Письмо Григория Волконского к Анатолию Демидову о способах повышения по карьерной лестнице в сфере дипломатии
Письмо Григория Петровича Волконского Анатолию Николаевичу Демидову с сообщением о желательности для него должности постоянного корреспондента Департамента по проблемам Азии Министерства иностранных дел России в Париже для успешного продвижения по карьерной лестнице
Дата документа: 22 декабря 1838 г.
Архивный шифр: ГАСО. Ф. 102. Оп. 1. Д. 299. Л. 63–84
Ответить 21 января 1839 года.
Ответу присвоить № 10. Санкт-Петербург, 10/22 декабря 1838 года
Мой дорогой и добрый Анатолий,
Мне нужно ответить на множество твоих писем, которые я получил одно за другим за небольшой промежуток времени [от 15/27 ноября № 48, от 4 декабря, от 5 декабря № 52, от 6 декабря № 54 и от 6 декабря № 55], что, по правде говоря, я не знаю, будет ли у меня достаточно времени в физическом смысле (от этого вечера и до завтра) ответить на них настолько же объемно, как они требуют с учетом множество вопросов, о которых в них идет речь, и также тщательно, как я это желаю с учетом заинтересованности как в самой сути этих вопросов, так и твоей их трактовки.
Как бы то ни было, я займусь этими ответами, и если, перечитав свои ответы тебе, я обнаружу, что я что-то упустил, я вернусь к этому в постскриптуме или очень подробно в других письмах.
Чтобы не слишком разделять вопросы, которые определенным образом связаны между собой, я позволю себе следовать хронологической последовательности, в которой я сообщил тебе о получении твоих последних 5 вышеуказанных писем и начну с письма от 4 декабря, которое посвящено только одному достаточно грустному вопросу — ты мне сообщаешь о смерти красивой и очаровательной Климентины Сан Альдегонде: я прошу тебя, дорогой друг, сказать ее матери, что я искренне сочувствую поразившему ее несчастью, погрузившему бедного отца, который не имел даже возможности утешения увидеть последний вздох своей дочери, в печаль!
Все те, кто знал ее здесь, сожалеют об этой потере, и я тебя заверяю, что эти сожаления, которые не могут быть настолько же сильными в Санкт-Петербурге, где ее совсем мало видели, как в Париже, где ее знали очень хорошо, хотя здесь не менее добросердечны, чем там.
Тут же, как я получил письмо, я отправился к генералу, который несколькими часами ранее был предупрежден о постигшем его несчастье господином бароном де Баренте.
Я передал ему твое письмо, он был тронут настолько искренним выражением дружеских чувств, которые ты всегда доказываешь в подобных горестных моментах и подтверждение он увидел в твоем письме, адресованном ему, и в том письме, которое по этому поводу ты адресовал мне, о чем я имел возможности сообщить ему.
В приложении ты найдешь письмо генерала Сан Алдегонде, адресованное тебе; узнав о его несчастье, Император через графа Бенкендорфа спросил его, можно ли что-либо для него сделать, чтобы как-то утешить его в горе, если он не желает отправляться во Францию, чтобы встретиться со своей семьей, может ли он как-то облегчить его путешествие, в случае, если он решится на него.
Я передал господину де Баранте письмо герцога де Мортемор и записку, к которой были прикреплены волосы бедной Климентины. Сегодня посол должен передать все это по назначению.
Теперь перехожу к твоему письму № 48 от 15/27 сентября. Я доволен, мой дорогой друг, что мои наблюдения о трех направлениях в публикациях, которые я тебе передал, получили твое одобрение, и я еще более удовлетворен от того, как ты развил эту работу, насколько объемно, настолько же интересно и познавательно для меня, в рамках ответа на мое письмо от 1/13 сентября.
Должно было так случиться, как по причине мудрости, которую ты всегда естественным образом проявляешь во всех дискуссиях, как и потому что, будучи приближен к происходящему, ты хорошо знаешь все, что наилучшим образом должно способствовать успеху таких публикаций.
Ты хорошо проанализировал плюсы и минусы этих различных видов публикаций; ты хорошо изложил разные нюансы периодических изданий, к которым нужно обращаться в первую очередь, наконец, ты так точно и справедливо определил озабоченности и потенциал, который нужно развить в данном типе работ, что на все это мне не остается ответить ничего, кроме «аминь» и заверить тебя, что как я, так и те, с которыми я посчитал возможным и должным обсудить этот вопросы, с интересом ждут выполнения в дальнейшем проекта, настолько досконального исследованного тобой, исполнение которого так прекрасно начато.
Теперь я подошел к пассажу твоего письма, по которому ты почувствовал необходимость объясниться как можно лучше, что ты и сделал; в свою очередь, я тоже стремлюсь ответить тебе на это как можно точнее и я тебе объявляю заранее, что мы имеем удовольствие придерживаться одного и того же мнения по этому вопросу, как и по множеству других, если не полностью по форме, то по крайней мере по всем основам.
Чтобы лучше показать тебе, что я думаю, я снова тебе процитирую твои собственные мысли из письма от 15/27 ноября: «Ища для себя то положение вещей, которое может быть благоприятным для моего состояния здоровья, ты можешь верить, что мне подойдет и действительно хотят этого, преобразовать в постоянную миссию действия, до этого осуществляемые по собственной инициативе и спонтанно, в отношении прессы во Франции. Спешу сказать тебе, что я не согласился бы ни на что подобное…»
Я очень доволен, мой дорогой друг, обнаружить, что ты не считаешь меня не в себе, чтобы советовать тебе никогда не искать в журналистике цель для продвижения по службе, способной обеспечить тебя средствами остаться в Париже и особенно цель для продвижения по службе, достойной молодого человека comme il faut [комильфо], одного из Демидовых; конечно нет, и я в свою очередь спешу заверить тебя, что никогда подобная мысль не может зародиться в моей голове.
Я в этом вижу только одну из сотен возможностей, которыми ты сможешь, когда тебе покажется уместным, воспользоваться, чтобы иметь еще один статус при поддержке правительства, за рамками дипломатической карьеры, и ты должен иметь настоящий постоянный мотив, единственный достойный тебя, чтобы окончательно и привычно обосноваться за границей.
И поскольку мы вместе обсуждаем один такой важный вопрос, которому ты полностью посвящаешь письмо от 6 ноября № 54, я бы предпочел, чтобы избежать повторов, обратиться в этой части письма к основам, до того, как продолжить свой ответ на твое письмо от 15/27 ноября (№ 48), к которому я вернусь позднее.
Соответственно, я начну с заверения тебя, «что может и должна сложиться ситуация на дипломатическом поприще, совместимая с твоим состоянием здоровья, с твоим социальным положением, настолько независимым по своей природе, и условиями страны, которые будут необходимы тебе».
Из этого ты видишь, что я был прав, объявив тебе ранее, что по существу наше мнение совпадает. Но, мой дорогой друг, я не разделяю твое мнение в формальном отношении, то есть образа мыслей, когда ты, как мне кажется, считаешь, что можешь получить этот пост в твоей дипломатической карьере в Министерстве иностранных дел Флоренции, в котором его могут утвердить.
Действительно, когда я думаю о системе продвижения по службе в нашей стране, я не могу допустить, чтобы боролись против того, чтобы тебя наделили функциями «советника посольства в Париже или Лондоне, или поверенного в делах в Брюсселе (если того потребуют обстоятельства), или наконец работой в Министерстве иностранных дел в Неаполе».
Внимательно отметь для себя, что это говорю не я, не я так думаю, поскольку я тебя знаю и считаю способным с большим отличием служить на одном из указанных постов. Но нужно быть приближенным к этим местам, как я, чтобы знать, как тут все решается; так, я повторяю тебе, я не вижу, даже с учетом наиболее благоприятных шансов, никакой возможности для тебя быть призванным на один из этих 4 постов, начиная с сегодняшнего дня и в течение 6-8 лет!
Только такой ответ я могу дать тебе, будучи замкнутым в жесткий круг жестких практик продвижения по службе.
Теперь если ты хочешь, чтобы на мгновение я вышел за пределы этого суженного круга, чтобы оказаться на поле более или менее вероятных предположений, относительно того, что могло бы наделить тебя одним из этих 4 мест, я тебя с сожалением заверю, что не обращаясь к твоим способностям или прошлым заслугам по службе, нужно, чтобы ты использовал возможность устранить все близкие отношения, в которых, как мне казалось, ты всегда был с Фанни, поскольку они препятствуют этому.
И каким будет это средство? Женится на толстухе — дочери вице-канцлера или очень милой и красивой дочери графа Бенкендорфа. Иными словами, это будет брак по расчету, амбициям с первой, потому что в ней нет ничего привлекательного; или брак с большой симпатией, которая очень вероятно может возникнуть со второй, так как она настолько же хороша, насколько и очаровательна во всех отношениях.
Но, поскольку я знаю, что поскольку ты не можешь свободно распоряжаться собой, ни первый, ни второй брак не могут тебе подойти, и если бы я был способен забыть об этом, Фанни будет там, чтобы тебе об этом напомнить, имея права, оценить которые может только один человек на свете, кроме тебя.
Из этого ты видишь, что, в резонансе принятых с Небесами договоренностей, мне невозможно сказать тебе: да, есть способ получить один из 4 постов, о которых ты мне говоришь.
Соответственно, ты меня спросишь, есть ли возможность найти для тебя (так, как я тебе сообщил 5 страниц назад) на дипломатическом поприще ситуацию, совместимую с твоим состоянием здоровья…».
Вот она: это получить постоянный пост в Париже, но не связанный с журналистикой, что недостойно тебя (как единственный мотив остаться постоянно там, где ты сейчас), но должность очень полезного и активного корреспондента была бы интересной, ты был в ведении Министерства иностранных дел и, как следствие, это всегда позволит тебе иметь дипломатическую карьеру и, наконец, приведет тебя, по истечении времени, установленного заведенной практикой продвижения по карьерной лестнице, к возможности претендовать, как и любой способный человек, на то, чтобы занять одно из 4 вышеуказанных мест.
Тогда корреспондентом чего можно быть? — спросишь ты меня, – Департамента по проблемам Азии нашего Министерства иностранных дел в Париже, с учетом всех ресурсов и услуг. Твое состояние и интеллигентное обращение обеспечат то, что ты сможешь представить в указанный Департамент в рамках востоковедения информацию об этом центре просвещения!
И именно эта идея случайно пришла мне неожиданно при первичном обсуждении, которое я имел совсем недавно с его Превосходительством господином Львом Семавиным, честным и отличным молодым человеком, который ранее был моим коллегой в Департаменте по проблемам Азии, и сегодня он его директор, из-за смерти Родофиникина.
Вот что произошло: господин Семавин говорил мне о своем проекте опубликовать Большой словарь китайского языка с переводом на русский, французский языки и латынь силами нашего великого и знаменитого китаеведа Отца Гиацинта, который провел значительную часть своей жизни в Пекине и теперь живет здесь.
Он поверил мне, что его останавливает в том, чтобы опубликовать этот важный труд, это недостаточность фондов, предоставленных ad hoc [специально для этих целей] казной. Именно он внушил мне мысль узнать, не будешь ли ты расположен прийти на помощь в опубликовании этого важного труда, уникального для всей Европы, и настолько выгодной в плане результатов, с учетом того, что у нас все больше связей с Поднебесной, имеющих колоссальное значение.
Как только у меня возникла эта идея, прежде я ему предложил задействовать тебя и сотрудничать в нескольких вопросах, а именно: чтобы ты детально пообщался по этому вопросу с самым уважаемым китаеведом Франции, господином Жульеном, и еще одним — господином Потье, который сейчас публикует труды философа Конфуция, отпечатанные у братьев Дидо (улица Якоба), с господином Марселланом — старшим, который из стали выгравировал очень красивые стальные съемные литеры китайских иероглифов, которые, если тебе покажется уместным, ты можешь приобрести, чтобы сделать чудесный подарок Департаменту по проблемам Азии Министерства иностранных дел; одним словом, ты будешь вовлечен в сотрудничество во всех видах, которые тебе укажут, в этой значимой и полезной китаеведческой работе
Семавин обдумал все эти предложения, которые я озвучил ему, по мере того, как он с большой страстью озвучивал свои и заверил меня, что взамен он сделает многое, чтобы получить для тебя орден Святого Владимира на шею; потом, когда он мне говорил, как было бы полезно заинтересовать тебя в публикациях того же рода на других языках, таких, как тибетский, татарский, манчжурский, и так далее, и так далее, мне пришла в голову идея заметить ему, что в этом я вижу твое будущее в виде постоянных занятий в Париже на наибольшее благо Департамента по проблемам Азии, будет более уместным уже назначить тебя для этих целей корреспондентом Министерства иностранных дел в Париже.
Он с такой же живостью принял эту идею, что и предыдущие, и даже позволил написать тебе по этому вопросу, после того, как позднее у него со мной будет более обстоятельная беседа по этим вопросам. До настоящего времени встретиться со мной ему мешали многочисленные занятия. Я об этом совсем не сожалею, поскольку до нашей встречи у меня будет время, пока он вырвет может быть секунду (которую я даже прямо хочу задержать), чтобы получить твой ответ, мой дорогой Анатолий, на все, что я здесь изложил нового в этом отношении.
Я не знаю, что ты мне на все это ответишь, что же касается меня, который занимается тобой с большей заботой, из-за настоящего интереса, который совпадает с моим, потому что это нужда моего сердца, я тебя заверяю, что я увидел в этой возможности для тебя занять место корреспондента Департамента по проблемам Азии в Париже, в качеству лучшего, если не сказать единственного средства обеспечить себя приятным и независимым статусом на дипломатическом поприще, положение, которое обеспечит тебе преимущество следовать установленной иерархии продвижения по службе до того времени, как ты достаточно продвинешься в этой иерархии, чтобы претендовать на одно из пяти мест, указанных в конце 2 листа.
Итак, если ты мне ответишь, что этот пост корреспондента в Париже Министерства иностранных дел при Департаменте по проблемам Азии, которое является одним из самых важных подразделений Министерства с учетом нашего географического и политического положения, если, сказал я себе, ты мне ответишь, что это положение, во всем достойное тебя и настолько выгодное для тебя по мне, подойдет тебе, тут же я снова встречусь с Семавиным, я все детально обсужу с ним, чтобы подготовить для тебя оригинал официального документа, который тебе нужно будет только откопировать с изменениями, которые ты сочтешь подходящими, которые ты подпишешь и направишь Семавину и он передаст документ вице-канцлеру, и он с опорой на свою власть и доверие, добьется приведения этого решения в исполнение, заручившись одобрением его Высочества Императора.
Исходя из предположения, что такая договоренность получит одобрение, как твое, так и Вице-канцлера, и наконец санкцию суверена, очевидно, что ты все время будешь оставаться при Министерстве иностранных дел не в бессрочном отпуске, но на очень деятельной и полезной работе, ясно, скажу я, что ты сможешь справляться и с любой официальной деятельностью, такой, как твои публикации во французской прессе, чтобы там рассказывать о России, но также ничего тебе не помешает, если ты сочтешь это уместным, продолжить эти занятия как дополнительные и также регулярно или не столь регулярно, как ты захочешь. –
Я еще должен добавить, что я очень настаиваю на том, чтобы ты стал корреспондентом Министерства иностранных дел по другим причинам, а именно: что его Высочество не раз очень сильно и не допускающем альтернатив образом высказался по поводу всех молодых людей в дипломатии, объявив, что ему известна их лень. По мне (и ты разделишь мою точку зрения, я в этом уверен), он безусловно прав. Действительно, тебе стоит только увидеть всех тех, кто не только атташе, но и даже секретари в посольствах или миссиях
Что они делают? Они встают в 11 часов, с полудня до 2-3 часов они копируют депеши; потом они прогуливаются; после ужина они идут на спектакль, на бал, на игру, к девочкам, и так далее. Редко в высоких кругах, где есть договоренности со влиятельными людьми в политике страны, где расположена миссия, для них есть предмет, который может вызвать у них умеренное любопытство; и на следующий день они снова начнут вести тот же бестолковый образ жизни, фривольный и со злоупотреблениями.
Соответственно, Император прав, говоря таким образом, потому что это здесь в порядке вещей. Отсюда у него идефикс, что все молодые люди из семей на дипломатическом поприще, не делают ничего.
Я нахожу, что если его Высочество прав, говоря это, он не прав, не добавляя: но я хочу, чтобы они не были больше лентяями, или простыми копировальщиками, и для этого я приказываю, чтобы молодые люди, все копировальщики (потому что такие нужны, чтобы мне отправлять откопированные депеши и деловые письма министерств), я хочу, чтобы эти молодые люди, помимо прочего, обретали специализацию по их или моему выбору каждый стали полезными корреспондентами на различных поприщах государственной службы.
Таким образом, например, я требую, чтобы первый секретарь, помимо ремесла копировальщика, был корреспондентом по финансовым вопросам вместо этого пустого человека Мейендорфа, 2 секретаря, который, кроме своего ремесла копировальщика, является корреспондентом по вопросам всеобщего образования и внутренних дел, вместо поэта Мещерского, 3 секретаря, который, кроме своего ремесла копировальщика стал корреспондентом по вопросам военной организации страны, где расположена миссия и так далее, и тому подобное, и таким образом в конце концов, оказывают услуги не только молодые, но и старые секретари посольства и нет грустного разочарования или грустной комедии, которые часто навевают мне слова одного писателя, который говорил, что в Риме авгуры [член почётной римской жреческой коллегии, выполнявший официальные государственные гадания (главным образом ауспиции) для предсказания исхода тех или иных мероприятий по ряду природных признаков, поведению, полёту и крикам птиц (само слово происходит от лат. avis — «птица», и gero — «вести себя, поступать»)] не должны были иметь возможность встречаться и видеться, не смеясь друг над другом!
Но, наконец, если Суверен неправ, не добавляя все это, и, как следствие, не давая распоряжения своему Министерству иностранных дел, не менее верно, что с узкой точки зрения он прав, говоря, что молодые люди из семей, работающих на миссии, только лентяи.
Этот идефикс, который, я тебе повторяю, у него сложился и он его выразил, обязав меня оставить Министерство иностранных дел и перейти в Министерство всеобщего образования.
В конце концов, он это продемонстрировал, спросив у госпожи Смирновой, где служил ее муж? — В Министерстве иностранных дел. — О! О! О! Соответственно, он лентяй, почему же он не поступит на службу в одном из ведомств внутри России.
Я могу только умножить число фактов, которые все подтверждают эту идефикс Императора, если бы я не боялся, дорогой друг, злоупотребить твоей долгоиграющей дружбой, так же, как и самому быть придавленным весом настолько же мало логичными (но происходящими в действительности), что это будет скучно.
Очевидно, что с учетом статуса действительного корреспондента, который я тебе предлагаю, эта идефикс лентяя больше не будет иметь места, хотя ты остаешься молодым работником в ведении Министерства иностранных дел, потому что твоя задача будет четко определена изначально, и что впрочем, полученные результаты не позволят ни на мгновение поставить под сомнение действительную пользу, которую ты приносишь.
Я еще добавлю аргумент в пользу принятия тобой подобного поста; в рамках дипломатии он подходит тебе больше, чем какой-либо еще, из-за твоего живого, не очень стойкого независимого характера, так, что ты сам пишешь в письме от 6 декабря № 54: «У меня нет расположенности к пассивному послушанию, и этого уже чересчур в некоторых моментах, когда у тебя в руководителях посол и еще тем более, когда это Министр иностранных дел»!!!!
Тем не менее, много очень уважаемых людей вынуждены по соображениям разумности довольствоваться подобными постами, и заслуживают на них почет, я тебя заверяю!
Наконец, как бы то ни было, пост корреспондента Министра иностранных дел Департамента по проблемам Азии в Париже мог бы по мне принести пользу еще и в том, что хорошо подходит к характеру моего друга Анатолия, потому что таким образом у него не будет другого главы, кроме него самого!
Другими словами, только у тебя будет дипломатическая миссия, очень почетная, независимая, полезная и также постоянная в отношении времени и мест, как ты пожелаешь, до того, что ты посчитаешь, что пришло подходящее время для того, чтобы претендовать на место в Министерстве или поверенного в делах, таким образом, для тебя там будет вакансия/договоренность, да будет так!
В случае, если все, что я для тебя изложил, получит твое одобрение, в случае, когда ты сможешь получить новый пост, о котором я говорил тебе, до или после твоего прибытия сюда, я тебе не советую тут же оставлять твое официальное занятие в виде публикаций в прессе, поскольку я всегда в этом вижу для тебя средство больше расположить в твою пользу нескольких персон, которые сами возьмут на себя обеспечить получение тобой этого нового поста корреспондента, потому что я позабочусь о том, чтобы дать им понять, чтобы пост был тебе предоставлен, потому что твои официальные занятия сами по себе недостойны тебя как достаточный мотив для того, чтобы узаконить твое поселение в Париже на постоянной основе, и что лучший способ обеспечить себя преимуществами, которые следуют из твоих текущих официальных занятий, это обеспечить себе их доверие на новом посту, о котором я тебя так долго держал в курсе.
Вот, что мне кажется не только достаточным и полным ответом на твое письмо от 6 декабря (№ 54), но даже более из того, что ты желаешь, говоря мне: «… Наши предположения не продержались долго, мой дорогой Григорий, до той степени, чтобы определить предмет моих будущих просьб [то есть время твоего прибытия сюда весной] и однако у нас есть время, чтобы проконсультироваться по этому важному вопросу».
Из всего изложенного ранее я себя поздравляю с тем, что могу сказать, что мне кажется, что если ты хочешь, ты сможешь даже до твоего прибытия сюда, по получении этого письма уже сформировать для себя последствия твоих просьб!
Только прозвенели 4, 5 часа утра и нужно, чтобы в полдень мои письма были во французском посольстве! Как раз самое время, чтобы я продолжил свой ответ на твое такое интересное письмо от 15/29 сентября.
Я не упущу возможности уведомить графа Бенкендорфа о том, что ты мне сказал о работах, которые, как ты предчувствуешь, возможно тебе закажут со стороны Дебатов чтобы заработать средства на будущее.
Я ему также скажу о срочной необходимости сделать заметку о господине Умбере, очень полезном члене российского альянса, в соответствии с тем, что ты мне об этом сообщил, в журнале Пресса. Я тебе позднее сообщу, что граф думает по поводу двух этих вопросов.
Я порекомендую твоей Счетной палате продлить абонемент на вышеуказанные российские журналы и в связи с ней я продолжу отправлять тебе номера этих журналов по всем возможным случаям, которые только представятся.
Я займусь тем, чтобы каждый раз, как у меня будет возможность, наделять тебя официальными и оригинальными документами, которые появятся позднее и на мой взгляд заслужат твоего внимания. Всегда есть приличное количество таких официальных распоряжений главам журналов со стороны Министерства внутренних дел и всеобщего образования, и именно Строев укажет тебе, какие из них особенно должны тебя заинтересовать.
Господин де Сперанский был настолько болен, что скончался, я ждал, что он сможет полностью оправиться от своего желания до того, что я смогу передать ему твое сообщение. Однако будь уверен, что я не упущу подходящего момента, когда он придет, и как только у меня будет нужная встреча, я тебе об этом сообщу.
В отношении скончавшегося или точнее смерти я тебя заверяю, что я не мог прочитать, не растрогавшись несколько распоряжение относительно некоторых выживших бедного Мак-Ивор. Очень хочется, чтобы тот, кто придет ему на замену, помог тебе забыть его.
Я подтверждаю, дорогой друг, что направил твои письма по почте в конверте графа Бенкендорфа, но ты не рассердишься, мой дорогой и добрый Анатолий, если я, бедный малый, да еще и в настоящее время глава семьи, который не имеет ничего лишнего для собственных удовольствий, скажу я, попрошу тебя, помимо прочего, направлять твои частые и всегда приятные объемные послания через кассу твоей Счетной палаты? Разве моя ошибка в том, что я не богат, а отправка писем почтой такая дорогая?
Позавчера сюда приехал Чивилотти, спасибо, что ты напомнил ему о поручениях моей жены, они все были выполнены, я тебя также прошу поблагодарить от моего имени госпожу Октав за ее содействие в выборе темно-коричневого сатина единым полотном для Марии, которая его нашла очень хорошим. Напомни мне о сувенире для нее и Октава.
Я действительно не знаю, откуда ты мог взять, что Вормспир воспользовался отменой монет из платины в Совете, об этом упразднении никогда речь не шла. И потом, я все же заверял тебя (к счастью для тебя), но к несчастью для страны, что предложения этого бедного Вормспира всегда принимаются большинством совета и его Высочеством, но никогда не исполняются министрами!
Я перехожу к твоему письму от 5 декабря (№ 52). Аплодирую твоему желанию каждую неделю подавать что-либо в Дебаты и раз в месяц в какой-либо журнал.
Сообщая мне о прибытии Строева ты мне говоришь, что мне не нужно было напоминать тебе выдержки из твоей просьбы, чтобы подтвердить все мое вытекающее из чувства дружбы старание, которое я применил, чтобы оказать тебе эту услугу, как в этом случае, так и любом другом.
Именно в этих целях я так и поступил, но чтобы предупредить тебя, что Строев не освоил ни торговлю, ни промышленность, ни бухгалтерское дело, не стоит ждать от него услуги подобного рода в твоей частной переписке по этим вопросам с твоим восхищением, тем более, что даже положения твоего запроса не были изначально уточненными. В конце концов я всегда понимал, как ты и он, что ты ожидал от него исключительных и личных услуг особенно по вопросам общественной значимости в отношении публикаций.
Учебники для залов-приютов будут переданы Черткову.
Мой папа представил Императору три тома об Истории Наполеона, написанных Раффе. Его Высочество, как мне показалось, был доволен.
Он подарил Императрице провод для мегафона. Его Высочество его дал моему отцу, уже получив один от графа Чернышова, который ему отправил старый ван дер Спинк, который, по мне, лучше бы попросил своих друзей усовершенствовать это изобретение, особенно когда речь идет о том, чтобы проявить усердие в плане бюрократии при отправке нескольких пакетов. Я ему буду беспрерывно направлять чай, чтобы принимать его для хорошего состояния здоровья, не забывая однако также направлять ему со стороны моего отца все пакеты, которые он получил и которые были адресованы на его имя.
Я рекомендовал бы тому, кто в этом уполномочен, заслуженного мастера поэта Черкеса.
Вот что было отвечено на твое письмо от 5 октября № 52. Здесь должен был мой ответ на твое письмо от 6 октября № 54, но, как ты знаешь, из-за того, что вопросы совпадают с тем, что было в письме от 15/27 сентября я уже на него ответил, посвятив существенную часть этого письма.
Соответственно, с чистой совестью я могу перейти к твоему письму № 55, также от 6 октября.
Все, что ты мне там говоришь о бедном Сан Алегонде и его семьи, поверженной горем, получило ответ на первых трех страницах этого письма.
Я сам доставлю статью Умбера моему отчиму, я поговорю с ним об Умбере и потом поставлю тебя в известность о его мнении об этой статье, как и о других, приведенных выше.
Я перечитаю все это объемное письмо до того, как запечатать его. До свидания, дорогой и отличный друг, обними от меня Фанни также, нежно, как и я обнимаю тебя мысленно. Очень преданный тебе,
Григорий.
Пожалуйста, переверните
Очень конфиденциально
P.S. Вот канкан, о котором мне очень, очень больно докладывать тебе, потому что это уже второй, о котором мне нужно тебе докладывать, поскольку он от твоей семьи Строгановых. Я узнал об этом от мамы: она этим утром услышала, как сказали графине Нейелрод [крупнейшая интригантка скажем за скобками], и ты должен прийти к выводу, что я не знаю о договоренности с твоим братом о подобной продаже с твоей стороны имущества Павлу. Моя мать на это выразило свое удивление и неверие госпоже Вице-Канцлерше, которая ее заверила, что она узнала об этих деталях от Алексея Строганова.
Правда или ложь, мне кажется, что в любом случае господин Алексис никогда об этом не говорил кому бы то ни было на свете, и тем более такой отвратительной интригантке, как госпожа Вице-Канцлерша, которая в силу вхожести в высокие круги везде подбрасывает дров.
В любом случае я уведомляю тебя об этом, чтобы ты был осторожен, дорогой друг; но я прошу тебя не настраиваться против неосторожного автора этого канкана, прежде всего, поскольку чтобы ни я, ни мама, не можем фигурировать в возне подобного рода, и потом, если я увижу, что ты можешь быть уравновешенным, я вынужден буду болезненно умалчивать, что будет необходимо, когда снова такое же повторится.