности, проведением выставок.

Только в 1943 г  по городу насчитывалось 653 комиссии в составе 2173 человек[91]. На сельскохозяйственной выставке, проводившейся в Нижнем Тагиле в 1943 г, участвовало 33 огородника, а в 1944 г. — уже 252, что в 7,6 раз больше по сравнению с предыдущим годом.

В том же 1944 г  106 человек удостоились звания «Почетный огородник» и 604 человека — «Лучший огородник года»[92]. Для них устанавливались денежные премии и выделялись промтовары.

Победителям выставки 1944 г  были установлены следующие премии: 15 первым — по 1 тыс. рублей, 15 вторым — по 500 рублей, 15 третьим — по 300 рублей. Кроме того, для поощрения огородников выделили 500 кубометров дров, 500 т угля, промтоваров на 100 тыс. рублей[93].

Особое внимание со стороны профсоюзов- уделялось семьям военнослужащих и инвалидам Отечественной войны  Им, согласно Постановлению ОНК СССР от 19 февраля 1944 г, в первую очередь должны были выделяться лучшие земельные участки, расположенные ближе к населенным пунктам[94].

В 1944 г  в Нижнем Тагиле насчитывалось 19006 семей военнослужащих и 1220 инвалидов Отечественной войны, имевших в личном хозяйстве не только земельные участки, но и домашний скот: 2530 коров, 1776 коз, 36 овец, 30 свиней[95].

Со стороны местных властей данной категории населения оказывалась помощь в заготовке сена, приобретении посевного материала и инвентаря, а также в посеве, сборе овощей и картофеля и доставке до места хранения или квартиры[96].

Надо отметить, что земельные участки, расположенные в черте города, стали выдавать семьям военнослужащих уже в 1942 г, что, однако, не изменило кардинально ситуацию с самообеспечением овощами и картофелем этой категории населения в лучшую сторону. По воспоминаниям самих жителей, являвшихся в годы войны членами семей военнослужащих, огороды постоянно обворовывались, и к сроку окончательного созревания урожай мог существенно сократиться в объемах[97].

Охрана участков была неэффективной, так как не было возможности осуществлять ее постоянно, поэтому сами огородники шли на некоторые ухищрения с целью сохранения своего урожая.

Так, края огорода засаживали свеклой, а более ценный картофель сажали подальше — в середине участка  Также старались урожай собирать еще до наступления окончательного созревания, что не совсем благоприятно в дальнейшем сказывалось на продолжительности срока хранения овощей — у не дозревших овоще-бахчевых он существенно сокращался.

Лишь к 1944 г  случаи воровства с огородов стали сокращаться, что было связано с максимальным обеспечением к этому времени городского населения землей под индивидуальные огороды.

Кроме того, хорошие земельные участки, близко расположенные к месту проживания, порой становились настоящим полем боя  Показательным в этом отношении является случай, произошедший-весной 1943 г  и связанный с огородами семей военнослужащих, расположенными в непосредственной близости к военной части 19-го танкового полка.

Командир военной части обратился в Исполком Н. Тагила с просьбой отвести эти земли, отданные семьям военнослужащих под огороды, для организации учебной  площадки, однако получил отказ. Несмотря на решение Исполкома, командир отдал приказ своим подчиненным занять земли семей фронтовиков, но уже не под учебную площадку, а под свои огороды, при этом применяя особые методы убеждения к несогласным владельцам участков. Так, 80-летнему старику, два сына которого воевали на фронте, приказали немедленно покинуть свой огород, приставив оружие к груди и угрожая стрельбой на поражение. На участок жены командира РККА было выведено подразделение красноармейцев, которые под команду «На месте шагом марш» полностью затоптали подготовленный к посеву огород[98].

Огородные войны нередко разворачивались и между рядовыми владельцами земельных участков, как это случилось с двумя бывшими соседками Васильевой и Сметаниной, проживавшими в одном доме[99].

После отъезда семьи Васильевых в другую местность огород, принадлежавший им, был занят соседями, совершенно не желавшими возвращать землю вернувшимся позднее бывшим владельцам.

Огород действительно играл большую  роль в дополнительном обеспечении городского населения продовольствием и становился порой не только залогом выживания, но и полем борьбы «на выживание» за- право обладать небольшим кусочком земли, нередко спасавшим от голода.

По подсчетам А. Н. Трифонова, валовый сбор картофеля, с огородов по области покрывал 38,4 % всей потребности населения— в этом важном продукте питания .

Средняя площадь одного земельного участка, отведенного семье под огород, за годы войны выросла с 475 кв. м. до 592 кв. м, т. е. на 25 %. Как уже говорилось выше, лучше всего было налажено хозяйство у коренных тагильчан, проживавших в своих домах — они имели довольно большие наделы земли — от 6 до 30 соток, на которых выращивали картофель и различные овощи: морковь, свеклу, капусту, лук, репу.

Намного сложнее было эвакуированным, расселенным- в бараках и землянках  Первоначально им давались совсем небольшие участки, на которых хватало места лишь под посадку картофеля.

Семья Манаковых, эвакуированная в Нижний Тагил в июле 1941 г  из-под Львова, была размещена в бараке, рядом с которым в 1942 г  им выделили земельный участок в 1 сотку под огород. На этом клочке земли выращивали лишь картофель и морковь — наиболее неприхотливые и востребованные в продовольственном обеспечении семьи корнеплоды[100].

Лидером среди продуктов, выращиваемых на индивидуальных огородах в годы войны, был картофель, являвшийся фактически «вторым хлебом» для городского населения в военное время. В 1942 г. в общественных и индивидуальных хозяйствах Нижнего Тагила его было выращено в четыре раза больше; чем овощей[101]. Объяснялось это не только традиционным предпочтением населения Урала этому корнеплоду.

Овощи отличались трудоемкостью возделывания, необходимостью строительства теплиц и парников  В связи с этим между индивидуальным огородничеством и подсобными хозяйствами сложилась известная специализация — первые давали больше картофеля, вторые — овощей[102].

Подсобные хозяйства могли себе позволить значительные затраты на создание мощного теплично- парникового хозяйства — площадь земель пригородных колхозов и- совхозов, занятая теплицами ОРСов, в 1943 г. равнялась 6800 га[103].

Помимо развития местной продовольственной базы широко практиковалась в качестве дополнительного источника местных продовольственных ресурсов, организациям децентрализованных заготовок продукции бортничества, рыболовства и охоты.

Каждый отдел рабочего снабжения предприятий города получал свой план децентрализованных заготовок даров леса, овощей, а также мясо-молочной продукции, который необходимо было выполнить либо своими силами, выделяя специально для этого людей, либо производя закупку у населения.

Часто план сбора дикорастущих растений в ОРСах отдельных предприятий срывался по причине нехватки рабочих  Так, в 1943 г  ОРСу НТМЗ были отведены районы для рыбной ловли и охоты, при этом выделен всего один рабочий, обязанный заниматься данными децентрализованными заготовками.

Руководство ОРСа завода им. Куйбышева, чтобы обеспечить вывоз людей в лес на сбор грибов и ягод, перевело все столовые с трехсменной работы на двухсменную, организовав также массовые выезды рабочих в лес по воскресеньям.

Городское население, занимавшееся сбором грибов и ягод, неохотно шло на приемные пункты, предпочитая обменивать дары леса на рынке. Для того, чтобы заинтересовать население в сдаче дикорастущих торговым организациям и ОРСам города, в приемных пунктах выкладывали различный товар: ведра, тазы, вино, табак, одеколон. Но из-за скудности ассортимента, по словам самих руководителей подсобных хозяйств, это не имело никакого успеха.

Данные по выполнению плана децентрализованных заготовок за первую половину летнего сезона 1943 г весьма скромны: сбор грибов выполнен на 0,63 % от плана, ягод — на 0,4 %. Сложные метеорологические условия лета 1943 г. не могли не сказаться на низких результатах заготовительной кампании. При этом следует учитывать, что планы сбора дикорастущих растений, спускаемые ОРСам и торговым предприятиям, были завышенными и практически невыполнимыми в местных условиях.

Так, например, план сбора ягод по Нижнему Тагилу в 1943 г  составлял 580 тонн, из которых собрали 42,5 т  улов рыбы, составивший 717 тонн, по плану должен был быть 1500 тонн.

Таким образом, продовольственная база Нижнего Тагила, включающая пригородные колхозы и совхозы, подсобные хозяйства предприятий и организаций, не смогла в военный период обеспечить автономное снабжение индустриального города.

Учитывая тот факт, что в довоенное время в Нижнем Тагиле, также как и в Свердловской области в целом, продовольственные фонды формировались за счет внешних поставок из других регионов, с началом войны и мобилизацией до 50 % сельского населения Тагильского района на фронт, колхозы и совхозы не могли в подобных экстремальных условиях не только увеличить производительность, но и сохранить прежний уровень урожайности и продуктивности животноводства.

В отличие от пригородных хозяйств, подсобные хозяйства предприятий и организаций в годы войны развивались более успешно, осваивая новые направления сельского хозяйства. Этому способствовало наличие у предприятий собственной материально-технической базы, которую параллельно можно было использовать и для сельскохозяйственных работ (примером является вывоз с полей на танках овощей и картофеля ОРСом УТЗ).

Кроме того, для проведения, посевных и уборочных кампаний предприятия и организации имели возможность мобилизовать собственных рабочих, в отличие от колхозов и совхозов, вынужденных ждать помощи от учащихся и домохозяек, направляемых местными властями по своему усмотрению.

Тем не менее, как централизованные, так и децентрализованные заготовки ОРСов не обеспечивали автономного снабжения своих рабочих, питание которых на всем продолжении войны основывалось на использовании продукции государственных фондов.

Недостаточная эффективность подсобных хозяйств была вызвана отсутствием необходимого довоенного опыта у предприятий в данной области деятельности, явным приоритетом основной деятельности предприятия над сферой обслуживания рабочих, нерациональной системой управления, при которой руководители промежуточного звена не могли принимать самостоятельные решения в ситуациях, требующих оперативных действий. 

2. «Общепит» как основа питания тружеников индустриального города

С началом военного времени и введением нормированной системы продовольственного снабжения в жизнеобеспечении населения индустриального центра особая значимость придавалась организации общественного питания. Если в довоенное время сеть столовых на предприятиях города была развита слабо, а большинство рабочих питалось дома или принесенными с собой на рабочее место продуктами, то с первых дней войны количество столующихся стало резко1 увеличиваться. К 1943 г. в столовых промышленных предприятий питалось уже до 90 % рабочих[104].

Столь прогрессивное возрастание роли общепита было обусловлено рядом факторов. Во-первых, официальное установление 11-часового рабочего дня, продолжительность которого вследствие производственной необходимости нередко изменялась в сторону увеличения, а также ужесточение трудовой дисциплины уже с первых дней войны оказали влияние на общую структуру распорядка дня горожан. При том, что большая часть дня горожан, относившихся к категории рабочих и служащих, проходила на рабочем месте, совершенно не оставалось времени на приготовление пищи в домашних условиях.

Во-вторых, с началом военного времени и трудовой мобилизации тылового населения на промышленные предприятия резко увеличилось число одиноких приезжих работников, размещаемых в общежитиях — бараках и землянках, оборудованных лишь нарами, что исключало возможность организации собственного питания в подобных условиях.

В-третьих, развитие сети подсобных хозяйств и образование отделов рабочего снабжения давало предприятиям и учреждениям города больше возможностей для организации общественного питания за счет не только централизованных поставок, но и собственных ресурсов.

В свою очередь, это позволяло развивать внутреннюю сеть столовых и существенно увеличить число питающихся через систему городского общепита.

Если в начале 1941 г  в городе действовало 60 столовых на 6557 посадочных мест, в начале 1943 г — 194 столовых на 17636 мест, а на начало 1944 года — уже 209 столовых с числом посадочных мест 21640. В последующем, при росте количества столовых, число посадочных мест в них стало сокращаться в связи с уменьшением контингента питающихся. На 1 июля 1944 года в Нижнем Тагиле функционировало 226 столовых на 20720 посадочных мест[105].

Несмотря на увеличение к концу военного времени количества столовых почти в три раза, организация питания и обслуживания в них столующихся оставалась на крайне низком уровне. Повсеместным явлением были длинные очереди и отсутствие посуды, что, в итоге, приводило к увеличению времени, потраченного работниками на обед, до 3-4 часов.

Комиссии ВЦСПС ((Всесоюзный Центральный Совет Профессиональных Союзов)), прибывшей на Коксохимический завод с проверкой качества организации питания и снабжения рабочих в начале 1943 г., при входе в центральную столовую в обеденный перерыв «представилась жуткая картина»: обслуживающий персонал, официантки ходили грязные, вымазанные в» угольной пыли. В столовой была невероятная давка, рабочие тратили на обед по два часа и более[106].

При том, что к концу 1942 г. все предприятия города имели собственные подсобные хозяйства, продукция которых шла, в том числе, и на организацию общественного питания работников, калорийность блюд, а также качество их приготовления на всем протяжении военного времени вызывали постоянные нарекания со стороны как самих горожан, так и контролирующих органов.

Выборочная проверка конца 1941 г показала, что рабочим танкового завода предлагались либо суп-лапша из ржаной муки и омлет, либо ячневый суп и гуляш. Калорийность обеда составляла всего 733 килокалории при норме военного времени в 2000-2500 килокалорий[107].

Меню столовой мартеновского цеха НТМЗ на 27 — 31 июля 1942 г.*

Проверкой, произведенной все той же комиссией ВЦСПС в столовой мартеновского цеха Ново-Тагильского металлургического завода в августе 1942 г, было выявлено явное расхождение между нормами выдачи обедов по меню и реальным количеством продуктов, получаемых рабочими.

Стахановцы и рекордисты цеха получали на обед» питание наравне с рабочими, получившими дисциплинарное взыскание за прогулы — суп-лапшу или щи с капустой. При этом одна порция супа-лапши состояла из 40 гр. муки и 5 гр. масла, а в щи закладывалось лишь 150 гр. капусты и 3 гр. соли[108].

Особенно тяжело складывалась ситуация с организацией питания детей дошкольного  возраста, посещавших ясли и детские сады: Уже в начале  1942 г Горздравотделом были отмечены высокий процент заболеваемости детей в яслях и детсадах, достигавший 15,2 %, а также повышение’смертности среди детей, составившей в феврале 1942 г. 2,6 %[109].

В первую очередь, рост этих показателей был связан с понижением качества питания и калорийности пищи, составлявшей детский рацион. Дети до 1 года, закрепленные за молочными кухнями, должны были ежедневно получать молоко, 10 гр. жиров и 10 гр. сахара[110]. Однако и эти минимальные нормы часто сокращались из-за недостатка продуктов, молоко поступало на молочные кухни некачественным, прокисшим, что исключало возможность его употребления грудничками.

Кроме того, недостатки организационного характера, связанные с ежемесячным перезакреплением детей за разными снабжающими организациями, часто приводили к снижению норм снабжения, перебоям в выдаче молока. Дети ясельного и дошкольного возраста, помимо молока, жиров, сахара, должны были получать и 200-300 гр. мясо-рыбных продуктов, что, по данным контрольно-ревизионных комиссий, часто не соблюдалось.

Так, при проверке работы яслей города в апреле 1943 г. было выявлено, что из-за отсутствия молока детям 3—4 месяцев давали воду, подбеленную молоком, масло выдавалось в размере 50 %, остальное заменялось яйцами[111].

С конца 1942 г  для детей были введены повышенные нормы питания Дети до 1 года получали дополнительное питание из молочных кухонь: не менее 1224 калорий, в детских домах — 1594 калории[112]. Несмотря на это, питание детей оставалось крайне скудным и однообразным. Основу меню, как правило, составляли лапша, лапшевник, оладьи[113].

Детсады, снабжаемые Тагилторгом, испытывали наибольшие трудности: продукты часто заменялись на менее ценные и питательные. Вместо мясо-рыбных продуктов в ясли выдавались грибы, также соленые огурцы и кислые ягоды[114]. Нередко в детские учреждения из Тагилторга для организации питания детей поступали клецки из ржаной муки и суп из лебеды[115].

Надо отметить, что на протяжении всей войны организации и учреждения, снабжаемые из фондов Тагилторга, находились в наихудшем положении, получая продукты очень низкого качества и скудного ассортимента, о чем не раз ставился вопрос на заседаниях горсовета.

Так, детская инфекционная больница, закрепленная за Тагилторгом, в июне 1943 г  для питания больных детей получила соленую воблу вместо мяса, горох вместо крупы и растительное масло взамен жиров, т. е. все те продукты, которые противопоказаны при кишечных инфекционных заболеваниях[116].

Ведомственные детские учреждения, закрепленные за предприятиями, имели больше возможностей для организации качественного питания детей за счет использования децентрализованных фондов ОРСов. Дошкольники, закрепленные за УТЗ, НТМЗ, и КХЗ, помимо основных продуктов получали сметану, ягоды и сухофрукты.

Однако и здесь не редкостью были случаи истощения и дистрофии детей, посещающих ведомственные детсады  Проверка детсадов, относящихся к заводу им Куйбышева, показала, что дети не получают молоко и картофель. Мясо и масла заменяются другими менее питательными продуктами, общая калорийность суточного пайка вместо 1200—1700- составляла всего 500 килокалорий. Из 468 детей 113 были истощены и больны дистрофией[117]. При этом надо отметить, что ОРС данного предприятия — на тот момент имел самый лучший совхоз в городе, продукция которого поступала для организации усиленного питания стахановцев.

Не лучшим было положение в детских учреждениях ВЖР; где в 1943 г. из-за катастрофического недостатка в овощах у детей наблюдались случаи заболевания, цингой[118]. На фоне этих данных фантастически выглядит описание подсобного хозяйства Высокогорского железного рудника, сделанное журналисткой местного периодического издания, впоследствии ставшей известной поэтессой, в том же 1943 г.: «Совхоз — … гордость рудника. Огромные площади были засеяны в этом году зерновыми хлебами, овощами и картофелем. В теплицах зрели помидоры и огурцы, в садах — малина и черная смородина. На открытых платформах каждый день везут из совхоза белоснежную капусту и сахаристый турнепс, морковь-каротель, длинные нарядные перья лука-порея и бидоны с молоком. В совхозе богатый птичник. В  белых теплых комнатах живут 860 белых леггорнов. Это породистые куры.с ярко-красными гребнями и такими же красными важными бородками. За ними ухаживает седобородый человек с детскими глазами. Он заботливо вскармливает птиц сырым- мясом и клевером, жженой костью и творогом, а для совсем молодых цыплят добывает муравьиные яйца, поит их молоком и подвешивает для- забавы турнепс, чтобы не скучали, так как «скука угнетает их развитие». Он так серьезно говорит о судьбе своего молодняка, точно именно здесь решается выполнение производственной программы рудника. И, может быть, в этом есть своя правда…»[119].

В условиях широко разворачивающегося стахановского движения на всех предприятиях города уделялось особенное внимание снабжению и организации дополнительного питания передовиков, при этом нередко за счет сокращения количества и ухудшения качества продовольствия, предназначенного для других категорий питающихся из фондов ОРСов, в том числе и детей.

Часто несанкционированное снижение норм и качества питания детей, посещающих детские учреждения, происходило по причине халатного отношения к решению данного вопроса не только работников снабжающих организаций, но и самих сотрудников детских учреждений.

Проведенной проверкой работы детских садов Нижнего Тагила в июле 1943 г  контрольно- ревизионной комиссией было выявлено, что за счет уменьшения порции детям и занижения стоимости однодневного питания питались сами работники учреждений[120]. Также продуктами из фондов детского питания сотрудники детских садов рассчитывались за услуги по транспорту и ремонту.

В школах, где учащимся выдавали всего 50 гр  хлеба и чай, также отмечались многочисленные случаи использования продовольственных фондов, не по назначению.

Так, в ноябре 1942 г  городское контрольно — учетное бюро выявило перерасход школами города всего за 24 дня трех тонн хлеба  Подобная ситуация сложилась не столько по вине руководителей учебных учреждений, желавших «разжиться», сколько из-за громоздкости всей системы снабжения учащихся, не позволявшей оперативно и гибко реагировать на изменения контингента детей, посещавших образовательные учреждения.

Списки учащихся, сформированные на начало учебного года и подаваемые в Торгпит, не позволяли производить учет детей, не посещающих образовательные причины по разным причинам. Возникающие остатки хлебобулочных изделий с негласного разрешения начальника отдела народного образования г. Н. Тагил, которое гласило «Вы поменьше ешьте, но кушайте все, что останется», раздавались учителям, получавшим по нормам служащих всего 400 гр. хлеба[121].

При увеличении норм снабжения, хлебом учителей в 1943 г  до 600 гр все тем же начальником отдела народного образования был поставлен вопрос о незаконности распределения такого количества хлебных остатков. Таким образом, директора школ, продолжавшие выдавать своим сотрудникам остатки школьных завтраков, оказались фактически приравнены к расхитителям государственного имущества. Многие были «поставлены на вид», а директора школы» № 8, где в день между учителями распределялось 160—170 булочек, привлекли к уголовной ответственности[122].

Функционировавшие с первых месяцев войны в образовательных учреждениях буфеты не могли организовать удовлетворительное питание школьников. «Только в 3 школах города учащимся дается чай, а в остальных одни булочки — сообщалось в заметке городской газеты в конце 1942 г. — В буфетах отсутствует чайная посуда и кипятильники»[123].

До конца марта 1942 года в городе не было ни одной школьной столовой или столовой для детей  Лишь с марта 1942 г  в ресторане «Северный Урал» были организованы ежедневные обеды для 620 детей школьного возраста до 14 лет. Кроме того, в столовых Торгпита были выделены, места для питания 4725 детей, а в столовых ОРСов для — 1560. К столовым учащиеся прикреплялись также согласно — спискам, подаваемым директорами школ в Районо. Так как мест в столовых было существенно меньше общего количества учащихся города[124], была определена шкала нуждаемости, согласно которой, в первую очередь к столовым прикреплялись дети, нуждавшиеся в дополнительном питании по заключению врачей, далее шли дети семей красноармейцев и эвакуированные дети, чьи родители не были прикреплены к закрытым распределителям.

Сложность всей этой системы закрепления школьников за столовыми фактически давала возможность начальникам различного уровня по своему усмотрению определять и степень нуждаемости того или иного ребенка в дополнительном питании и, соответственно, очередность в списках на прикрепление к общественным столовым.

Не продумана была и сама технология отпуска обедов учащимся по системе месячных пропусков, которые дети часто теряли и тем самым лишали себя возможности питаться в столовых до конца месяца.

Постепенно детское питание налаживалось  В предпоследний военный год журналисты нередко сообщали об успехах в этой сфере. «Детская столовая-раздатка на поселке Коксохима, в которой получают на дом обеды дети-дошкольники, нуждающиеся в усиленном питании — хорошая столовая. В ней образцовый порядок, чистота, вежливое обращение с посетителями. Питание подготовлено разнообразное и высококачественное. Рис, яйца, сухофрукты, безусловно, укрепляют здоровье детей[125].

На летний период 1944 г  в рамках проведения летних оздоровительных мероприятий в пионерлагеря, на дошкольные и школьные площадки, дачи было направлено 12 223 человека, в первую очередь. — физически ослабленные учащиеся, дети фронтовиков и многодетных работниц города[126].

В августе того же года Исполкомом горсовета было принято решение о передаче поступившего от Облторготдела дополнительного продовольственного фонда на оздоровление и оказание помощи детям из семей военнослужащих. В детсадах, яслях, на детских площадках создавались группы из детей военнослужащих сроком на 21 день, которые для дополнительного питания получили 4,5 т. мясопродуктов, 14 т. крупы, 830 кг шоколада[127].

Если обслуживание и питание в столовых детей дошкольного и школьного возраста постепенно к 1944—1945 гг  стало налаживаться, то общественное питание учащихся школ ФЗО (фабрично-заводского обучения) на всем протяжении войны находилось в тяжелом положении.

На заседаниях исполкома горсовета г Н  Тагил не раз ставился вопрос о низком качестве обслуживания — в столовых учащихся ремесленных училищ и самовольном сокращении руководителями ОРСов и заводских столовых норм снабжения этой категории питающихся.

Так, ОРС НТМЗ в феврале 1944 г  недодал 50 % мясо-рыбных продуктов, 350 гр. крупы, 250 гр. жиров и 6 кг картофеля на одного учащегося в месяц[128].

ОРСом завода им. Куйбышева, обязанного выдавать учащимся ремесленного училища 200 карточек на второе горячее питание, выдавалось только 90. Учащиеся ФЗО, прикрепленные к столовым Огнеупорного и Металлургического заводов, не получали положенное диетическое питание. Ухудшение питания, недостаточная его калорийность приводили к истощению подростков, трудившихся в  цехах этих заводов наравне с квалифицированными рабочими.

Несмотря на все меры, предпринимаемые в городе для улучшения питания  детей, даже в марте 1945 г  учащиеся- школ ФЗО, проходившие производственное обучение в литейных цехах завода № 183, а также перевыполняющие нормы выработки, не получали питание по нормам, установленным для рабочих соответствующих профессий, и вторых горячих обедов, полагающихся за выполнение плана выработки сверх нормы.

Таким образом, столовые Нижнего Тагила не смогли с началом военного времени обеспечить. удовлетворительное питание и обслуживание потребителей  Видимые изменения в лучшую сторону, появившиеся к 1944 г, были вызваны скорее сокращением численности столующихся, за счет оттока населения в освобожденные районы, а не повышением эффективности деятельности предприятий общепита.

Отсутствие независимого и многоуровневого контроля над деятельностью столовых, четко регламентированных обязанностей сотрудников усложняло определение степени ответственности того или иного работника общепита за порчу продуктов, плохое обслуживание трудящихся, несоблюдение графика работы и т. д., что в итоге сказывалось на низком качестве и недостаточной калорийности питания тагильчан.

Система общепита Нижнего Тагила не справилась с изначально возложенной на нее ролью по восполнению суточной потребности рабочих в питании  Тем не менее, даже обеспечивая лишь треть этой нормы, общественное питание все же создавало условия для выживания в экстремальных условиях военного времени.

3  Нормированная система городского потребления

После выступления В. М. Молотова 22 июня 1941 г. по радио с известием о начале войны, в Нижнем Тагиле прошел ряд стихийных митингов горожан, собраний на предприятиях и в учреждениях. Паники и ажиотажного спроса на продовольствие и промышленные товары в магазинах города не наблюдалось.

Это было связано не столько с налаживанием четкой работы городской торговой сети в условиях военного времени, сколько с уже существовавшими на тот момент проблемами в продовольственном обеспечении населения.

Так, в отчете плановой комиссии Исполкома за предвоенный год содержатся сведения об отсутствии в продаже в магазинах города крупы и муки, что напрямую влияло на рост спроса городского населения на хлеб[129].

По данным о хлебопечении за 1940 г.[130], в день в Н. Тагиле производилось 149,7 тонн хлебобулочных изделий, что составляло, при численности населения города в 170 тыс. человек, 880 гр. на человека.

Отсутствие в продаже как в городе, так и в сельской местности фуража вынуждало городских и деревенских жителей кормить домашнюю скотину хлебом, который покупали про запас. Другой причиной постоянной нехватки хлеба в магазинах города являлись частые случаи простаивания хлебозаводов из-за аварий и перебоев с электроснабжением, как это случилось с хлебокомбинатом № 1, не выпускавшим продукцию в течение трех дней в январе 1940 г. из-за прорыва водопровода[131].

Таким образом, в течение первых двух месяцев войны снабжение Нижнего Тагила продовольствием мало отличалось от довоенного времени, и лишь в конце лета ситуация стала стремительно ухудшаться, что было связано с появлением большого количества эвакуированных и резким уменьшением поступления продуктов питания и промтоваров в торговую сеть.

В августе началась подготовительная работа по введению карточной системы  Было создано городское карточное бюро при Нижнетагильском горсовете. Во всех организациях и домоуправлениях специальные уполномоченные по выдаче карточек стали собирать списки для выдачи карточек и талонов населению.

С 15 августа 1941 г  карточки на хлеб были введены во всех городах Урала Одновременно вводилась карточная система снабжения на сахар и кондитерские изделия. На мясные и рыбные продукты, жиры, крупу и макароны карточки были введены с 1 ноября 1941 г.

Таким образом, к концу ноября* 1941 г. в городах и поселках Урала, как и по всей стране, была введена карточная система на продовольствие, несколько позднее — на промтовары, что позволяло наиболее целесообразно распределять имевшиеся запасы, обеспечивать всему городскому населению твердый продовольственный минимум, в первую очередь хлеб[132].

Население города делилось на четыре категории, для каждой из которых предназначались карточки определенного вида: 1) рабочие и приравненные к ним; 2) служащие и приравненные к ним; 3) иждивенцы и приравненные к ним; 4) дети до 12 лет включительно.

Карточная норма хлеба для рабочих и служащих разделялась еще на две категории: Первая (более высокая) — для рабочих и служащих, занятых в оборонной, химической, металлургической и ряде других отраслей промышленности, а также на важнейших стройках; Вторая — для рабочих и служащих остальных отраслей промышленности, а также работавших в указанных выше отраслях в управленческом аппарате, либо на обслуживающих предприятиях.

Работающие и служащие получали карточки по месту работы, а иждивенцы — в домоуправлениях по спискам с предъявлением стандартных справок, дающих право на получение декадного или месячного набора продовольственных и продуктовых карточек определенной категории.

Дифференциация основных норм продовольственного снабжения не ограничивалась разделением населения на 4 категории, помимо которых еще существовали и иные группы.

Так, согласно приказу наркома торговли СССР от 17 июля 1943 г. № 3205/2364, отдельные нормы снабжения были определены для руководящих работников партийных, комсомольских, советских, хозяйственных и профсоюзных организаций. Также в отдельную снабженческую группу были выделены работники НКВД, которые получали карточки по требованиям органов НКВД непосредственно через продовольственное бюро без предъявления списков и стандартных справок[133].

К контингенту литерного снабжения особого списка, как правило, относились партийные работники и руководители предприятий, которым полагалось продовольствия по карточкам в 2,5 раза больше, чем 1-й категории рабочих: мясо-рыбных продуктов — 5000 гр., 800 гр. жиров, 1500 гр. крупы, 600 гр. сахара. Помимо этого полагалось 10 шт. яиц, 500 гр. сухофруктов, 1 литр молока, а также, по желанию, один раз в месяц отпускалось до 3 бутылок водки или вина[134].

Повышенные нормы в течение Великой Отечественной войны также вводились для некоторых категорий населения. В июле 1942 г. Совет народных комиссаров СССР распорядился об организации продажи продуктов питания сверх норм для беременных женщин и матерей в первые два месяца после родов.

В соответствии с этим решением, начиная с шестого месяца беременности и в течение двух месяцев после родов, сверх норм женщины,ежемесячно получали 400 г масла, 300 г сахара, 600 г крупы,и 6 л молока. В 1944 г. сверхнормативная продажа еще более возросла: масла — 800 г, сахара — 600 г, крупы — 1,2 кг, молока — 12 л. Для детей с конца 1942 г. также были введены повышенные нормы питания[135].

Помимо основных норм, действовали различные нормы дополнительного питания — двухразовое рабочее питание, двухразовое детское питание, второе горячее питание и т. д. Карточки, выданные городским бюро только за январь 1944 г., отличаются большим разнообразием: талоны для доноров, для беременных, лечебные для туберкулезных больных, карточки усиленного диетического питания (УДП), спецобеденные карточки (СП-1, СП-2, СП-А, СП-Б).

Усложняло и без того громоздкую систему нормированного снабжения еще и то, что продовольственные талоны в зависимости от категории, к которой принадлежал получатель, и от совокупности множества иных факторов (как-то: перевыполнение норм выработки, показания врачебной комиссии и т. д.) подразделялись на квартальные, декадные, однодневные, одноразовые.

У. Г. Чернявский в своем исследовании, также обращал внимание на данный недостаток действовавших норм, число которых было чрезвычайно большим, а различия не всегда были обоснованы,[136].

Как известно, неоправданное усложнение системы порождает большое количество способов проникновения в ее структуру и совершения несанкционированных действий, направленных на удовлетворение частных интересов отдельных должностных лиц — как имеющих доступ к этой системе, так и осуществляющих контрольные функции.

Отсутствие четких границ между снабженческими категориями граждан, а также наличие большого количества норм, распределение которых нередко зависело от воли руководителей предприятий, ОРСов и других руководящих работников, способствовало возникновению различных махинаций как с документацией, дающей право на получение карточек, так и с самими карточками. Об этом свидетельствуют акты проверок предприятий и организаций, проведенных горбюро продкарточек.

Самими распространенными нарушениями были подделки списков на получение карточек, которые составлялись по ведомостям на зарплату и табелям учета рабочего времени по месту работы  Как. правило, в, этих списках неправильно указывали категории к которым относились рабочие и служащие, часто целенаправленно их завышая.

Часто в списки, включались рабочие, направленные в командировку, находящиеся в больнице или недавно, убывшие с предприятия, также можно было — встретить и фамилии людей, не имеющих никакого отношениям к предприятию.

Так, проверкой, проведенной в марте 1943 г  на заводе № 56, было выявлено, что карточки по повышенным нормам выдавались столярам, плотникам, уборщицам  Талоны на спецпитание по группе СП-1, предназначенные для руководителей предприятий и партийных организаций, получали секретарь начальника завода, а также директор школы, не состоящий в штате этого предприятия[137].

Нередко в  ходе проверок выявлялось,. что распределением карточек по своему усмотрению занимались практически все работники, связанные с системой нормированного снабжения — начальники предприятий, цехов, ОРСов, бухгалтеры, кассиры, табельщики, как это случилось на том же заводе № 56, в связи с чем было допущен перерасход продуктов на сумму 398 тыс. руб.[138].

Сведения о существовании подобных цепочек в распределительной системе предприятий, скрепленных круговой порукой и состоящих из руководителя предприятия — главного бухгалтера — начальников цехов — кассира, были получены и в результате проверок в 1943 г  заводов № 120, № 63 направлены в прокуратуру города[139].

Другой вид нарушений был связан с несоблюдением правил заверки стандартных справок на выдачу талонов и их уничтожения  Городским бюро были выявлены случаи выдачи стандартных справок гражданам, не имеющим личных документов, а также не прописанным в домовых книгах. Справки, которые после выдачи карточек подлежали уничтожению (сожжению), передавались работниками Ленинского районного карточного бюро своим родственникам, получавшим по ним дополнительные наборы талонов[140].

Особенно эти нарушения участились в 1944 г  с началом активной реэвакуации населения  Так, кассиры Сталинского райбюро только за январь 1944 г  похитили 595 продуктовых талонов, отдаваемых им выбывающими в освобожденные районы и подлежащие уничтожению[141].

Продовольственные карточки и обеденные талоны пропадали не только в результате всевозможных махинаций отдельных должностных лиц; но и по причине отсутствия должного контроля за их хранением. Наличие большого количества людей, допущенных к распределению карточек, становилось причиной снижения степени ответственности отдельных должностных лиц за их хранение.

Помещения на предприятиях и в карточных бюро, где хранились карточки, как.правило, не охранялись и не опечатывались на ночь, также были выявлены случаи хранения продовольственных талонов, в шкафах, чемоданах, ящиках столов — все это являлось, причиной многочисленных хищений.

В ноябре 1942 г  на Уральском Артполигоне из ящика стола уполномоченного по выдаче продовольственных карточек были похищены не только комплекты детских продуктовых талонов, но и штамп, которым заверяли стандартные справки[142].

Неэффективность контроля в системе снабжения и карточного нормирования, хищение и нелегальное распределение продовольствия и талонов, основанное на частной инициативе руководителей различного уровня, приводили к тому, что недостачи продуктов в централизованных фондах компенсировались за счет дополнительных фондов, предназначенных для стимулирования труда, поощрения отдельных работников, помощи их семьям.

Подобная ситуация сложилась на Ново-Тагильском Коксохимическом заводе, где нормы питания рабочих первой и второй категорий были фактически уравнены, а выдача вторых обедов стахановцам была ликвидирована[143].

Еще одним бичом карточной системы снабжения было постоянное движение контингента, вызванное эвакуацией населения летом — осенью 1941 г, переросшее в реэвакуацию с 1943 г. Перемещение контингента затрудняло его учет, что негативно сказывалось на эффективности контроля за учетом выдачи карточек населению.

Проведенная проверка карточного контингента по Нижнему Тагилу в мае 1944 г  выявила 10 тысяч человек, не прописанных в органах милиции и не имеющих личных документов, а следовательно, и не обладающих возможностью на легальное получение продовольственных и промышленных карточек[144].

Снабжение на всем протяжении войны не соответствовало нормам. Только хлебные карточки отоваривались полностью, остальные же продукты часто заменялись или вообще не выдавались. Наиболее частым заменам, по воспоминаниям тагильчан, подлежали мясо-рыбные продукты, вместо которых выдавали яйца, либо яичный порошок и сахар, компенсировавшийся конфетами, патокой или печеньем[145].

Ситуация с нормированным снабжением населения особенно ухудшилась осенью 1943 г, когда в связи с засухой были снижены нормы выдачи хлеба[146].

В своем дневнике за 3 декабря 1943 г  учащийся горно­металлургического техникума Николай Мезенин отмечал: «Сейчас у нас новые экономические трудности в семье. Хлеб снизили по 100 г на карточку на весь декабрь. Это значит, что на нашу семью из пяти человек в день полагается 1700 г хлеба».

30 декабря Мезенин сделал в дневнике новую запись: «Получили карточки на январь. В них уже окончательно укореняется сбавка хлеба на 100 г. Теперь я буду получать 500 г, а мои домочадцы по 300 г»[147].

Одним из самых серьезных испытаний в годы войны, в условиях жесткой нормированной системы снабжения, стала для горожан утрата продовольственных карточек. Так как талоны на декаду или 15 дней печатались на одном бланке, из которого вырезались уже в магазине или столовой при получении хлеба, продуктов, обеда и т. д., то при потере одной карточки человек мог остаться без хлеба или продуктов на продолжительный период времени.

При отсутствии иных существенных источников восполнения потребности в продовольствии утрата карточек ставила человека, и так находящегося в экстремальных условиях военного времени, на грань выживания. Люди умирали от дистрофии, в отчаянии накладывали на себя руки.

Утраченные карточки не восстанавливались и единственным средством спасения в этой ситуации оставалась помощь родных и близких.

Липовская М.Н., работавшая в годы войны на УТЗ, вспоминала как одна из подруг по общежитию потеряла хлебные карточки на целый месяц: «Мы понимали, что это значит. Все девчата нашей комнаты, отрывая от себя, поддерживали девушку, делились хлебом, похлебкой. В общем, прожили этот тяжелый месяц, все закончилось благополучно»[148].

С 1944 г, когда ситуация в стране с продовольственным снабжением стала улучшаться, при утере карточек, которые полностью не восстанавливались, горожане все же могли получить компенсацию по заявлению в горисполком.

В заявлении указывались условия и причины утраты карточек, а также количество человек, для которых эти карточки предназначались.

Самой распространенной причиной обращения горожан было хищение хлебных и продуктовых карточек  В период с января по май 1944 г  из 1060 человек, обратившихся в горисполком с заявлениями, 737 тагильчан (84 %) утратили карточки вследствие хищения и квартирных краж.

При утрате продовольственных и хлебных карточек компенсация выдавалась только хлебом  Вне зависимости от категории снабжения, количество выдаваемого хлеба составляло 100—200 гр. Из общего числа обращений, поступивших за указанный период времени, полностью хлебная карточка по решению горисполкома была восстановлена лишь однажды — для работницы НКВД, из квартиры которой были похищены личные вещи и продовольственные талоны[149].

Несмотря на то, что причиной утраты карточек у большинства было хищение, условия утраты отличаются многообразием; за которым скрываются трагедии людей и их семей, оказавшихся в столь тяжелом положении.

Так, у красноармейца, находящегося на излечении в госпитале, сбежавшая жена забрала с собой все продовольственные карточки, оставив дома троих детей  По решению горисполкома, на детей были выданы карточки на хлеб по 200 гр. до окончания карантина в детском доме, куда их определили[150].

У другой тагильчанки во время сердечного приступа в магазине, сопровождавшегося потерей сознания, украли из кармана хлебные карточки на целый месяц — на себя и ребенка[151]. А командированный в Нижний Тагил на завод № 56 старший научный сотрудник Гринберг, уснул в трамвае, в результате чего лишился и карточек и документов[152].

 

 

Хлебные карточки по 100-400 гр. по решению горисполкома выдавались и тагильчанам, чье материальное положение было признано крайне тяжелым. Гражданами, находящимися в тяжелом материальном положении, в основном признавались инвалиды Великой Отечественной войны, красноармейцы и члены их семей, а также многодетные семьи, т. е. те категории населения, которые должны были поддерживаться, в первую очередь, согласно основным направлениям социальной политики государства в годы войны.

Интересно и то, что освободившиеся заключенные также могли рассчитывать на временную поддержку и выдачу хлебных карточек от 200 до 400 гр  до постановки на учет и получения документов, удостоверяющих личность.

Таким образом, наличие чрезвычайно большого количества действовавших норм, отсутствие четких границ между снабженческими категориями граждан порождало многочисленные нарушения в системе карточного распределения продуктов. Тем не менее, несмотря на все выше перечисленные недостатки, именно нормированное снабжение продуктами было основой выживания городского населения индустриального центра в военных условиях.

О той роли, которую играли продуктовые карточки в жизни горожан, говорит случай, описанный свердловским краеведом В. В. Зейфертом Женщина, у которой украли хлебные карточки в магазине хотела тут же покончить жизнь самоубийством, бросившись под трамвай. Но водитель успел затормозить. Другой свердловчанин, Б. С.Зубрицкий, работавший начальником одной из электростанций города, вспоминал, как потерявшая хлебные карточки эвакуированная из Ленинграда работница несколько раз бросалась под колеса трамвая и только четвертая попытка стала для нее действительно последней[153].

 

4 Иерархия продовольственного снабжения и стратегии потребления тагильчан

Выжить, питаясь только продуктами, получаемыми по карточкам, было весьма сложно, поэтому каждый искал свои пути решения продовольственной проблемы.

Одной из наиболее незащищенных категорией горожан, в плане решения вопросов с организацией собственного питания, были эвакуированные, прибывавшие в Нижний Тагил из оккупированных районов. По данным переселенческого отдела облисполкома, уже на 30 июля 1941 г. в Свердловскую область прибыло свыше 40 тысяч человек[154].

Во всех уральских городах, принимающих эвакуированное население, были созданы эвакопункты, занимавшиеся постановкой на учет и расселением прибывающих  Одной из важных задач в деятельности эвакопунктов была организация питания переселенцев до определения окончательного места их распределения.

В сентябре 1941 г  в докладной записке обкома ВКП(б), направленной председателю Совета по эвакуации Н. М. Швернику, указывалось об организации приема эвакуированных: «улучшено снабжение буфетов и столовых продуктами. На железнодорожных станциях открыты ларьки, где эвакуированные могут купить некоторые продукты питания и промтовары. При эвакопунктах работают столовые»[155].

Однако столь радужная картина в организации приема и питания прибывающих была далека от реальности  Об этом, в частности, свидетельствует такой известный факт. Прибыв в сентябре в Нижний Тагил с первой партией эвакуированных танкостроителей, помощник директора завода № 183 М. С. Ситцевой, видя всю сложность проблемы с организацией питания прибывающих, направил в Харьков, где на заводе оставались запасы продуктов питания, телеграмму: «Грузите детали Ходукина». Ходукин был работником отдела питания и прибыл в Тагил вместе с Ситцевым. Руководство завода в Харькове сразу же поняло, в чем дело. В нарушение прямого приказа не занимать вагоны продовольствием, в каждый эшелон стали включаться один — два вагона с продуктами питания. На их опечатанных дверях красовалась внушительная и малопонятная даже для специалистов надпись: «Детали Ходукина»[156].

Ветеран Харьковского завода И. Д. Выпирайленко, следовавший в последнем 41-м эшелоне, вспоминал об этом памятном маршруте: «Он состоял из 36 железнодорожных платформ… Были шесть крытых четырехосных вагонов (теплушек). Пять — предназначались для рабочих и служащих, а 6-й — как продовольственный магазин с продуктами питания для отъезжающих (на этом вагоне написали, специально крупными буквами: «Детали Ходукина» — по имени работника общепита завода — для «конспирации»[157].

Конечно, полностью вопрос с организацией питания эвакуированных этим не решался  Для большинства приезжих, еще не закрепленных за предприятиями, единственным источником получения продовольствия оставались столовые эвакопунктов. О том, на каком уровне там было организовано питание, свидетельствует докладная «Об упорядочении работы эвакопункта», направленная в Горисполком в октябре 1941 г.: «В помещении грязно, не всегда имеется кипяченая вода, хлеб выписывается гражданам, не имеющим никакого отношения к эвакуированным. В столовой нет посуды, обслуживание эвакуированных производится в последнюю очередь»[158].

Фактически столовая, эвакопункта была, превращена в закрытую — для снабжения работников эвакопункта, их родных и знакомых.

В ноябре 1941 г  Нижнетагильским горисполкомом было принято решение о разрешении продажи вещей эвакуированными с рук на колхозном рынке УВЗ[159], что свидетельствует о признании местными властями бедственного положения переселенцев.

В наиболее тяжелом положении находились эвакуированные, принадлежащие к категории иждивенцев  Основная масса такого контингента сразу направлялась в сельскую местность, в городе оставались лишь те, кто являлся членами семей работников предприятий[160].

Не имеющие собственного жилья, скота, а также родственников, проживающих в деревне и способных оказать помощь продуктами с собственного приусадебного участка, эвакуированные иждивенцы полностью зависели от нормированного снабжения. Эвакуированные, заселенные в дома и квартиры горожан, могли рассчитывать на поддержку хозяев, которые, по воспоминаниям самих приезжих, помогали и с питанием, и с бытовым обустройством.

Тем, кто заселялся в землянки и бараки, наскоро сооруженные специально для заселения прибывающих из прифронтовой полосы, эти вопросы приходилось решать самостоятельно.  Материальная помощь, которая  им оказывалась по прибытии в размере от 50  до 100 руб., вопрос никак не решала, так как за деньги купить продукты было практически невозможно[161].

Одним из наиболее распространенных способов решения продовольственной проблемы эвакуированными был обмен своих вещей на продукты. «Чтобы как-то продержаться, выменивали у окрестных жителей на привезенные с собою вещи картошку, муку. Однако хватало ненадолго. Появились заболевания дистрофией…», — рассказывал о первой военной зиме эвакуированный из Москвы на УВЗ Петр Хаймович Котляр[162]. Личный скарб приезжих в период их обустройства на новом месте был единственным и универсальным эквивалентом стоимости продуктов и промтоваров.

Не меньшие трудности в решении вопросов с продовольственным обеспечением испытывали и коренные жители Тагила, относящиеся к категории иждивенцев. Назначенные для них в условиях дифференцированного снабжения самые низкие нормы питания, составляющие всего лишь треть от пайка рабочих, вынуждали иждивенцев, основная масса которых была представлена подростками, многодетными матерями, пенсионерами и нетрудоспособными гражданами, искать свои стратегии выживания.

Распространенной практикой в решении этого вопроса в условиях проживания в индустриальном городе было трудоустройство на предприятия, что давало возможность увеличения нормы пайка в 2—2,5 раза.

Известный бригадир молодежной фронтовой бригады на танковом заводе Надежда Хайдукова вспоминала, как она устроилась на завод после окончания седьмого класса. «Когда закончился учебный год, многие из класса пошли поработать на время каникул. Честно говоря, не только из чувства патриотизма: между рабочей продовольственной карточкой и ученической была существенная разница. Люди же голодали»[163].

Школьная сеть и количество учащихся в Н. Тагиле в 1942 —1945 гг.*

В период с 1942/43 уч. года по конец 1943/44 уч. года, несмотря на увеличение количества школ с 55 до 61, учащихся стало меньше на 16,5 %[164].

Одной из причин, помимо отъезда родителей в освобожденные районы; была работа школьников на предприятиях  По сведениям на 1 апреля 1945 г, школы, города не посещало 827 человек, из которых более половины были официально трудоустроены на предприятиях, остальные не учились из-за болезни и отсутствия обуви[165].

Из общего количества школьников, не посещающих учебные учреждения, старше 12 лет были лишь 414 человек[166].

Это позволяет предположить, что на предприятия уходили и дети младше 12-летнего возраста  Трудоустроенные подростки получали хлеб уже по рабочим карточкам — почти в два раза больше  Кроме того, юные рабочие закреплялись за заводскими столовыми, где могли получать горячие обеды наравне с взрослыми коллегами. Хотя работа на предприятии и давала существенную прибавку к пайке иждивенца, кардинально проблему с питанием все же не решала.

Так, К. Шейченко (Печеницына), работавшая в годы войны на УТЗ, вспоминала о таких детях: «К мастеру Куценко подошла бригадир Таня Булгакова и сказала, что Саша Смирнов и Сережа Томилов не хотят работать, сидят и плачут.

— Может быть, есть хотят? — спросила мастер.

Таня выделила мальчишкам хлеба из своего пайка, и они стали работать»[167].

В весенне-летний период существенную роль в организации питания горожан и, в большей степени, детей и иждивенцев, играл лес  Такие травы, как крапива, одуванчик, кислица становились основой сезонного рациона многих горожан. Из травы варили похлебку, рецепт которой был довольно прост: вода, зелень, крупа. Картофель, как правило, заканчивался еще зимой, поэтому не входил в состав летних домашних приготовлений.

Кроме того, горожане активно собирали грибы и ягоды в окрестностях города, из-за чего заготовительные бригады ОРСов тагильских предприятий уезжали в отдаленные лесные массивы для сбора даров природы, которых уже не оставалось в местных лесах[168].

Сезонным подспорьем в решении горожанами проблемы продовольственного снабжения была помощь колхозникам в посевных кампаниях и уборке урожая. Как уже указывалось нами выше, на основании постановления СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 13.04.1942 городское население (домохозяйки, иждивенцы, учащиеся, часть служащих и рабочих) подлежало мобилизации для помощи в сельскохозяйственных работах. В качестве оплаты за свой труд в пригородных колхозах тагильчане получали часть урожая овощей, что позволяло хоть на какое-то время разнообразить свой рацион.

«Золотой серединой» в иерархии городского продовольственного потребления являлись рабочие и служащие предприятий  Эвакуация на Урал предприятий и их коллективов из прифронтовой полосы, а также мобилизация местного населения для работы в оборонной промышленности, привели к резкому увеличению доли рабочих в Нижнем Тагиле по сравнению с остальными категориями горожан.

Уже в августе 1941 г, в связи с остро стоявшей-проблемой размещения эвакуированных, было принято решение о переселении части тагильчан, не связанных с производством, в пригородный район. В сельскую местность также направлялись и те эвакуированные, которые относились к категории иждивенцев и не являлись членами семей работников предприятий и учреждений города[169].

Если взять за основу данные бюро продкарточек для определения количества рабочих и служащих города среди населения Нижнего Тагила, то на январь 1944 г из 217607 человек, получавших продовольственные талоны, 128384 тагильчан относились к категории рабочих и служащих, что составляло 59′ % от общего числа горожан[170]. Однако при этом стоит учитывать, что с 1943 г. по нормам питания рабочих стали снабжаться студенты и преподаватели. Остальные 41 % тагильчан являлись иждивенцами, учащимися, детьми.

Промышленные рабочие в годы Великой Отечественной войны стали для государства одним из наиболее важных ресурсов в экономической победе СССР над фашистской Германией  Трудовая политика, основные механизмы которой были сформированы еще в довоенное время, была направлена на привлечение населения для работы на предприятиях и стимулирование интенсивности труда.

Основными принципами решения этих задач было использование методов принуждения и поощрения, причем первые, как правило, применялись с большим перевесом.

Переход на семидневную рабочую неделю, увеличение продолжительности рабочего дня до 12 часов, введение уголовной ответственности за самовольный уход с предприятий были направлены на ужесточение дисциплины труда и фактически приравнивали рабочих к военнообязанным.

Н. П. Палецких в своем исследовании приводит ряд негативных высказываний рабочих и служащих отдельных уральских предприятий о введении таких жестких мер повышения дисциплины труда\171\ . Несмотря на это, горожане, не являющиеся трудмобилизованными и принадлежащие, как правило, к категории иждивенцев, видели в трудоустройстве на промышленные предприятия единственную возможность для решения проблемы с пропитанием.

За счет дифференцированного централизованного снабжения нормы питания рабочих и служащих, занятых на промышленных предприятиях, составляли от 138 до 400 % к калорийности набора продуктов иждивенцев \172\

На предприятиях в основе иерархии потребления лежало применение системы дифференциации норм питания, а также внутренние механизмы исполнения наказаний за проступки и назначения поощрений за интенсивность труда. Согласно данной иерархии, все работники по возрастающей распределялись следующим образом — работники, совершившие дисциплинарный проступок, служащие, рабочие 2-й категории, рабочие 1-й категории, рабочие особого списка, рабочие снабжающиеся по повышенным нормам, стахановцы, руководство.

Рабочие и служащие, помимо основного набора продуктов, выдаваемого по карточкам, имели возможность получать и дополнительное питание в столовых по месту работы, снабжавшихся из фондов ОРСов самих предприятий.

Трудовая политика, направленная на стимулирование труда рабочих, предполагала введение таких различных видов поощрений, как второй горячий обед, выдача сухого пайка, увеличение норм питания. К тому же, семьям рабочих и служащих через профсоюзы предприятий и организаций выдавались земельные наделы под посадку овощей сроком на 5 лет \173\

Война повлекла за собой серьезные количественные и качественные изменения социальной структуры общества  Наряду с эвакуированными, отдельные социальные группы составили семьи фронтовиков и инвалиды войны. Одним из направлений социальной политики государства в годы Великой Отечественной войны стало оказание материальной поддержки, а также помощи в трудоустройстве и решении бытовых проблем этим категориям населения.

По состоянию на 1 января 1945 года в Свердловской области имелось 67 районных и городских отделов по государственному обеспечению и бытовому устройству семей военнослужащих, занимавшихся решением указанных вопросов[174].

На 1 февраля 1943 г  в Нижнем Тагиле проживало 20369 семей военнослужащих и 1333 инвалида отечественной войны[175]. Всего на Урале в том же году насчитывалось 131 тысяча семей фронтовиков и 108 тысяч инвалидов[176].

Члены семей фронтовиков и инвалиды войны, вне зависимости от того, являлись ли они иждивенцами или рабочими, в первую очередь должны были обеспечиваться земельными наделами под огороды, инвентарем и семенным материалом, а также получать продукты и промтовары по карточкам.

Трудоустроенным родственникам красноармейцев помощь оказывалась через профсоюзы, кроме того, на заводах Нижнего Тагила применялась практика привлечения жен инженерно-технического состава работников к помощи в решении подобных вопросов. Горсобес и уличные комитеты шефствовали над членами семей фронтовиков, находящимися на иждивении.

В помощь семьям военнослужащих в городе, как и по всей области, периодически организовывались воскресники, на которых горожане помогали в распилке и вывозе дров, ремонте квартир, также проводился сбор денег, продуктов и вещей.

На одном из таких воскресников проходившем 8 октября 1944 г  и охватившем 17 городов области, только в Нижнем Тагиле при участии 4403 человек было выдано семьям фронтовиков 16,6 тонн картофеля и овощей, собрано 100 продуктовых пайков (содержание пайка: мяса, рыбы — 2,2 кг, жиров — 300 гр; овощей — 5 кг, мыла — 50 гр.)[177].

Кроме того, родные красноармейцев через отделы по государственному обеспечению и бытовому устройству семей военнослужащих периодически получали помощь продуктами из городских не централизованных фондов. О своей деятельности горотделы 2 раза в год отчитывались перед горисполкомом. Цифры, указывающие общее количество выданных продуктов семьям фронтовиков, должны были демонстрировать постоянную заботу государства о нуждах данной категории населения.

Так, за первое полугодие 1944 года было выдано 382 т картофеля и овощей, 500 кг муки и 1 т мясо-рыбных продуктов, однако в пересчете на одну семью в месяц это составило лишь 3 кг картофеля и овощей, 3 грамма муки, 6,5 грамм мясо-рыбных продуктов, что нельзя считать существенной поддержкой, способной кардинально поменять положение данной категории населения в плане решения продовольственной проблемы.

 

Партийное руководство Нижнего Тагила также признавало; что, несмотря, на законодательное регулирование в области социальной политики по поддержке семей военнослужащих и постоянные оргмассовые работы профсоюзов, помощь родственникам красноармейцев носила разовый, зачастую показательный характер.

Повседневные обращения членов семей фронтовиков в профкомы, райсоветы, руководству ОРСов и предприятий зачастую оставались без ответа  Проверка работы по оказанию помощи работникам УТЗ, являющимся членами семей военнослужащих, проведенная в декабре 1944 г  показала, что учет обращений на заводе не велся, заявления не рассматривались по 2—3 месяца. Женщина, имевшая двух больных детей и многократно обращавшаяся в ОРС УТЗ с просьбой о помощи в организации питания детей, достигла желаемого только при вмешательстве со стороны депутата горисполкома[178].

Такая ситуация была характерна и для других предприятий Урала, где лишь в ходе проверок со стороны парткомов и прокуратуры выявлялись факты бездушного отношения к данной категории граждан.

Так, отдел снабжения Челябинского тракторного завода в ответ на обращения в январе 1942 г  жены красноармейца, имеющей двух малолетних детей, о помощи в решении бытовых вопросов выделил только 2 м3 дров, половина из которых была доставлена лишь к 24-й годовщине РККА[179].

Изобретательность отдельных тагильских чиновников, не желающих заниматься решением проблем семей фронтовиков, не знала границ. Ответственный за работу с семьями военнослужащих Дзержинского района нашел свое решение этой проблемы: все поступающие заявления направлялись им в горвоенкомат через почту, которая с учетом военной цензуры и тяжелого положения с транспортом, даже по городу шла несколько дней[180].

В различных отчетах и докладных записках парткомитетов, прокуратуры города о состоянии государственного обеспечения семей военнослужащих суть повседневной организации помощи родственникам фронтовиков со стороны комитетов, организаций и предприятию определялась в таких формулировках, как «кампанейщина», «бездушно-бюрократическое отношение», «канцелярский подход» и т. д.

Рассматривая иерархию городского потребления, следует сказать и о такой категории тагильчан, как узники Тагиллага. Работая на строительных объектах, на предприятиях города «бок о бок» с тагильчанами, подневольные «вливались» в общую структуру народонаселения промышленного центра.

О том, что с организацией питания заключенных в первые же дни существования Тагиллага возникли огромные трудности, говорит приказ Я. Д. Рапопорта, начальника Тагилстроя — Тагиллага, от 21 февраля 1942 г., согласно которому работники отдела общего снабжения (ООС) должны были изымать по актам у прибывающих с этапами продукты и предметы хозобихода[181].

Еще более ситуация усложнилась к весне 1942 г, когда ввиду ограниченных запасов мяса и рыбы были введены ограничения на закладку этих продуктов в котел для спецконтингента. В качестве компенсации калорийности пайка была введена замена рыбы в следующем эквиваленте: 100 гр. рыбы заменялось на 100 гр. пшеничной муки или 4 гр. растительного масла[182]. Нормы замены мяса на другие продукты не оговаривались, так как этот продукт фактически отсутствовал в рационе заключенных.

К этому следует добавить отсутствие в рационе овощей и картофеля, так как собственным подсобным хозяйством, позволяющим обеспечивать спецконтингент за счет местных ресурсов, Тагиллаг в первый год своего существования не обладал.

Такое положение являлось не только общей тенденцией в ухудшении качества и калорийности питания всего населения города, но и нежеланием администрации Тагилстроя — Тагиллага акцентировать внимание на решении бытовых проблем и вопросов, связанных с продовольственным обеспечением спецконтингента в условиях развертывания) лагеря на новом месте.

Первоочередной задачей было обеспечение плана строительных работ, на которые получил заказ Тагилстрой — Тагиллаг, тогда как обеспечение заключенных всеми необходимыми материально-бытовыми условиями уходило на последний план.

Обследование Тагиллага комиссией НКВД в мае 1942 г  показало, что подобная расстановка приоритетов привела к совершенно противоположным результатам — 50 % заключенных находились в нерабочем состоянии, что явилось следствием высокой интенсивности труда в условиях скученного проживания, некачественного и однообразного питания .

Формально питание спецконтингентов было улучшено с 1 мая 1943 г Заключенные были обеспечены более высоким по калорийности питанием, что должно было, по словам Я. Д. Рапопорта повлиять на усиление отдачи от основного состава заключенных, работающих на Тагилстрое[183]. К тому же, ко второй половине 1943 года наметились улучшения в сельскохозяйственной деятельности Тагиллага.

Тагиллаг как одно из крупнейших лагерных образований на Урале обеспечивался не только за счет использования собственных продовольственных ресурсов, но и, находясь в введении НКВД, получал в рамках регламентированной комиссариатом внутренних дел системы распределения нормированные продукты из централизованных фондов.

Нормы выдачи хлеба заключенным Тагиллага в 1943 г.*

Для спецконтингента, так же как и для вольных городских жителей, были определены снабженческие категории Причем если для рабочих предприятий та или иная категория определялась в зависимости от того, к какому списку снабжения принадлежит предприятие и какой сложности работа им выполняется, то для спецконтингента, помимо категории сложности работ, определяющее значение имел процент выполнения заключенным норм выработки.

Так, приказом начальника Тагилстроя — Тагиллага от 5 мая 1943 г. были определены нормы выдачи хлеба и дополнительного питания для заключенных и административного персонала лагеря.

Бригадиры и десятники из числа освобожденных при выполнении руководимыми ими бригадами производственных заданий свыше 100 % получали 800 гр. хлеба. Инженерно-техническим работникам Тагилстроя — Тагиллага полагалось 650 гр. хлеба. Самая низкая норма снабжения из числа вольнонаемных работников была установлена для административного состава и составляла 600 гр. хлеба.

Если работникам тагильских предприятий, выполняющим и перевыполняющим план производственных работ, повышался размер дополнительного пайка, что выражалось в выдаче завтраков, вторых горячих обедов и сухих пайков за счет децентрализованных фондов самих предприятий, то для спецконтингента в зависимости от процента выработки повышались или понижались лишь нормы выдачи хлеба, тогда как дополнительный паек оставался неизменным.

Для, работающих заключенных и трудмобилизованных немцев, вне зависимости от категории сложности работ и , процента выработки, продуктовая пайка в месяц составляла 500 гр. мясо-рыбных продуктов, 500 гр. крупы и 300 гр. жиров, что соответствовало нормам снабжения по тем же продуктам для горожан, принадлежащих к категории иждивенцев.

Отказчики, штрафники, неработающие инвалиды и находящиеся под следствием дополнительное питание не получали: Более высокий паек полагался ослабевшим и выздоравливающим стационарно-больным заключенным по решению врачебной комиссии — 2200 гр. мяса, 600 гр. жиров, 500 гр. крупы и 300 гр. сахара[184].

В июле 1944 г  отдельно были определены нормы питания трудмобилизованных, работающих в системе Тагилстроя — Тагиллага НКВД. Существенным отличием в питании данного контингента Тагиллага от заключенных являлось то, что дневной лимит основного пайка был неизменным и не зависел от норм выработки. По месту жительства, т. е. в колонне или отряде, трудмобилизованные получали завтрак, обед и 700 гр. хлеба. Дополнительное же питание, являясь мерой поощрения, выдавалось в зависимости от сложности работ и процента выработки, что приближало данную категорию гулаговского контингента по принципам продовольственного обеспечения к вольному населению города.

Дополнительное питание трудмобилизованным выдавалось по талонам специального образца, по показателям предыдущего дня.

В октябре 1944 г  в систему нормированного снабжения спецконтингентов ГУЛАГа были внесены  новые изменения, свидетельствующие об увеличении продовольственных фондов НКВД — как централизованных, так и местных, пополняемых за счет деятельности подсобных хозяйств лагподразделений.

Основная гарантированная норма питания № 1, определявшаяся тагиллаговцам вне зависимости от норм выработки, в 3,5 раза превышала размер продовольственного пайка заключенных в 1943 г. Однако в примечании к этой же норме, в положении о питании заключенных, говорилось, что начальник лагеря может понижать «гарантированную» норму хлеба на 50—100 гр. в случае невыполнения заключенными производственных заданий[185].

Несмотря на это, все же надо отметить, что существенное повышение норм питания заключенных в 1944 г, в рамках иерархии городского потребления, поставило данную категорию жителей города на один уровень с тагильчанами, снабжавшимися по первой рабочей категории.

Дополнительное питание устанавливалось для заключенных, выполняющих и перевыполняющих производственные нормы и занятых на основных работах. При начислении дополнительного пайка начальником лагеря могли определяться варианты его выдачи заключенным: один, два или три дополнительных пайка без хлеба, либо один, два или три пайка хлеба без дополнительного питания. При этом общий размер хлебного довольствия в день не должен был превышать 850 гр.

Ослабленные заключенные, помимо основной нормы, имели право на получение дополнительного усиленного питания, выдававшегося один или два раза в день и назначавшегося по решению врачебной комиссии.

 

Для заключенных, отказывающихся от работ, симулянтов и находящихся в штрафных изоляторах предусматривались самые жесткие условия содержания и, соответственно, питания. Заключенные, содержащиеся в карцерах, получали штрафной паек хлеба, составлявший 300 гр. хлеба и кипяток.

Лишь один раз в три дня штрафникам полагалась жидкая горячая пища по вышеуказанной норме Конечно, оказаться на штрафном пайке, по словам самих бывших узников Тагиллага, было страшно. «Мало кому удавалось после этого снова стать полноценным работником», — вспоминал П. А. Берг[186].

Однако следует отметить, что нормы питания заключенных в самый тяжелый период военного времени, в 1942 г. — первой половине 1943 г., не превышали размер этого штрафного пайка, а по каким-то показателям были и меньше.

Фактически же питание спецконтингентов Тагиллага в 1944—1945 гг. при условии выполнения и перевыполнения норм выработки, по совокупности общего количества продуктов, полагавшихся по гарантийному и дополнительному пайкам, должно было соответствовать по объему и качеству нормам продовольственного снабжения рабочих особого списка, занятых на предприятиях оборонной промышленности.

Однако бывшие заключенные в своих воспоминаниях хоть и отмечают улучшение качества питания во второй половине 1944 — начале 1945 гг, все же среди основных блюд, получаемых через «котловое довольствие» называют, как правило, хлеб и похлебку из брюквы или с подболткой муки[187].

Несмотря на то, что в 1944 г. П. Д. Шурделину, выполнявшему наряд на 100 %, полагалось 700 гр. хлеба и трехразовый суп, а при перевыполнении плана и« дополнительный паек, все же «питание было скудное, обезжиренное, его не хватало, поэтому постоянно мучил голод»[188].

Разинков С. JI. в своем исследовании также указывает, что реально получаемое трудармейцами количество пищи зачастую было ниже указанных норм из-за распространенной практики содержания на балансе лагеря большого количества посторонних лиц, питание которых осуществлялось за счет лагконтингента[189].

Нередко причиной снижения норм питания становились злоупотребления обслуживающего персонала  Так, на собрании хозяйственного актива треста в мае 1943 г приводился такой случай самовольного урезания пайка заключенных: нормировщик и бухгалтер за правильное указание процента выполнения норм  выработки требовали от заключенных мзду — 100 гр. хлеба с каждого человека. Если эти 100 гр. не давались, они заявляли: «не дашь, будем тебя задвигать»[190].

Бывший заключенный Тагиллага П. Д. Шурделин в своих воспоминаниях, часто цитируемых другими исследователями, описывает, как за счет заключенных питались начальники, надзиратели, работники кухни и другие: «Их было в зоне лагеря около 30 человек… Все они питались за счет заключенных, снижая вес положенных нам продуктов. Уйдут работяги, опустеет лагерь, а они, как мыши на зерно, бегут на кухню. Там для них приготовлено и первое и второе, пирожки и пончики… Начальнику лагпункта заносили в кабинет ежедневно 10-20 кг хлеба… и еще килограмма два-три разных сдоб… сахар и другие продукты»[191].

Однако из вышеприведенного нами анализа ситуации с продовольственным обеспечением на предприятиях города следует, что коррумпированность начальствующего состава и самоснабженчество за счет урезания основных и дополнительных норм питания работников предприятия было повсеместным явлением, причем в больших масштабах, нежели в Тагиллаге.

Многочисленные комиссии, прибывавшие на тагильские предприятия с целью проверки правильности распределения продуктов, по итогам выявления грубейших недостатков и явных махинаций должностных лиц, в рамках своих полномочий могли лишь вынести все эти факты на обсуждение горисполкома с дальнейшей постановкой виновных «на вид», либо, в особых случаях, предоставить материалы обследования в городскую прокуратуру. Как правило, фамилии недобросовестных работников ОРСов и столовых, фигурировавшие в одних отчетах, появлялись в том же контексте и в других.

Основная проблема, связанная с низким качеством и скудностью питания заключенных, заключалась не в том, что нормы пайка часто занижались по причине злоупотреблений обслуживающего персонала. Выявлялись случаи, свидетельствующие и об обратном. Так, инспекцией по НСТР (Нижнетагильский стройтрест) в марте 1944 г. были выявлены факты несанкционированного увеличения норм выписки продуктов для питания заключенных лагерного участка железнодорожного района. Сверх норм ежедневно выписывалось от 50 до 300 гр. продуктов на лагучасток[192].

Кроме того, сама система нормированного распределения продуктов в лагерных подразделениях НКВД имела более четкую, линейную структуру, что позволяло избежать большинства недостатков, характерных для сложной системы дифференцированного снабжения городского населения.

Заведующим нижнетагильским городским карточным бюро уже 3 сентября 1941 г в Свердловский обком партии была направлена докладная записка, в которой говорится о тех проблемах, с которыми столкнулись городские и районные карточные бюро с введением карточной системы.

Из-за отсутствия инструкции по определению критериев отнесения предприятий и граждан к той или иной категории снабжения; возникла полная неразбериха, и; как отмечал сам докладчик, при составлении списков на получение продовольственного довольствия по категориям снабжения происходило «разное толкование с неопределенным мнением и без прямых обязательных директив как.для нас, так и для предприятий и учреждений»[193].

Более четкой и регламентированной на этом фоне выглядела система нормированного продовольственного снабжения НКВД  Несмотря на реорганизацию, проведенную в 1940-1941 гг  в управленческой структуре НКВД, следствием чего стало его усложнение за счет выделения производственных управлений в главки с самостоятельными управленческими функциями, вопросы снабжения всех лагерей оставались сферой ответственности ГУЛАГа[194].

Во все лагерные подразделения. ГУЛАГа направлялись инструкции и положения о питании контингентов, в  которых помимо указания норм снабжения различных групп заключенных, прописывались и варианты возможных изменений, продуктового пайка, периодичность выдачи отдельных продуктов (чай, сахар), указывался режим питания заключенных и т. д.

В Положении о питании заключенных в исправительно -трудовых лагерях и колониях НКВД СССР от 30 декабря 1944 г  были определены пять категорий лагерных контингентов ГУЛАГа, каждой из которых была определена соответствующая шкала питания. В рамках шкалы указывалось количество хлеба и дополнительных пайков, назначение которых зависело от процента выполнения норм выработки по трем категориям сложности работ[195].

В условиях налаженной регламентации продовольственного снабжения контингентов Тагиллага, при динамичном развитии его подсобных хозяйств, причина скудности питания, заключенных крылась в пороках самой экономики принудительного труда, одним из которых, по справедливому замечанию А. Б. Суслова, являлось «незаинтересованное отношение руководства’ лагерей в эффективном использовании рабочей силы»[196].

Выполнить и тем более перевыполнить, производственную норму в 1942— 1943 гг  было очень сложно  Как, мы уже отмечали выше, почти 50 % заключенных в мае 1942 г. оказались, нетрудоспособными, что стало следствием использования слабосильных на основных работах без понижения норм выработки.

Другой причиной невыполнения заключенными производственных норм было частое несоответствие количества людей объему работ  В отчете об итогах работы Тагилстроя — Тагиллага за 1942 г  в качестве одного из недостатков организации работы заключенных указывалось, что «масса людей стоит, тогда как работают единицы»[197].

Сокращение поступления новых контингентов, во второй половине 1943 — начале 1944 гг  при улучшении условий проживания и повышении норм продуктового снабжения привели к тому, что в 1944 г  средняя производительность труда по строительству стала составлять 105,5 %[198].

Таким образом, с введением в конце 1944 г  новых повышенных норм снабжения и уменьшением численности спецконтингента большинство заключенных могли получать гарантированный паек по норме № 1 и при условии перевыполнения плана работ — дополнительное питание.

Это подтверждается и данными по смертности в Тагиллаге, которая в 1944—1945 гг  в лагерях существенно уменьшилась. В 1944 г. в Тагиллаге умерло 825 человек, а в 1945 г. — 725 чел.[199].

Питание заключенных, даже не выполняющих полностью нормы выработки, в последние военные годы было существенно лучше питания тагиллаговцев в 1942—1943 гг.

Если городское население могло в определенной степени решить продовольственную проблему за счет посадки овощей и картофеля на собственных огородах либо при поддержке родных и знакомых, а также помощи родственников, проживающих в сельской  местности, то для заключенных Тагиллага единственным возможным способом увеличения своего пайка было достижение высокого процента выполнения производственных заданий.

Такая  система дифференцированных норм питания называлась «котловка», которая по утверждению ряда исследователей, играла роль реального материального стимула труда заключенных и трудмобилизованных.

В 1942—1943 гг  выработка 150—200 % нормы давала возможность получения до 950 гр. хлеба и трехразового питания, тогда как, выполнение плана работ на 100 % сулило лишь 650 гр. хлеба и одно горячее питание. Лишь работа на грани возможностей человеческого организма давала узникам Тагиллага надежду на существование.

При увеличении норм снабжения спецконтингентов ГУЛАГа в 1944-1945 гг  ситуация с питанием заключенных улучшилась  Гарантированный паек по калорийности существенно превышал норму питания заключенных в 1942—1943 гг, выполняющих и даже перевыполняющих план выработки. Высокий же процент производительности давал заключенному возможность получения трехразового питания на уровне рабочих особого списка.

Однако здесь заключенным, принадлежавшим к 2 и 3 группам трудоспособности и, соответственно, имевшим более низкие требования к нормам выработки, важно было не переусердствовать, так как стабильное перевыполнение плана работ влекло за собой не только постоянное питание по повышенным нормам, но и пересмотр правильности отнесения к более низкой группе трудоспособности, а, кроме того, навсегда подрывало физические силы[200].

Заключенные могли и иным образом получить более высокую хлебную пайку. Так, согласно тому же «Положению о питании заключенных» от 30 октября 1944 г., дополнительно к основному питанию бесплатный хлебный паек в размере 100 гр. могли получать доноры в течение 30 дней после сдачи крови, дезинфекторы, ассенизаторы, три лучших дневальных и пять лучших работников санобслуживающего персонала на лагпункт и колонию, а также несущие службу в военизированной стрелковой и пожарной охране[201].

Повышение норм питания в 1944 г  повлияло на снижение роли продовольствия как стимула к усилению трудовой активности заключенных. Если за выполнение производственных норм на 200 % и более в 1943 г. в качестве поощрения выдавалась 1000-граммовая хлебная пайка, то в 1944­ — 1945 гг. за те же трудовые достижения заключенным выдавались махорка, табак и новое обмундирование[202].

С 1944 г  заключенные получили возможность покупать необходимые продукты и товары за счет личных средств  Покупка продуктов осуществлялась через доверенных закупщиков, назначаемых начальниками лагерных подразделений. Торговля осуществлялась в районе расположения лагеря на специально отведенной для этого площадке, где был вывешен прейскурант цен, не превышающий рыночные цены[203].

Итак, основу иерархии городского потребления формально составляла система дифференцированного снабжения  Разделение населения на категории позволяло наиболее целесообразно распределять имевшиеся государственные продовольственные запасы, основываясь на значимости каждой из снабженческих групп как ресурса военной экономики.

Для работников промышленных предприятий, составлявших «золотую середину» городской иерархии потребления, централизованное снабжение играло большую роль: нормы питания рабочих и служащих, занятых на промышленных предприятиях, составляли от 138 до 400 % к калорийности набора продуктов иждивенцев.

С одной стороны, калорийность пайка промышленных рабочих, компенсирующая большую часть потребностей организма для поддержания жизненных сил, служила стимулом для трудоустройства на завод тех групп населения, которые не могли быть принудительно мобилизованы (женщины, старики, подростки).

С другой стороны, тагильчане, занятые на предприятиях города, с учетом интенсивности труда и высокой занятости на производстве, не имели уже столько возможностей для иных способов решения проблемы организации своего питания, что ставило их в зависимое положение.

При этом государственная система дифференцированного снабжения рабочих предприятий, призванная быть методом стимулирования к трудовой деятельности и повышения производительности труда работающего населения, стала скорее инструментом подчинения и манипулирования. Руководители ОРСов, снабженческих организаций и предприятий могли по своему усмотрению определять необходимость повышения норм питания тем или иным работникам, направления расходования дополнительного питания и т. д.

По сути, неэффективность мобилизационной экономики военного времени в вопросах регулирования дифференцированного снабжения уравнивала вольное и подневольное население города. Отсутствие регламентации в определении направлений расходования централизованных и собственных фондов предприятий, коррумпированность начальствующего состава и самоснабженчество сводили на нет всю систему дифференцированного снабжения.

Система нормированного распределения продуктов в лагерных подразделениях НКВД имела более четкую, линейную структуру, что позволяло избежать большинства недостатков, характерных для сложной системы дифференцированного снабжения городского населения.

Таким образом, при различии в нормах питания работников предприятий и узников Тагиллага, в реальности их положение отличалось не столь значительно, как, казалось бы, на первый взгляд.

 

[49] Любимов А. Всемерно использовать местные продовольственные ресурсы // Большевик. 1941. № 16. С 26

[50]   НТГИА. Ф. 69. Оп. 1. Д. 174. Л. 16 об; Ф. 128. Оп. 1. Д. 59. Л. 107.

[51]   НТГИА. Ф. 31. Оп. 1. Д. 339. Л. 2-4.

[52] НТГИА. Ф. 138. Оп. 1. Д. 339. Л. 3.

[53] Рассчитано по данным: НТГИА. Ф. 31. Оп. 1. Д. 334. Л. 26.

[54] Надо отмстить, что на самом деле, даже по самым оптимистичным данным из отчетов о результатах деятельности колхозов, валовый сбор картофеля не превышал 17 центнеров с 1 га.

[55]   Корнилов Г. Е Уральское село и война … С. 24,29.

[56]   НТГИА. Ф. Р. 70. Оп. 2. Д 506. Л. 83; Ф. 128. Оп. 1. Д. 59. Л. 6. Рассчитано по данным учета сельского населения на 1 января 1941 г. и по спискам снабжения контингента сельской местности на январь 1944 г.

[57] НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 500. Л. 17.

[58] НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 497. Л. 112.

59 НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 496. Л. 290.

[60]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 500. Л. 16.

[61]   Там же.

[62]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 524. Л. 34.

[63]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 508. Л. 287.

[64]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 508. Л. 99.

[65] НТГИА. Ф. 31. Оп. 1. Д. 334. Л. 36.

[66] НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 58. Л. 28 об. Эта ситуация была типичной для Среднего и Западного Урала. 

[67]   НТГИА. Ф. 128. Оп. 1. Д. 58. Л. 28 об.

[68]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 106 об.

[69]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 45.

[70]   Тагильский рабочий. 1944.21 мая.

[71]   НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 339. Л. 42.

[72]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 46.

[73]   По оценке известного экономиста У. Г. Чернявского, в целом по стране продукция огородов покрывала примерно 1/4 всего потребления картофеля и 1/10 овощей. См.: Чернявский У. Г. Война и продовольствие… С. 138.

[74]   Архив автора. Собеседование с Е. Л. Зыковой, К. М. Олешковой (Данилушкиной) и И. П. Русиновым. Записи Э. В. Щаповой, А. М. Олешковой и И. В. Татауровой.

[75]   Постановление СНК СССР и ЦК ВКП (б) о подготовке посадочного материала для расширения посевов картофеля в 1942 г. в восточных, юго-восточных районах СССР, республиках Средней Азии и Закавказья от 30 ноября 1941 г. // Коммунистическая партия Советского Союза в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1888-1986 гг.). Т. 7: 1938-1945. С.274-275.

[76]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. д. 499. Л. 160 об.

[77]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 504. Л. 203.

[78]    Там же.

[79]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 504. Л. 203.

[80]    Трифонов А. Н. Огородничество и решение продовольственной проблемы на Урале в годы Великой Отечественной войны//Мультимедиажурнал MMJ.RU. URL: http://mmj.ru/ural_history.html?&article=488&c Hash=59ab3ab501. (дата обращения: 17.11.2009).

[81]   Постановление ЦК ВКП (б) и СНК «О выделении земель для подсобных хозяйств и под огороды рабочих и служащих» от 7 апреля 1942 г // Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917 — 1967 гг.). Т. 3: 1941-1952. С. 65.

[82]    Постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «Об обязательной поставке картофеля государству колхозами, колхозниками и единоличными хозяйствами» от 16 апреля 1940 г. // Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917-1967 гг.). Т. 2: 1929-1940. С. 758-773.

[83]   Тагильский рабочий. 1944.4 июня.

[84]   Печеницына К. Мое поколение // Горный край. 2000. 6 мая.

[85]   Трифонов А Н. Указ. соч.

[86]   Постановление СНК ССР «О мерах по дальнейшему развитию и улучшению индивидуального и коллективного огородничества рабочих и служащих в 1944 г.» от 19 февраля 1944 г. // Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917-1967 гг.) Т 3: 1941-1952. С. 188-190.

[87]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 79.

[88]    Это было больше, чем в других городах Среднего Урала. По данным М. Н. Денисевича, каждый огородник Каменск-Уральского получил в 1945 году по 615 кг картофеля и овощей, а Свердловска — всего по 305 кг. См.: Денисевич М. Н. Индивидуальные хозяйства на Урале (1930-1985 гг.)… С. 88.

[89]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 45.

[90]   О продаже соли для индивидуальных огородников // Тагильский рабочий. 1943. 5 сентября.

[91]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 1 б 1.

[92]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 107.

[93]    Трифонов А. Н. Указ. соч.

[94]      Постановление СНК ССР «О мерах по дальнейшему развитию и улучшению индивидуального и коллективного огородничества рабочих и служащих в 1944 г.» от 19 февраля 1944 г. // Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917-1967 гг.). Т. 3: 1941-1952. С. 188-190.

[95]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 105.

[96]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 41, 76 об.

[97]    Архив автора. Воспоминания В. А. Девятковой. Запись автора. 22.05.2010.

[98]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 505. Л. 52.

[99]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 505. Л. 280.

[100]    Архив автора. Воспоминания М. Н. Манаковой. Запись А. В. Ермакова.

[101]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. д. 499. Л. 45.

[102]     Ермаков А. В. Обеспечение тагильчан продовольствием в годы Великой Отечественной войны // Ученые записки НТГСПА. 2004 г. Общественные науки. С. 70. О разделении труда между ОРСами и индивидуальными огородниками в выращивании картофеля и овощей см. также: Докучаев Г. А. Рабочий класс Сибири и Дальнего Востока в годы Великой Отечественной войны. М., 1973. С. 367.

[103]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 45.

[104] Урал — фронту / П Г. Агарышев, М. H. Евланова, А Г. Наумова и др ; под ред. A.B. Митрофановой. М., 1985. С. 189.

105    ф 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 16, 49, 105 об; Ермаков А. В. Обеспечение тагильчан продовольствием в годы Великой Отечественной войны // Ученые записки НТГСПА. Общественные науки. 2004. С. 74.

[106] ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 31. Д. 25. Л. 23 об, 24.

[107]    ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 31. Д. 25. Л. 23.

[108]    Там же. Д. 19. Л. 29; Д. 25. Л. 25 об.

[109]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 502. Л. 220.

[110]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 498. Л. 196.

[111]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 505. Л. 251.

[112]    Чернявский У. Г. Война и продовольствие… С. 79.

[113]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 502. Л. 355.

[114]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 502. Л. 220.

[115]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 495. Л. 84.

[116]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 505. Л. 143.

[117]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 510. Л. 40.

[118]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 495. Л. 85.

[119]    Дижур Б. Под землей и на земле // Нижний Тагил. Свердловск*, 1945. С. 144.

[120]    НТГИЛ. Ф. 70. Оп. 2. Д. 505. Л. 251.

[121]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 495. Л. 318.

[122]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 495. Л. 319.

[123]    Тагильский рабочий . 1942. 17 декабря.

[124]    В 1943 году всего в столовых питалось 6,5 тыс. школьников (в том числе 3 тыс. получали одноразовое и 3,5 тыс. двухразовое питание), что составляло 29 % от общего контингента учащихся.

[125]    Тагильский рабочий. 1944. 29 марта.

[126]   НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 510. Л. 134.

[127]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. д 510. Л. 354.

[128]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 509. Л. 360.

[129] НТГИА. Ф. 31. Оп. 1. д. 302. Л. 168 об.

130 НТГИА. Ф. 31. Оп. 1.Д. 281. Л. 30.

131 НТГИА. Ф. 31. Оп. 1.Д. 302. Л. 168.

[132] Чернявский У. Г. Война и продовольствие… С. 66.

[133]    НТГИА. Ф. 138. Оп. 1. Д. 8. Л. 9, 15.

[134]    Там же. Л. 17.

[135]    Чернявский У. Г. Война и продовольствие… С. 79.

[136]    Там же. С. 76.

[137]    НТГИА. Ф. 138. Оп. 1. Д. 8. Л. 24.

[138]    Там же. Л. 23.

[139] Там же. Л. 23, Л. 37.

[140]НТГИА. Ф. 138. Оп. 1. Д. 9. Л. 115.

[141]    НТГИА. Ф. 138. Оп. 1. Д. 15. Л. 18.

[146]    Там же. Л. 71.

[145]    ГАРФ. Ф. 5451. Оп. 31. Д. 25. Л. 23 об.

[144]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 510. Л. 242.

[145]    Воспоминания Н. И.Манакова, В. А. Девятковой, А. И. Рожковой Л. Г. Гавриловой и др.

[146]    Чернявский У.Г. Война и продовольствие… С. 112.

[147]    Мезенин Н. А жизнь все равно продолжалась. Из дневника уральского школьника // Горный край. 2000. 6 мая. С. 11.

[148]    Липовская М. Н. Молодежь — фронту // Т-34: путь к победе.. С. 163.

[149]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 509. Л. 296,

[150]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 510. Л. 3.

[151]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 510. Л. 7.

[152]    Там же. Л. 4 об.

[153] Шантин Г. Штрихи из жизни города // Мы приближали победу: Очерки. Воспоминания. Письма. Екатеринбург, 2000. С. 385-386.

[154]    Докладная записка обкома ВКП(б) председателю Совета по эвакуации тов. Н. М. Швернику о приеме п обслуживании эвакуированных граждан. 17 сентября 1941 г. // Все для фронта!: Свердловская областная организация КПСС в годы Великой Отечественной войны (1941-1945)… 282-283.

[155]    Там же.

[156]    Слободин К. М. Танк на постаменте. М., 1968. С. 17.

[157]    ХПЗ — Завод имени Малышева 1895-1995: Краткая история развития. Харьков, 1995. С. 259.

[158]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 492. Л. 68.

[159]    Там же. Л. 103.

[160]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 491. Л. 135.

[161]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 492. Л. 5 в.

[162]    Котляр П. X. Станкозаводцы делают танки // Т-34: путь к Победе. Воспоминания танкостроителей и танкистов. Киев, 1989. С. 151.

[163]    Хайдукова (Кудряшова) Н. Про вещий сон и орден в шестнадцать // Горный край. 2000. 6 мая.

[164]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 8.

[165]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 138.

[166]    Там же. Л. 138 об.

[167]    Печеницына К. Мое поколение // Горный край 2000. 6 мая.

[168]     НХГИА_ ф 70. Оп. 2. д. 510. л. 259.

[169]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 491. Л. 135.

[170]      Рассчитано по: НТГИА. Ф. 138. Оп. 1. Д. 16. Л. 1-2; Ф. 70. Оп. 2. Д. 506. Л. 82. По данным У. Г. Чернявского, в общем по стране к концу 1944 г. половина горожан снабжалась по нормам для рабочих и служащих. См.: Чернявский У. Г. Война и продовольствие… С. 83.

[171]    Палецких Н. Г. Социальная политика на Урале в период Великой Отечественной войны… С. 31.

[172]    Чернявский У. Г. Война и продовольствие… С. 77.

[173]      Постановление СНК ССР «О мерах по дальнейшему развитию и улучшению индивидуального и коллективного огородничества рабочих и служащих в 1944 г.» от 19 февраля 1944 г. // Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам (1917-1967 гг.). Т. 3: 1941-1952. С. 188-190.

[174]      Из отчета областного отдела по государственному обеспечению и бытовому устройству семей военнослужащих в обком ВКП(б) о работе за 1944 год // Все для фронта. Свердловская областная организация КПСС в годы Великой Отечественной войны (1941-1945) … С. 314-315.

[175]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 499. Л. 14.

[176]    Загвоздкин Г. Г. Цена победы… С. 105, 109.

[177]     Справка обкома ВКП(б) от 12 октября 1944 г. об итогах воскресника 8 октября 1944 г. по оказанию помощи семьям военнослужащих // Все для фронта. Свердловская областная организация КПСС в годы Великой Отечественной войны (1941-1945). С. 310-311.

[178] НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. д. 500. Л. 48.

[179]    Загвоздкин Г. Г. Цена победы. С. 109-110.

[180]    НТГИА. Ф. 70. Оп. 2. Д. 500. Л. 49.

[181]    НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 338. Л. 220.

[182]    НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 338. Л. 33.

[183]    НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 361. Л. 16.

[184] НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 343. Л. 149.

[185] НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 384. Л. 225 об.

[186] Берг П. А. Воспоминания о давно прожитом (избранные страницы) // Жертвы репрессий. Нижний Тагил в 1920-80-е годы. Екатеринбург, 1999. С. 179.

[187]       Чевардин В. В. Такой судьбе не позавидуешь // Книга памяти. Екатеринбург, 1994. С. 194; Погребняков С. С. Из воспоминаний. Там же. С. 170.

[188]    Шурделин П. Д. Годы и дни моей жизни. Там же. С. 158.

[189]    Разинков С. Л. Социальный портрет и судьбы советских немцев-трудармейцев, мобилизованных в лагеря НКВД на территории Свердловской области в 1941-1946 гг.: опыт создания и применения электронной базы данных: дис. … канд. ист. наук. Екатеринбург, 2001. С. 161.

[190]   НТГИд ф 229. Оп. 1. Д. 361. Л. 28.

[191]    Шурделин П Г. Годы и дни моей жизни //Книга памяти. Екатеринбург, 1994. С. 160.

[192]    НТГИЛ. Ф. 229. Оп. 1. Д. 383. Л. 125.

[193]    ЦДООСО. Ф. 4. Оп. 36. Д. 177. Л. 43.

[194]     Эртц С. Лагерная система в 1930-1950-с гг.: эволюция структуры и принципов управления // ГУЛАГ: Экономика принудительного труда. С. 106-115.

[195]    НТГИА. Ф. 229. On. 1. Д. 384. Л. 221.

[196]     Суслов А. Б. Принудительный труд на Урале (конец 1920-х — начало 1950-х гг.): эффективность и производительность. С. 256.

[197]   НТГИЛ- ф 229. On. 1. Д. 339. Л. 51.

[198]    нтгид ф 229. On. 1. Д. 383. Л. 50., Кириллов В. М. История репрессий в Нижнетагильском регионе Урала в 1920-е — начало 50-х гг. С. 43.

[199] Кириллов В. М. История репрессий … С. 36.

[200]    НТГИА. Ф 229. Оп. 1 Д 384. Л 223 об.

[201]    НТГИА. Ф. 229. Оп. 1 Д. 384. Л. 226 об.

[202]    НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 383. Л. 126.

203 НТГИА. Ф. 229. Оп. 1. Д. 386. Л. 55 об.